– Ты из этих сволочных нью-йоркских адвокатов, которые приехали сюда, чтобы освободить человека, убившего мою дочь! Я не пью с такими, как ты!

– Как хочешь, – сказал Гарри, залпом опрокидывая свой стакан.

– Ты понятия не имеешь, что происходит, – продолжал Фрэнсис. – Может, это и хорошо, что сейчас ты здесь, со мной.

– Я знаю, что теперь вся эта фура превратилась в бомбу, – отозвался Гарри. Он посмотрел вниз и увидел, что между его ногами и ногами Фрэнсиса лежит большой портфель. Наверняка начиненный взрывчаткой, которой самой по себе было недостаточно, чтобы нанести серьезный ущерб, но вполне хватило бы, чтоб пробить цистерну и воспламенить ее содержимое. К чему это способно привести, Гарри не хотелось даже думать.

– Я знаю, что ты можешь активировать устройство у тебя под ногами, нажав на кнопку вызова. А еще я знаю, что оставил свой пистолет в баре, в пиджаке. «Кольт» модели девятьсот одиннадцатого года. Мое бывшее табельное оружие. Сегодня вечером я сделал свой выбор. Я знал, что ты затеваешь, и мог бы всадить тебе пулю в глаз, стоя в холле отеля. Но я этого не сделал. Я пришел сюда с бутылкой и не собираюсь выпить ее в одиночку.

Судя по выражению его лица, Фрэнсис явно не знал, что сказать.

Налив еще, Гарри продолжал:

– Знаешь, я вижу, насколько тебе больно. И очень сожалею о том, что случилось с твоей женой и дочкой. Из того, что я прочитал о твоей дочери, она представляется мне особенным человеком. Хорошим человеком. А это не берется из ниоткуда. Так что я думаю, что и ты хороший человек, и твоя жена тоже была хорошей женщиной. Боль, горе, несправедливость – все это может изменить людей.

Тяжело дыша, Фрэнсис выпалил:

– Вся система направлена против нас! Нас, белых! Я был слишком слеп, чтобы заметить это раньше.

– Ты сам знаешь, что это не так. Люди, которые внушили тебе эту идею, люди, которые подсунули тебе этот портфель, этот телефон, – им на тебя наплевать. Они живут одной только ненавистью. Это все, что у них есть. Я просто не могу поверить, что в вашем доме царила ненависть, когда в нем росла Скайлар. Люди не начинают ненавидеть друг друга с самого начала. Этому учат. И этому учатся. Ты не учил этому свою дочь. Она дружила с Энди, и ей было неважно, какой у него цвет кожи. И для тебя тоже это должно быть неважно.

– Важно то, что он убил ее, а ты помогаешь ему! – бросил Фрэнсис.

Гарри налил себе еще и сказал:

– На днях ты был в суде, и я уверен, что окружной прокурор, газеты и телевидение держали тебя в курсе событий. Теперь ты знаешь, что касательно ночи убийства Скайлар есть целое множество вопросов, на которые прокурор не способен ответить. Скайлар погибла не на той площадке – кто-нибудь обязательно услышал бы шум борьбы. А спину Энди оцарапал Ломакс. Кровь Энди нашли на обрезках его ногтей, а не ногтей Скайлар…

Фрэнсис перебил его:

– Ломакс знал, что Дюбуа виновен. И просто хотел убедиться, что он не выйдет сухим из воды.

Гарри опустил голову:

– Ломакс увидел возможность легко произвести арест. Он не озаботился найти того, кто на самом деле убил Скайлар, – ему был просто нужен кто-то, кого можно было бы осудить. У Ломакса тоже были свои проблемы. Его жена и полный яда человек, который каждый божий день нашептывал ему на ухо. У него была своя собственная боль. А знаешь, люди, которым больно, делают одно из двух. Они либо хотят сделать все возможное, что никто другой не испытывал такой же боли, либо хотят, чтобы абсолютно всем было так же больно, как им. Наверняка ты знаешь, что только у одного из этих вариантов есть будущее. Причиняя боль другим людям, ты навсегда остаешься ее пленником. Ты это знаешь. Вот почему не вылезаешь из этого грузовика. Ты мог бы уйти и взорвать это устройство с расстояния в милю. Но ты-то здесь. Ты хочешь, чтобы все это наконец закончилось. И разве ты не хочешь узнать правду о том, что случилось со Скайлар?

Несколько секунд Фрэнсис смотрел на стакан с бурбоном, стоящий на приборной панели. Затем опять перевел взгляд на телефон у себя в руке.

– Почему я должен тебе верить? – произнес он со слезами на глазах, почти касаясь большим пальцем кнопки вызова.

– Думаю, ты способен распознать, что правда, а что ложь. Многое, связанное с той ночью, не имеет никакого смысла. И не соответствует версии обвинения. Следы на лице у Скайлар оставлены перстнем, какой носят копы. Это не какая-то там выдумка пафосного нью-йоркского законника, это совершенно четкие следы. У нее на коже.

Дыхание у Фрэнсиса стало еще чаще, он крепко зажмурился и ударил кулаком по рулю.

– Все это брехня, ты лжешь мне! – воскликнул Эдвардс, обеими руками хватая телефон.

– Может, и так, а может, и нет. Тебе решать. Меня бы здесь не было, если б я не считал, что ты стоишь того, чтобы тебя спасать. Я бы просто прострелил тебе башку из окна бара. Так что либо ты сейчас берешь этот стакан, выпиваешь со мной, а я рассказываю тебе, что на самом деле произошло с твоей дочерью, либо нажимаешь на эту кнопку. Решай сам.

Как только Гарри дал отбой, я позвонил Кейт и попросил ее по возможности забрать Энди, Патрицию и Гарри и убираться к чертовой матери из отеля. А потом коротко переговорил с Блок, убрал телефон и сорвался с места.

Я был всего минутах в пяти от отеля. Бросив сэндвичи и бутылки с водой, со всех ног помчался обратно в сторону «Лисички».

Рядом со мной притормозил большой внедорожник, и его заднее правое стекло с жужжанием опустилось. Это была Блок.

– Садись! – бросила она.

Я обежал машину с другой стороны и забрался внутрь. На переднем пассажирском сиденье сидел Берлин, а за рулем – какой-то незнакомый мне парень.

– Гарри попытается уговорить Эдвардса успокоиться. Я знаю это, – выдохнул я.

– Зачем ему это делать? – спросил Берлин.

– Потому что он старый и глупый, и он верит в людей.

Я вцепился в заднее сиденье, когда внедорожник с полного хода свернул с Мейн-стрит – шины протестующе взвизгнули, машину сильно накренило влево, и я врезался правым плечом в Блок, вертя головой во все стороны в поисках тягача с цистерной.

Долго высматривать его мне не пришлось.

– Прямо впереди, – подсказал Берлин с переднего сиденья, после чего обратился к водителю: – Не гони, проедь мимо потихоньку, чтобы мы могли взглянуть.

Парень за рулем притормозил, сбрасывая скорость, и мы проехали мимо грузовика. Гарри сидел в кабине рядом с Фрэнсисом и наливал себе выпить.

– Остановите машину! – приказала Блок.

Берлин махнул водителю, чтобы тот продолжал движение.

– Стойте! Эдвардс все еще в кабине. Гарри с ним, – сказала она, потянув за ручку двери. Дверь не открылась. Все двери были заблокированы и управлялись с места водителя.

– Выпустите меня! – крикнула Блок.

Я тоже схватился за внутреннюю ручку и дернул ее на себя. Ничего не произошло.

– Да подождите вы… Андерсон, разворачивайся. Вернись назад и поставь машину так, чтобы мне было видно, что происходит в кабине этого грузовика, – сказал Берлин.

Парень, которого, как я понял, звали Андерсон, вывернул руль, мы опять проехали мимо грузовика – наверное, еще ярдов сто, а затем он поставил машину поперек улицы, полностью перекрыв движение по ней в сторону фуры.

И вытащил из кармана черного пиджака пистолет.

– Не вздумай стрелять, – предупредил Берлин. – Ты можешь пробить цистерну.

– Объедь его справа и выпусти меня! – потребовала Блок.

Она была взвинчена, ее голос звучал намного громче обычного. Я впервые видел Блок в чем-то похожем на панику.

– Успокойтесь, Блок, – сказал Берлин. – Тут без вариантов. Даже если вы зайдете справа и всадите ему две пули в башку, может быть рикошет. Вы рискуете попасть в Гарри, или пуля отскочит от внутренних стенок черепа Эдвардса и проделает дыру в кабине и цистерне.

– Выпустите меня! Я вытащу Эдвардса из кабины, прежде чем уложу его, – настаивала она.