Помогла ей закрыть глаза и открыть рот. Помогла ей подавить рвотный рефлекс, проглотить подступающий к горлу обед и прижаться губами к чему-то, что пахло гноем, кровью и алкоголем и на ощупь напоминало заплесневевшую половую тряпку. Помогла ей игнорировать чувство, которое вызывала в ней скатавшаяся плесневелая борода, и представление о червях, которые кишели в деснах беззубой нижней челюсти, когда язык профессора коснулся ее языка.

Боль, которую она ощутила сразу после этого, стала для нее спасением.

– Ты такая омерзительная скотина! – со смехом закричал Мартин, который за волосы оттащил ее от бездомного. – Ты же трахаешься с любым, у кого есть член, да?

Он плюнул ей в лицо

– Так, а теперь проваливай! – приказал он бездомному.

– Да, но мои деньги… – Профессор умоляюще протянул руку.

Мартин плюнул и в нее.

– Пошел вон, я сказал!

– Пожалуйста, я сделал все, что вы хотели, доктор Вернет.

– Тогда продолжай и выкатывайся из машины.

– Пожалуйста, я…

У Клары на глаза навернулись слезы, покатились по щекам и смешались со слюной на подбородке. Ей следовало бы это знать. Мартин находил удовлетворение не в том, чтобы заставить отчаявшегося человека самому себе вырвать зуб. И он не кончал от того, что заставлял ее целоваться с воняющим мочой и гнилью бомжом. Настоящее наслаждение для него состояло в том, чтобы после унижения убить в своей жертве даже последнюю искорку надежды.

– Проваливай, или я позвоню в полицию и скажу, что ты хотел меня обокрасть.

Он наклонился назад и открыл боковую дверь.

– ВОН! – крикнул он профессору прямо в ухо, и тот смиренно покорился своей судьбе.

Этот крик погнал беднягу к остальным неудачникам. На мороз, на его лежбище из влажных матрасов. Клара смотрела ему вслед, как он, невзирая на свою слабость, даже захлопнул дверь машины. Как взялся за брезент, чтобы снова накрыться им, как одеялом, на ночь, в которой его лишили не только зуба, но, возможно, и последнего человеческого достоинства.

– Ты дьявол, – сказала она Мартину, который завел мотор машины и развернул ее под железнодорожным мостом.

Янник был прав. Мне нужно было убить не себя, а тебя.

– О-о-о, тебе его жалко? Можешь не утруждаться. Тебе тоже никто не поможет.

Он включил поворотник, чтобы за светофором свернуть на Кантштрассе в сторону зоопарка.

– Куда ты меня везешь? – спросила она.

– Меня что, сегодня вообще никто не слушает? И это я тебе уже говорил: я отвезу тебя в загон.

Джулс

«Пожалуйста, подождите! Экстренная служба полиции Берлина. В настоящий момент все диспетчеры заняты. Пожалуйста, оставайтесь на линии. Please hold the line. Police Emergency Call Department. At the moment…»

Джулс раздраженно барабанил пальцами по рабочей поверхности кухонного острова и раздумывал, не положить ли трубку. В это время можно было долго ждать, пока кто-нибудь ответит на звонок 110.

В ночь с субботы на воскресенье у полиции было особенно много работы: настроения в столице были подогреты обильными возлияниями, вандалы под покровом ночи расхаживали по улицам, и во время ночной смены полицейского патруля – при хроническом недостатке кадров – сообщалось о всевозможных беспорядках. Из-за погоды сегодня к эксцессам с туристами наверняка добавились еще многочисленные автомобильные аварии. Для одних только происшествий вблизи Александерплац и Варшавского моста можно было бы выделить отдельную телефонную линию. Поэтому Джулс был счастлив, что вообще дозвонился, потому что, если более тридцати четырех звонивших одновременно набирали номер 110, система зависала.

Целью полиции было сократить время ожидания каждого звонившего до двенадцати секунд. В прошлом году это получилось только на семьдесят пять процентов, да и сейчас пришлось ждать на тридцать секунд дольше, прежде чем автоответчик был прерван по-детски звучащим голосом сотрудницы:

– Экстренная служба Берлинской полиции, доброе утро.

Джулс прогнул спину и сел прямо, чтобы немного напрячь тело, надеясь, что это придаст его усталому голосу больше силы.

– Джулс Таннберг из Шарлоттенбурга, 14057. Речь идет о взломе по адресу Литцензееуфер, 9А, четвертый этаж.

Он услышал клацанье клавиатуры на фоне невнятного бормотания сотрудников на соседних рабочих местах. Типичный саундтрек дежурно-диспетчерской службы.

– Преступник находится в квартире?

Джулс знал по опыту, что сейчас все было в его руках. От того, как он опишет ситуацию, будет зависеть, какой приоритет присвоит молодая сотрудница его случаю. Если, например, он произнесет «огнестрельное оружие», то бригада сразу же приедет по адресу. А если расскажет правду, то ему придется ждать несколько часов, прежде чем патруль наведается к нему. Тем не менее он решил сначала описать все как можно более честно:

– У меня нехорошее чувство, что у нас в квартире кто-то есть. Я его не видел, но признаков того, что моя дочь и я в опасности, становится все больше.

– Каких признаков?

Генератор льда в холодильнике затрещал, что хорошо гармонировало с непрекращающейся метелью за кухонными окнами. Джулс пытался зафиксировать взглядом отдельные снежинки, прежде чем они, освещенные уличным фонарем перед домом, разрывались на стекле и превращали его в кривое зеркало.

– У меня впечатление, что кто-то ковырялся в замке входной двери. К тому же на кухне недостает некоторых предметов. Мне кажется, кто-то открывал кран в ванной и… – Джулс не договорил, испугавшись, что иначе сотрудница отнесет его к категории психов типа «Мой сосед пытается отравить меня газом». Вообще-то он хотел сказать: «…и в моем апельсиновом соке плавают какие-то таблетки. Может, это из-за них у меня носовое кровотечение?»

– Вы с дочерью живете на Литцензееуфер, 9А? – повторила сотрудница.

– Да.

– Сколько ей лет?

– Семь.

– Может ли ваша дочь быть причиной исчезновения предметов? – спросила оператор.

Потому что она лунатик и любит кухонные ножи?

Джулс отвернулся от окна и через открытую кухонную дверь посмотрел в направлении коридора, как делал каждые три минуты. С его места у кухонного острова ему открывался отличный вид. Если в квартире и притаилась какая-то опасность, то она не могла незамеченной проникнуть в детскую комнату. Приоткрытая дверь не сдвинулась ни на миллиметр.

– Нет, она крепко спит.

К сожалению, у нее жар, сегодня она мало что понимает.

Сотрудница полиции перестала печатать.

– Я вас правильно понимаю: вы не видели и не слышали потенциального злоумышленника?

За исключением звяканья связки ключей…

Машинально Джулс пощупал их в кармане брюк и сказал:

– Послушайте, я знаю, что вам это не кажется экстренной ситуацией. Я долгое время находился по другую сторону телефонного провода и работал в службе 112 в Шпандау.

– Ах да? – Голос сотрудницы звучал скептически.

– Да. И поэтому я знаю, что вы сейчас не будете из-за меня срывать бригаду со срочного вызова, но я хотел бы попросить вас внести мой звонок в Т7.

– Понимаю, – сказала она почти убежденно.

И действительно, назвав внутреннее сокращение, он дал понять, что а) правда бывший коллега, разбирающийся в процедуре, и б) хотел, чтобы его вызов был внесен в систему и в случае обострения ситуации ему не пришлось второй раз объяснять все сотруднику и диктовать адрес.

– Будет сделано, господин Таннберг. Еще один вопрос: у вас большая квартира?

В эту секунду он почувствовал холодное дуновение ветра на щеках, и дверь в детскую комнату захлопнулась.

О господи…

Держи он в этот момент в руке стакан, снова выронил бы его, на этот раз от испуга. Где-то должно было открыться окно или дверь, что и привело к сквозняку.

– Около ста сорока квадратных метров в старом доме, – ответил Джулс и поднялся с табурета. – Шесть комнат.

– И вы их все проверили?