Бен кивнул, и его затошнило, когда он снова подчинился приказу неизвестного. Особенно на последних шести словах, которые мужчина потребовал от него. Бен сказал: «Спасибо. Ты очень добра ко мне», положил трубку, и его чуть не вырвало.

— Что вы сделали с Дженни?

— Ничего. Я не знаю вашу жену, — сказал мужчина, который велел перезвонить ему.

Ванная комната была в два раза больше, чем в его теперешней временной квартире, с безбарьерным душем и достаточным пространством для инвалидной коляски. В настоящий момент Бен опирался на поручни рядом с унитазом, чтобы не потерять равновесие. Пропотевшая насквозь футболка липла к телу, как и язык к нёбу.

— Я не знаю, где сейчас находится ваша жена, и она меня не интересует.

Бен перевел взгляд на ванну. Она была также оборудована поручнями по бокам и над головой, а кроме того, распашной дверцей, которая, как у дорогого спортивного автомобиля, открывалась вверх, чтобы обеспечить легкий доступ колясочнику. Сейчас ему больше всего хотелось лечь на дно и пустить воду, чтобы больше не слышать мира и голос шантажиста.

— Я вам не верю. С кем только что разговаривал полицейский?

— С прохожей, которая заработала пятьдесят евро, чтобы помочь с розыгрышем на мальчишнике.

Бен устало опустился на сиденье унитаза. Мальчишник?

Похоже, многие воспринимали его жизнь как больную игру, а его самого — как персонажа, которого можно пугать до смерти ради общего веселья.

— Чего вы от меня хотите? — спросил он, боясь ответа.

— Не волнуйтесь. Не вашей смерти, как вы, наверное, думаете.

— Тогда чего?

— Покиньте квартиру.

— Нет. — Бен помотал головой и поднялся. Он подошел к регулируемому по высоте умывальнику и одной рукой оперся о его край. В зеркале отражался больной, утомленный от бессонной ночи мужчина с красными пятнами на лице.

— Неправильный ответ, — сказал шантажист. — Вы немедленно покинете квартиру. Без полицейского. Но с Арецу.

— А если нет?

Бен услышал электронный сигнал входящей эсэмэски.

— Откройте ссылку, которую я вам только что отправил.

После этого предложения связь прервалась.

Бен отнял трубку от уха. Текстовое сообщение было отправлено с неопределившегося номера. Он кликнул на подчеркнутую голубую строчку, и экран смартфона сначала почернел, потом стал зеленым и, наконец, показал больничную палату.

— Джул!

Бену хотелось кричать, и он остановил себя лишь тем, что закусил руку.

— Все в порядке? — крикнул снаружи полицейский, который, видимо, уже начал удивляться, почему его подопечный так долго сидит в ванной.

— Да, — прокряхтел Бен.

«Нет, ничего не в порядке».

— А по голосу не скажешь!

Бен закрыл глаза, вытер пот с лица.

— Простите, все эти события отразились на моем желудке, — выдавил Бен, и Швартца, видимо, удовлетворил такой ответ. Вообще-то это соответствовало правде. В данный момент, когда Бен наблюдал за дочерью, неподвижно лежащей в больничной палате и подключенной к аппаратам жизнеобеспечения, его желудок был готов вывернуться наизнанку.

Его чуть не вырвало, когда он понял, что это съемка в режиме реального времени, потому что разрешение камеры, установленной на телевизоре или вмонтированной в него, было настолько хорошим, что Бен смог разглядеть время на мониторе рядом с кроватью Джул.

Оно точно соответствовало показанию часов на его сотовом телефоне.

Переведенный в режим вибрации смартфон зажужжал в его руке, одновременно прервалась прямая трансляция из палаты его лежащей в коме дочери.

Бен нажал на кнопку «Принять звонок» так сильно, словно хотел продавить ее насквозь.

— Оставьте Джул в покое, — прошипел он.

— Боюсь, уже не получится.

Бен сложил свободную ладонь в рупор, приложил к микрофону и сказал по возможности громко, но так, чтобы не привлекать еще больше внимания Швартца за дверью:

— Я сейчас положу трубку и проинформирую полицию и больницу.

— Если вы это сделаете, Джул умрет.

— Уберите от нее руки.

— Слишком поздно.

Бен взглянул в зеркало. Мужчина в нем постарел еще больше.

— Что вы сделали?

Заскрипела кожа, как будто незнакомец на том конце поерзал на кресле, в то же время Бену казалось, что он слышит уличное движение. Проезжающий автомобиль, негромкий гудок на заднем фоне. Слишком повседневный шум для того ужаса, который овладел Беном, когда шантажист произнес следующие слова:

— Вашей дочери ввели высокоэффективный яд. Он убивает, но не сразу. Первые симптомы проявятся через несколько часов. Но даже тогда они еще не будут угрожать жизни. Есть очень хорошее противоядие. Только, дорогой Беньямин, если вы проинформируете полицию, больницу или кого-то другого, я об этом узнаю. Как вы уже заметили, мы взломали телевизионную камеру и можем круглосуточно наблюдать за Джул. Как только ее переведут в другую палату, как только ей промоют желудок, дадут активированного угля, что, кстати, бесполезно, как только врачи предпримут что-либо, отклоняющееся от обычной рутины, я соберу чемоданы, и вы никогда больше не услышите обо мне. А это означает: вы никогда не узнаете, что мы ввели вашей дорогой Джул.

«Яд?» — звучало в голове у Бена.

Она же в больнице. Если сумасшедший сказал правду, Джул нигде не помогут быстрее, чем в этой высокоспециализированной университетской клинике.

— Я знаю, что вы сейчас думаете, — продолжил неизвестный неприятно знакомым гнусавым голосом. — Но поверьте мне, у врачей в «Вирхове» нет шансов за короткое время выяснить, что находится в крови Джул. Сейчас уже поздно. Выходные. В лаборатории никого нет. Один анализ длится несколько часов, а ядов так много. И так мало времени. Возможно, медики все равно справятся. Может быть. Но вероятность того, что они будут блуждать в потемках и примут ошибочные меры, которые в итоге все ухудшат, что ж… — Шантажист щелкнул языком. — Это ваше решение.

— Вы блефуете.

— Возможно. А если нет?

Бен не хотел об этом думать. Жизнь Джул и так висела на тоненьких катетерах. Он не мог допустить, чтобы эта хрупкая связь была нарушена или тем более разорвана. Но при этом знал, что шантажисты выполняют свою часть договоренности лишь в очень редких случаях.

— Предположим, вы говорите правду. Какая гарантия, что вы сдержите слово и в конце сообщите мне противоядие?

— Никакой, — откровенно признался незнакомец. — Я могу лишь гарантировать, что вы поставите на кон жизнь Джул, если положите сейчас трубку. Вы игрок, господин Рюман?

Нет. Нет, если речь идет о пари. Женщины, алкоголь, слабые наркотики. У него было много пороков, но азартные игры к ним не относились. Тем более если ставка — жизнь его дочери.

— Я играю на барабанах, — свирепо прошептал Бен. — Я с удовольствием бью.

Мужчина на другом конце рассмеялся, и решение было принято. Вполне вероятно, что Бен имел дело с разбирающимся в технике лгуном. Скорее всего, Джул никто не отравил. Но если он сейчас положит трубку, то никогда не узнает, что к чему. Хотя бы для того, чтобы выяснить, кто его шантажирует, нужно поддерживать связь. Только так у Бена был шанс найти мужчину и позаботиться, чтобы он больше никогда не угрожал другой семье.

— Что я должен делать? — спросил Бен.

— Как я уже сказал, покиньте квартиру.

— Но почему?

— Очень просто: потому что я хочу, чтобы вы продолжали участвовать в Ночи вне закона.

Бену в голову пришла пугающая мысль:

— Вы Оц?

— Как? — удивился мужчина. — Нет. Но если вы хотите дать мне имя, то можете меня так называть.

— Это вы придумали Ночь вне закона?

— Лавры за этот гениальный розыгрыш достанутся, к сожалению, не мне. Но позвольте мне сформулировать так: я пытаюсь исправить ошибки, которые допустили создатели Ночи. Какой интерес, если добыча находится под охраной полиции?

— Какая вам от этого выгода?