Какая чушь…

Конечно, Джулс знал, что его отец ошибся. Цезарь не мог быть в этом паркинге. Тем более без своей коляски.

Однако, когда наконец пошли гудки, Джулс пережил практически внетелесный опыт. Потому что звенело не только в телефоне у его уха. Одновременно с первым гудком снова раздалась музыка, которая уже испугала его несколько минут назад.

Классическая музыка.

Печальные, меланхоличные, минорные аккорды.

Шопен?

Джулс мгновенно перенесся в тот момент ужаса, когда в день трагедии на Принцрегентенштрассе он хотел пробежать мимо полицейского в собственную квартиру. Подгоняемый осознанием, что его ждет жуткое открытие. Примерно так же Джулс почувствовал себя, когда понял, что источник фортепианной мелодии находился всего в нескольких метрах от него.

Джулс поморгал, потер глаза и с удовольствием надолго бы их закрыл. Теперь он вспомнил название этого произведения: Прелюдия № 4.

Цезарь так сильно любил ее, что поставил рингтоном на телефон сто лет назад.

Джулс посмотрел на свой дисплей, еще раз проверил номер, который набрал, но на экране действительно стояло ЦЕЗАРЬ (Магнус Кайзер). И на этот раз не могло быть сомнений, откуда раздавался звонок.

Дальше по коридору, несколько шагов в сторону детской. Он шел медленно, осторожно переставляя ноги, словно пытался не поскользнуться на льду.

Это невозможно. Этого не может быть.

Мелодия становилась громче, чем ближе Джулс подходил к входной двери. Дойдя до нее, он на мгновение замер, потом вставил ключ в замок и открыл входную дверь. Обычно одно это движение активировало датчики на лестничной клетке, но даже когда Джулс переступил через порог, пузатый потолочный светильник, обычно погружавший подъезд в серно-желтый свет, не загорелся.

Темнота усилила пугающее впечатление, которое произвела на Джулса фотография на дисплее.

Она была сделана два года назад, на Олимпийском стадионе, когда клуб «Герта» играл против «РБ Лейпциг». Джулс провокационно надел шарф футбольного клуба «Унион Берлин» и, как и Цезарь, с пивом в руке что-то кричал команде или судье. Сейчас, когда Джулс вспомнил, что этот снимок сделала Даяна, у него разрывалось сердце от того, что Цезарь выбрал именно его для входящих звонков от своего лучшего друга.

Но действительно ли мы лучшие друзья?

Джулс оборвал звонок, и сотовый на коврике перед входной дверью тут же замолк. Шопен стих, дисплей потемнел, и фотография обоих друзей на футболе исчезла. Вместе с надеждой, что для этого всего было какое-то безобидное объяснение, которое Джулс должен был найти.

– Цезарь? – крикнул он вглубь подъезда. Еще больше, чем найденному сотовому, он удивился тому, что не услышал звука старого лифта: его обитая латунью дверь щелкала на весь дом, как кнут, когда ее открывали.

«Он не первый, кто притворятся инвалидом-колясочником. Ты даже не представляешь, скольких таких мошенников, пытавшихся обмануть страховую, я вывел на чистую воду».

Мысль об ужасном утверждении отца напомнила ему, что тот все еще висел на линии.

– Ты еще там? – спросил он, вернувшись к его звонку, и с телефоном Цезаря в руке пошел в квартиру. Он попытался снять блокировку, чтобы проверить, когда им пользовались в последний раз, но на мобильном была установлена функция распознавания лица.

– Дай угадаю, он не подошел, – сказал его отец.

– Хуже, – ответил Джулс.

Имея в виду не тот факт, что он нашел сотовый своего лучшего друга перед входной дверью. И не вопрос – как и, прежде всего, почему Цезарь бесшумно подложил его туда. Его ответ касался кладовки, ручку которой он вырвал, потому что дверь заклинило.

Или она была заперта?

Сейчас дверь стояла открытой.

Клара

«Нет означает да».

Вероятно, самый подлый ответ мужчин на вопрос, почему они продолжали, хотя их партнерша просила остановиться.

«Пожалуйста, ты делаешь мне больно».

«Прекрати».

«Я этого не хочу!»

Клара знала, что через несколько секунд, как только к ней придет «покупатель», эти слова не будут иметь никакого значения. Аукцион Мартина, по ощущениям, не продлился даже десяти минут, и теперь от эвакуационного выхода к ее машине медленными шагами направлялся высокий мужчина. Еще несколько секунд – и широкоплечий парень с походкой подвыпившего моряка «использует» ее и будет слышать только то, что хочет слышать:

«Да».

«Продолжай!»

«Сильнее!»

Как-то одна из ее коллег на обеде посмеялась над «жадными до денег курицами», которые годами ждали, чтобы заявить об изнасиловании, – в основном когда появлялся шанс получить деньги, потому что «мнимый преступник» стал известной и уважаемой личностью. Кларе стало так плохо, что ее стошнило сэндвичем в туалете врачебной практики. Она не могла рассказать этой коллеге о том, что знала из собственного опыта, какой грязной чувствуешь себя, когда сперма вытекает из разорванной вагины в окровавленные трусики. Что хочется год стоять в душе под кипятком, чтобы с тебя слезла вся кожа, вместо того чтобы сразу после изнасилования его документировал какой-то незнакомец; что показания записывают в основном мужчины, а даже прикосновение женских рук к поруганному телу для осмотра и сбора доказательств невыносимо. Для процесса, построенном на одних лишь опровергающих друг друга показаниях; в котором противная сторона будет пытаться выставить тебя шлюхой (существуют даже видео, где она позволяет другим парням выпороть себя), и в итоге мужчина – если тебе сильно, очень сильно повезет – выйдет из здания суда с условным сроком, а ты всю жизнь будешь носить в себе этот стыд.

Клара покачала головой и заплакала.

Нет, она и сегодня ничего не скажет. Даже если этот парень, который, несмотря на холодную ночь, был одет в одну лишь белую футболку с длинными рукавами и черные джинсы, переломает ей все кости.

Клара снова нажала на кнопку внутренней блокировки дверей, хотя знала, что это бессмысленно, потому что Мартин предусмотрительно открыл багажник, чтобы «покупатель» мог без проблем проникнуть в машину.

«Игрок» (как называли себя участники этих извращенных вечеров) выполнил свою часть сделки. Деньги должны были быть уже списаны с его счета, таковы правила. Он перечислил Мартину оплату за «раба», и это означало, что мог делать с ней что захочет, ей придется все терпеть. Весьма вероятно, что это мужское отродье думало, как и Мартин, что женщины хотят этого. И что это его право, в конце концов, он ведь заплатил.

Нет означает да.

Тем более если речь идет о замужней женщине, которая должна слушаться своего мужа. Как аргументировал один высокопоставленный политик в бундестаге, почему изнасилования в браке должны оставаться без наказания: «В супружеской жизни нужно преодолевать в том числе отсутствие желания у партнера. Супруг и не думает совершать преступление – просто некоторые мужчины более грубые».

О да, это так.

Мартин наверняка выбрал для меня особенно «грубый» экземпляр, – подумала Клара и в бессознательном рефлексе задержала дыхание, когда мужчина остановился в пяти метрах перед автомобилем и уставился на нее, как хищник на жертву. Она вот-вот была готова закричать. Одна лишь мысль о том, что ей предстоит – беспомощно прикованной наручником к поручню, – вызывала у нее физическую боль.

У меня есть еще один шанс, – подумала она. – Самый последний шанс. Клара наклонилась в сторону, вытянула прикованную руку, насколько это было возможно, и попыталась левой дотянуться до водительской двери, точнее, до бокового отделения, куда Мартин до этого положил пистолет Хендрика, – и забыл!!!

– Идиот, – громко произнесла она, и каждое ругательство, во время которого у нее перед глазами вставал муж, придавало ей сил. Эта тупая сволочь действительно вышла из машины, не забрав с собой оружие!