«…если ты рассказала мне правду по основным моментам…»

Эмма почувствовала еще более сильную усталость, чем когда принимала диазепам.

— О чем ты говоришь?

— Этим женщинам сбрили волосы, их убили, но… — Конрад ткнул пальцем во все фотографии по очереди, затем продолжил, интонационно подчеркивая каждое слово: — Но! эти! женщины! не! были! изнасилованы!

Тишина. Не полная — из-за постоянного шелеста газового камина, — но спокойствие, последовавшее за тирадой Конрада, все равно угнетало.

Эмма хотела что-нибудь сказать. Чувствовала, что глубоко внутри ее покоятся слова, которые она должна сейчас сложить в осмысленное логичное предложение, но, кроме «Ты лжешь», у нее ничего не получилось.

— Я лгу? — переспросил Конрад. — Ни одна судебно-медицинская экспертиза не подтвердила насильственный половой акт. Ни у одной из жертв.

— Но в новостях…

Конрад перебил ее:

— Забудь про новости. Самая первая газета, которая напечатала ложную информацию огромными буквами на целом развороте, солгала, чтобы поднять тираж. А все остальные, быстро состряпанные новостные ленты, твиты, посты и интернет-сообщения — которые уже никто не проверял и которые тем сильнее убеждали людей, чем громче трубили неправду, — вот они и распространили эту ложь. Затем последовали серьезные журналы, еженедельные газеты и телеканалы. Они тоже лгали, но уже по просьбе следователей.

— Но… но почему?

— Зачем информацию скрывают от общественности? — Конрад сам же и ответил на свой вопрос: — Тебе-то не нужно объяснять, какие проблемы возникают у полиции с психически больными типами, которые чванятся сенсационными преступлениями других.

«С патологическими лгунами».

— Поэтому определенная информация о преступнике не распространяется в СМИ. Чтобы суметь проверить признания на достоверность.

Конрад сделал паузу, чтобы придать словам больше значимости.

— Обычно этим методом исключают преступников-подражателей. Реже подражателей-жертв.

Он встал. Пересек свой кабинет, как зал суда, заложив руки за спину.

— Ты представляешь, сколько женщин, самостоятельно обрезавших себе волосы, позвонили на горячую линию? Женщины, которые говорили, что их изнасиловали, но они смогли спастись?

— Я не такая, — сказала Эмма и сделала ошибку, проведя рукой по волосам, что она делала десятилетиями, когда нервничала.

— Я говорил с прокурором. Знаешь, что он думает? Что ты хотела привязать к себе Филиппа из-за твоих проблем с деньгами. Он хотел бросить тебя, поэтому ты наврала ему, что беременна. А так как эту ложь невозможно рассказывать вечно, ты выдумала изнасилование, чтобы объяснить потерю ребенка. В то же время ты хотела сочувствия из-за твоей психической травмы. Но когда заметила, что это не работает и удержать его не получается, ты убила его и стала единственной наследницей.

— Конрад, ты… как… как ты вообще можешь рассматривать такое, меня… то есть. Я же знаю, что произошло. Я ведь не сумасшедшая.

— Нет?

«Нет? Он правда это сейчас спросил?»

Конрад сделал к ней несколько шагов и теперь снова стоял так близко, что Эмме было достаточно поднять руку, чтобы погладить его ухоженную бороду.

— Не надо, — воспротивилась Эмма, когда почувствовала, что Конрад хочет прикоснуться к ней. — Уйди! — запротестовала она, но не энергично, скорее для проформы. И не отвела его ладонь, когда он взял ее за руку.

— Тебя изнасиловали морально, — нежно прошептал он. — Но не физически.

— Да нет же, меня… — Она закрыла глаза. — Меня изнасиловали, а ты прекрати играть Адвоката Дьявола, иначе…

— ЭММА!

Конрад так громко выкрикнул ее имя, что она вздрогнула.

— Открой глаза и послушай меня. Сейчас дело не в тактике ведения допроса. Я говорю с тобой не как адвокат, а как друг. — Он сделал глубокий вдох. — Твой муж надругался над тобой. Но только над душой. Не над твоим телом. И не над телами других жертв.

Эмма застонала.

Нет, нет, это невозможно.

— Филипп не Парикмахер?

— Нет.

Глаза Конрада излучали печальную уверенность. Эмма отвернулась от него. Она не могла вынести этого взгляда, который говорил ей, что Паландт и ее муж — два невинных человека, которых она убила в один день.

— Но тогда кто это был?

Все тело Эммы зудело. Ей так хотелось почесать руки, ноги, живот. А еще лучше — снять с себя всю кожу, в которой она больше не хотела находиться.

— Кто убил женщин, если не Филипп? — повторил ее вопрос Конрад. — Подумай, Эмма, — сказал он, встал и собрал с журнального столика фотографии убитых женщин. Расположил их веером в руках. — Посмотри на все эти жертвы, и ты увидишь связь между ними.

Неохотно она перевела взгляд на снимки.

«Да, они похожи на меня. У них такие же волосы, как когда-то были у меня».

— Они вписываются в модель Филиппа «хищник-жертва».

— Совершенно верно, Эмма, — согласился с ней Конрад. — Но, в отличие от тебя, они проститутки. Твой муж изменял тебе. С каждой из них.

Конрад потряс веером из снимков в руке.

— И эта неверность и есть мотив. Она указывает нам путь к убийце.

У Эммы перехватило дыхание. Она закашлялась, чтобы высвободить застрявший в трахее воздух.

— Что ты сейчас сказал?

— Подумай, Эмма. Кто был так близок Филиппу, что мог узнать о его любовных похождениях? Кто был одновременно настолько обижен и настолько умен, чтобы вынашивать план мести, который был направлен на то, чтобы лишать женщин, с которыми спал Филипп, того, что и пробуждало в нем похоть?

Их волос.

— Ты с ума сошел, — запротестовала Эмма. — Видимо, ты совсем потерял рассудок. Ты серьезно считаешь, что все эти женщины…

— …твои соперницы!

«…были убиты мной?»

Она не смогла произнести это вслух.

— Поставь себя на его место, Эмма. Филипп знает, что Парикмахер охотится за женщинами, с которыми у него сексуальные связи. Преступник глумится над ним, посылая посылки с трофеями ему домой, как будто хочет сказать: «Посмотри, что я делаю с женщинами, с которыми ты спишь». Если бы твой муж сообщил об этом и передал следователям улики, стало бы известно, что он тебе изменяет. Он этого не хотел. Значит, он должен был заняться этим сам. Он изучает в своей лаборатории улики, начинает собственное расследование, не догадываясь, что Парикмахера нужно искать в своем ближнем круге. Он знает, что изнасилований не было, но делает ошибку и ищет мужчину. Хотя каждый ребенок знает, кто в качестве оружия выбирает яд, которым были отравлены проститутки.

«Это женское оружие. Оружие слабого пола».

Эмма заложила руки за голову. Рваная рана, за которую она должна благодарить Паландта, болела, пульсировала и зудела, но Эмма подавила желание почесать лоб.

— А тогда зачем он показал мне эти фотографии в подвале? И прикинулся, как будто никаких волос не существует? Он пытался свести меня с ума?

Конрад кивнул.

— Признаться, это особенно обеспокоило меня, когда я готовился к нашему разговору. И будет нелегко убедить суд, что Филипп использовал твое душевное состояние в собственных целях.

— В каких целях?

— Полагаю, он хотел добиться ограничения твоей дееспособности.

— Чтобы стать моим опекуном?

— Говоря простыми словами — да.

— Но это же бессмысленно, — запротестовала Эмма. — У Филиппа были деньги, у меня нет.

— Именно поэтому, — ответил Конрад. — Твой муж владел состоянием, а так как брачного договора не было, в случае развода он потерял бы половину. Если только не получил бы полный доступ к деньгам, как твой опекун, пока ты лежишь в специализированном лечебном исправительном учреждении с психиатрическим уклоном.

«Мотив. Измена помогла выявить его. И все-таки…»

— Ладно, ты сказал, это не Филипп убивал женщин. Он их даже не насиловал, а просто спал с ними. И что другой, Парикмахер, сбривал им волосы и посылал трофеи Филиппу, чтобы дать ему понять, что знает о его неверности по отношению ко мне. И ты утверждаешь, что Филипп использовал этот психический шантаж, чтобы уничтожить меня.