Конрад был уязвлен. Заметно уязвлен. Возможно, настолько сильно, что уже никогда не сможет оправиться от этого удара. Но его трансформация произошла слишком быстро, особенно для того, кто всю жизнь тренировался контролировать тело и душу.

«Мы допустили ошибку», — подумал Ротх и услышал эхо собственных мыслей — только с небольшой задержкой во времени и голосом Конрада, потому что тот произнес:

— Но вы допустили ошибку.

Через мгновение пистолет, который адвокат вытащил из потайного ящика под крышкой стола, был уже взведен. Конрад целился доктору Ротху точно между глаз.

— Мой письменный стол. Мой тайник. Моя гарантия жизни, — сказал Конрад. — Вообще-то оружие предусмотрено для рассвирепевших клиентов, процессы которых я проиграл. С такой точки зрения, очень даже подходит.

Адвокат грустно засмеялся и крепче сжал пистолет.

— Я выстрелю, — пригрозил он, и Ротх знал, что тот не шутит.

— Я нажму на спусковой крючок, и тогда вам понадобятся уже не грузчики мебели, а уборщики, которые специализируются на пятнах от мозгов.

— Хорошо, хорошо.

Ротх с поднятыми руками подошел ближе. Это его специализация. Психически травмированные люди в эмоционально критических ситуациях.

— Чего вы хотите?

— Ответов, — сказал Конрад на удивление спокойно и нацелил пистолет в грудь Йорго. Его возбуждение выдавала только пульсирующая сонная артерия на шее. — Почему вы меня подозревали?

Йорго обменялся взглядом с Ротхом, чтобы удостовериться, что может ответить на вопрос откровенно, потом сказал:

— У нас не было ни ДНК, ни улик, ничего. В случае с Парикмахером мы блуждали в потемках. Из профиля преступника, составленного Филиппом, мы знали, что это должен быть «зрелый или пожилой мужчина консервативных взглядов, с высшим образованием и любовью к порядку».

Конрад кивнул и свободной рукой подал Йорго знак продолжать.

— Я знаю Эмму много лет. И не мог себе представить, что она чокнувшаяся подражательница, которая просто хотела внимания своего мужа. Еще меньше, что она способна на беспричинное насилие.

— Это вряд ли, — согласился Конрад. — Скорее Филипп.

Йорго кивнул.

— Но и мой напарник не тот человек, кто может применить физическое насилие по отношению к женщинам.

— Зато способен причинить моральное насилие, — отозвался Конрад.

Йорго немного помедлил, потом снова удостоверился, что может продолжать. Или он правильно истолковывал взгляды Ротха, или же полицейских обучают, что людям, готовым совершить насилие, лучше говорить правду.

— Филипп вел себя подозрительно, в разговорах со мной все чаще сомневался в психическом здоровье своей жены. А когда мы вместе обыскивали Le Zen, мне показалось, что он пытается скорее найти доказательства ее паранойи, чем наоборот. И он ни за что не хотел, чтобы Эмма узнала о межкомнатной двери, хотя это пролило бы бальзам на ее измученную душу. Он также утаил от нее, что мы нашли остатки клеящего вещества на стене — вероятно, от картины, которая закрывала межкомнатный проход.

Йорго пожал плечами:

— Поэтому было логично изучить ближнее окружение Эммы. И вот — профиль подошел, как будто Филипп писал его с вас.

Конрад схватился за шею. Он снова фиксировал Ротха своим взглядом и дулом пистолета.

— А вы? Серый кардинал, стоящий за всем этим, верно?

— Ну, я бы сказал, что мне помог случай. Я тоже участвовал в конгрессе, на котором фрау Штайн делала доклад об экспериментах Розенхана. Вы наверняка не сохранили этого в памяти, но мы с вами пересеклись у гардероба. Позже, когда полиция привлекла меня, я вспомнил о нашей встрече. Полагаю, вы были там не из медицинского интереса, а чтобы подменить в Эмминых вещах ключи от гостиничного номера?

Конрад кивнул в знак согласия и сказал:

— Мой вопрос состоял не в этом. Я хотел знать, вы ли разработали стратегию с этой ловушкой?

Ротх медлил. С одной стороны, Конрад наверняка заметит, если он солжет ему. С другой, у главврача не получится остаться честным и не обидеть адвоката.

После того как полиция официально обратилась к авторитетному эксперту за помощью, он несколько последних недель тщательно изучал психику защитника по уголовным делам. Изучил все имеющиеся видео семинаров и записи публичных выступлений Конрада, какие удалось найти в Сети. Проанализировал его почти педантичный внешний вид, его всегда сдержанную манеру держать себя, нацеленную на максимальный успех, и скоро заметил, что самая большая слабость Конрада одновременно представляет собой отличный шанс для следователей и полиции: его нарциссическое тщеславие.

— Чтобы проверить вас, мы должны были сделать так, чтобы вы почувствовали свою власть, — сказал он. — Вы должны были верить, что держите все нити в своих руках и являетесь главным действующим лицом спектакля, какой обычно устраиваете в суде. Я был вполне уверен, что вы согласитесь на мою идею воссоздать ваш кабинет. Вы ведь сами приложили столько усилий, чтобы полиция не воспринимала фрау Штайн всерьез.

— Значит, все это здесь не ради Эммы, она вас нисколько не интересовала? — Конрад моргнул. Его глаза увлажнились, но было не похоже, чтобы он жалел себя. Действительно, казалось, что и в этот экстремальный момент его гораздо больше волновало благополучие Эммы.

— О, разумеется, в том числе и ради фрау Штайн, — объяснил Ротх. — Воссоздав ваше бюро, мы, как говорится, смогли убить двух зайцев одним выстрелом. После тех ужасных событий Эмма отказывалась от любого общения. Сегодняшняя инсценировка помогла ей раскрыться. А вас уличить в убийствах.

Взгляд Конрада стал жестким. На секунду он снова превратился в адвоката, который ведет перекрестный допрос свидетелей другой стороны.

— Откуда вы это знали? Откуда вы знали, что я возьму с собой ковер?

Ротх мягко покачал головой:

— Я не знал. До того момента, когда вы не позволили Эмме вытереть пятно, мне, честно говоря, и в голову не приходило, что речь может идти об улике. Но затем я увидел на крупном плане, как расширились ваши зрачки. Через секунду вы уже подпрыгнули, почти инстинктивно. Вы ни в коем случае не хотели, чтобы Эмма прикасалась к ковру. Господин Капсалос и я недоумевали: почему? Поэтому мы рассмотрели его повнимательнее и обнаружили волосы, которые Эмма могла бы выдернуть при чистке.

Конрад постучал костяшками свободной руки по столу, как делают студенты, когда аплодируют профессору.

Рука Йорго скользнула к кобуре, что не укрылось от глаз Конрада.

— Это не самая хорошая идея, — лаконично заметил он и так крепко сжал рукоятку пистолета, которым целился полицейскому прямо в сердце, что костяшки пальцев побелели.

В эту секунду за спиной Ротха раздался скрип. Вместе с Йорго он повернулся в сторону выхода из «кабинета», который, однако, вел не в коридор адвокатской конторы, а в раздевалку. Дверь начала открываться.

Так медленно, словно человек, который толкал ее с другой стороны, противостоял сильному встречному ветру.

Или как будто у него не было сил.

— Эмма! — громко крикнул Конрад, словно хотел предупредить ее, но было поздно.

Она уже стояла на пороге, со своими короткими волосами, в белых домашних тапочках на босу ногу, больничной ночнушке, завязанной на спине.

— Что тебе… тут нужно? — вероятно, хотел спросить он, но эти слова потерялись в суматохе, после того как прозвучал выстрел.

Конрад удивленно посмотрел на пистолет в руке. Видимо удивляясь, что же произошло. Опустил руку и в ту же секунду был повален Йорго. Полицейский со взведенным пистолетом перемахнул через стол.

Ротх не следил за неравной борьбой, в которой адвокат, не сопротивляясь, позволил прижать себя к полу и закрутить руки за спину.

Ротх видел только Эмму.

Как она качнулась ему навстречу. Кровь закапала на свежеположенный паркет, превратившись затем в целый поток, который красным липким водопадом изливался на пол. По кожаному креслу прямо туда, где должен был стоять журнальный столик, а сейчас лежал только Энсо-ковер, на который Эмма в конце концов и упала.