Слава богу, кармическая справедливость (в лице Анны) этого не допустила.

Она позвонила в «Рипли Инн» и забронировала номер. Она также спросила, можно ли заказать ужин, но ее собеседница рассмеялась.

– О, нет необходимости. Просто заходите и чувствуйте себя как дома. У нас тут все по-простому.

Другими словами, ее ждут замороженные гамбургеры и пицца без затей. Может, тарелки петрушкой украсят, чтобы выглядело изящнее. Боже, как она ненавидела Вермонт.

Мартин Перселл, в красном пуховике-безрукавке поверх белой рубашки с зеленым льняным галстуком, ждал Анну в вестибюле «Рипли Инн». Она приехала прошлым вечером и между делом, пока хозяин гостиницы регистрировал ее, дала ему знать, а затем – и официантке в ресторане (ресторан оправдал ее опасения), с кем они имеют дело, а с утра не преминула просветить и хозяйку соседней кофейни, где завтракала. В городке Рипли – уже и так умирающем, а теперь еще и с буквально разваливающимся кампусом через дорогу от гостиницы – жизнь едва теплилась, но уже на второй день ее пребывания здесь боˆльшая часть местного населения знала, что к ним пожаловала вдова писателя, когда-то преподававшего в их колледже, что она приехала увидеть эти места, так много значившие для ее мужа, и познакомиться с одним из его бывших студентов. Кроме того, все, с кем она пообщалась, также были в курсе ее проекта по составлению антологии студентов ее покойного мужа – вот уж действительно святая любовь! Анна великодушно представила Перселла хозяину гостиницы, когда тот проходил через вестибюль.

– Ах да, – сказал он. – Из Берлингтона.

– Южного Берлингтона. Я учитель.

– Рады вас видеть, – сказал хозяин гостиницы и пошел по своим делам.

Вскоре они вышли на улицу и, перейдя дорогу, приблизились к воротам бывшего кампуса; табличка с названием колледжа Рипли утратила две последние буквы[371].

– Какой позор, – сказала Анна.

– О, это грустная история. Вся эта часть штата, знаете ли, несколько в упадке.

– Кто-то говорил мне, что ее называют Северо-Восточным королевством, – сказала она. – Не знаете почему?

Он плавно перешел в режим учителя, предсказуемо душный, и прочитал ей лекцию об этом регионе. А далее посвятил в историю собственно колледжа: основание в годы Великой депрессии, экспериментальная и прогрессивная философия, отчаянный переход на очно-заочную форму обучения в 1990-х и далее по нисходящей.

– Кому это теперь принадлежит? – спросила она, глядя на ветшавшие здания и запущенные дорожки.

– Я не уверен. Возможно, штату Вермонт.

Они остановились посреди того, что некогда, вероятно, было четырехугольным двором; во всяком случае, с трех сторон его окружали здания почтенного возраста, а с четвертой темнел лес.

– Помню, у нас тут было барбекю в первый вечер. Стояли столы для пикника. Вон один до сих пор стоит.

Она увидела его рядом с уличным грилем, вмурованным в цементную платформу.

– Наверно, здесь я и познакомился с Джейком. Но чего-то конкретного не припомню. Здесь все были – и преподаватели, и студенты.

– Ну, расскажите, что помните, – сказала она, стараясь казаться не слишком заинтересованной.

Он стал рассказывать о своем профессоре, который остальное время года преподавал в Колби, и о других достославных членах преподавательского состава Рипли по магистерской программе писательского мастерства: о поэтессе по имени Элис (хотя сам он с поэтами не особо общался – что со студентами, что с преподавателями) и о «мультижанровом» молодце по фамилии Рикардо (имени его он вспомнить не мог).

Анна не стала настаивать на подробностях. Позже, когда они будут просматривать заявки, она сможет расспросить его обо всех и каждом. Сейчас было не время проявлять лишний интерес.

– Вот здесь проходили наши занятия, – сказал Перселл, указывая на жалкий образец академического шлакоблока.

Казалось, это здание было создано для того, чтобы лишить даже малейшей надежды или радости всякую душу, занесенную сюда по воле злого рока.

– Уй, – вырвалось у нее.

– Что?

– Ну, просто… страшное такое.

Он посмотрел на нее.

– Правда? Я никогда не думал об этом, не придавал значения. Комната, полная писателей, – это все, что меня заботило. Я никогда еще не был в комнате, полной писателей. Кажется, вы упоминали, что у вас нет степени по писательскому мастерству?

Ее удивило, что он произнес это с вопросительной интонацией.

– У меня? Нет. Я и не думала быть писательницей, не то что получить степень. Это как-то само случилось.

– О, в самом деле?

Ну вот, и он туда же. Она так и слышала: «Не думали, пока ваш муж не проложил вам дорогу, а его агент с издателем сжалились над вами и подписали договор мечты на вашу скромную вдовью пробу пера».

– Я работала в подкастинге и на радио, – сказала она с невинным видом. – Как думаете, можно нам зайти внутрь?

Она прошла за ним к парадному входу, и дверь со скрипом впустила их. На стене висела табличка, сообщавшая:

«КОРПУС НАЗВАН В ЧЕСТЬ РИЧАРДА ПЕНГА, ВЫПУСКНИКА РИПЛИ 1958 ГОДА, ЧЬЯ ЩЕДРОСТЬ К КОЛЛЕДЖУ БУДЕТ ВНУШАТЬ БЛАГОДАРНОСТЬ ВСЕМ БУДУЩИМ СТУДЕНТАМ».

– И как, внушала? – не сдержалась она.

– Что?

– Внушала ли щедрость Ричарда Пенга благодарность всем будущим студентам?

– Не могу сказать. Никогда не замечал этой таблички.

«Ладно, проехали», – подумала Анна.

– А вы знаете, где Джейк вел занятия?

Аудитория располагалась наверху, через коридор от класса Перселла, учившегося у профессора Колби. Они поднялись по лестнице и прошли по коридору. В воздухе витал слабый запах плесени, а верхний свет, который Перселл включил у мужского туалета, стал гнетуще мерцать. Хорошо, что вообще включился.

– Здесь, насколько я помню, – сказал он и открыл дверь, за которой оказалось не менее безотрадное помещение: обшарпанный шлакоблок и офисная мебель – письменный стол, длинный стол для семинаров и стулья.

– Моя группа, как я уже говорил, занималась через коридор. Сюда я не заходил.

– Но он за этим столом вел занятия? – спросила она и отметила, как жалостливо прозвучал ее голос.

Все правильно, тон соответствовал моменту.

– Я бы сказал, да. У него было студентов десять.

– Как думаете, мы ко всем из них обратились? Мне бы очень хотелось, чтобы все они представили свои работы для антологии.

– Ну, кажется, я упоминал, что один студент скончался, вскоре после окончания нашего курса.

– О, – она кивнула. – Точно.

Выждав долгую минуту, она осторожно спросила:

– В годах был, наверно? Который умер.

– Если бы. Не думаю, что ему было больше сорока. Ужасная трагедия.

«Смотря для кого», – подумала Анна, но ничего не сказала. Они еще вернутся к этой теме. А пока она попыталась представить здесь Джейка, в этой дурацкой комнате, сидящим во главе стола для семинаров в окружении своих студентов или за письменным столом преподавателя, беседующим с ними по отдельности, пытаясь придумать, что бы такого им сказать – приличного, ободряющего и хоть сколько-нибудь правдивого. Она попыталась представить покойного мужа и покойного брата, которые сидели здесь, уставившись друг на друга через серый холодный стол, и боролись за лидерство в разговоре. Она знала, кто победил в этом состязании, учитывая, что должно было произойти в этих стенах: Эван в итоге раскололся и выдал преподавателю свою несравненную историю. Ее историю, перешедшую от первого вора ко второму. Где еще это могло произойти, как не здесь? От этой мысли ей стало дурно.

– Может, пойдем? – спросила она Перселла.

– Конечно. Не думаю, что здесь есть еще на что посмотреть. Если только на столовую? Или общежития?

Но этих зданий, как оказалось, больше не существовало. На месте столовой стояло блочное здание, служившее, по всей вероятности, для временных административных помещений, уже заброшенных. От общежития вообще ничего не осталось. Возможно, оно просто обрушилось.