– Да, – ответил он, сказав лишь половину правды.

Непосредственно перед звонком он открыл каждую дверь, но не заглядывал в каждый шкаф и за каждый диван. Однако сейчас ему придется это сделать. Как только он выяснит, почему дверь в детскую захлопнулась.

Все еще в носках, он прошел с телефоном в руке дальше по коридору.

– Что именно у вас пропало?

– Кухонный нож.

– Он имеет особую ценность?

– Он из «Икеи».

– Понимаю, – снова стандартно ответила сотрудница полиции. – Существует ли непосредственная угроза вашей безопасности? – спросила она, продолжая стучать по клавишам. – Я имею в виду, была ли у вас ссора, или вы можете назвать другую обоснованную причину для незаконного нахождения постороннего человека в вашей квартире?

Стоя уже перед детской комнатой, Джулс мягко надавил на ручку. При этом задумался, как сотрудница отреагирует, если он скажет следующее:

«Ну, как бы это получше сформулировать?.. Одна женщина, которая как раз хочет покончить с собой, прежде чем ее убьет „календарный убийца“, предсказала мне, что самый разыскиваемый маньяк Германии придет и ко мне, чтобы лишить жизни».

Если какое-то заявление было способно катапультировать его вызов в самый конец очереди, то это было оно. Поэтому Джулс ответил:

– Нет, мне не угрожают, и я не знаю, кто мог бы меня разыгрывать.

Открывая дверь, он был готов лишиться рассудка, если бы увидел открытое окно. А перед ним стул. И занавеску, которая колыхалась на завывающем ветру, словно крича и подмигивая ему: «Подойди ближе. Посмотри, как Фабьенна прыгнула вниз».

Но когда он вошел в детскую, девочка по-прежнему лежала в кровати. Глубоко дыша во сне. Захлопнувшаяся дверь ее не разбудила, окно было закрыто. Тогда откуда этот сквозняк?

– Значит, у вас нет врагов?

– Поэтому все это так жутко, – прошептал Джулс, проверяя окно в детской. – Поверьте, вообще-то я не из трусливых.

И словно в наказание за ложь, он вздрогнул, неожиданно услышав мелодию.

За спиной. Меланхоличные, невероятно печальные минорные аккорды. Они раздались внезапно и так же быстро смолкли.

Какого…

– Тогда, к сожалению, я не могу ничего предпринять, кроме как сохранить ваши данные, – сказала сотрудница, но он слышал ее уже словно издалека, потому что всеми чувствами сконцентрировался на том, чтобы понять: он действительно только что слышал Шопена?

– Пожалуйста, позвоните, когда у вас будет больше причин для беспокойства.

– Хм.

Джулс был в растерянности. Вежливость обязывала его хотя бы поблагодарить сотрудницу, прежде чем положить трубку, но, с одной стороны, его мысли были заняты вопросом, действительно ли классическая музыка доносилась из прихожей. С другой – по второй линии ему звонил отец.

Не попрощавшись, он повесил трубку, закрыл за собой дверь в детскую и в коридоре ответил на звонок отца.

– Что ты выяснил?

– Больше никогда мне не звони, парень.

Джулс дрожал, но не из-за сквозняка, который исчез, как и музыка. Его отец говорил, как раньше перед очередным эпизодом насилия дома – его голос был полон ненависти и агрессии. Несмотря на то, что говорил шепотом. Поскуливание собаки на заднем плане придавало разговору еще больше жути.

– Что случилось? – спросил Джулс. – У тебя все в порядке с головой?

Его отец закашлялся и прошептал с нажимом:

– Я удалю твой номер. Не хочу больше иметь с тобой никаких дел.

Звон в ухе Джулса заглушался шипением и свистом, которые наполняли трубку, как только его отец делал паузу. Собачий скулеж прекратился, после того как с глухим стуком захлопнулась тяжелая дверь.

– Ты снова напился?

– Нет, но это будет первое, что я сделаю, как только доберусь до дому. – Он говорил сейчас громче, хотя и подавленным голосом.

– Скажи мне, что случилось. Ты был на двадцатом этаже?

– Я даже в лифте еще не был.

– А где?

– Он только для членов клуба, сказала мне Синди.

– Синди?

– Дама на ресепшен, какая теперь разница. У нее как раз заканчивалась смена, и я поймал ее на выходе из Le Zen, когда она направлялась к метро.

Джулс слышал, как скрипели резиновые подошвы его отца. Судя по звуку, он передвигался в помещении с очень высокими потолками и неровными напольными плитами.

– Синди сказала, что на двадцатом располагается что-то вроде клуба, и мне нужно приглашение от какой-то Лузанны или типа того.

– Правильно, – сказал Джулс. – О ней мне Клара тоже рассказала.

– Ах да? А она говорила, что там происходит?

Джулс снова услышал скрип, но на этот раз он шел не от подошв. Звук напоминал скорее скребущую по бетонному полу дверь. Затем он снова услышал поскуливание собаки.

Или их было несколько?

– Конечно, я знаю, что там происходит! – ответил он своему отцу. – Садистские вечеринки. Каждую последнюю субботу месяца. Над Кларой там надругались жутчайшим образом. Поэтому она ищет спасения от своего мужа.

В смерти!

– Чушь, – фыркнул его отец и снова заговорил тихо. Джулс точно знал, как тот сейчас выглядел. Гневно выдвинув нижнюю челюсть, размахивал одной рукой, а на лбу от бешенства пульсировала вена. – Она же тебе просто лжет.

– Le Zen, лифт, двадцатый этаж, Лузанна, Violence Play, – повторил Джулс факты, которые помнил по рассказам Клары.

– О'кей, может, в этих пунктах она действительно говорит правду.

– А в каких нет?

– Не притворяйся.

Джулс остановился в начале коридора перед небольшим комодом, над которым висело зеркало в золотистой раме в виде солнечных лучей.

– Клянусь тебе, я понятия не имею, о чем ты говоришь. Черт возьми, я даже не знаю, где ты находишься!

– На лестничной клетке жуткого паркинга.

– Ты поехал на машине?

В тусклом свете ночника Джулс разглядел в зеркале, что его нос все еще покрыт засохшей кровью. Но прежде чем умыться в ванной, он хотел проверить по очереди все комнаты в квартире. Хотя он не знал, как и почему кто-то должен был сюда забраться, но начал с помещения, которое до этого пропустил: крохотная кладовка справа от него.

– Нет, я приехал сюда на такси. Но, парень, ты должен мне за это намного больше, чем двадцать пять евро. Благодаря тебе и твоей психованной подружке мне теперь самому нужно к психиатру. Я никогда не смогу стереть эти картинки со своего жесткого диска. Боюсь, они уже въелись в сетчатку моих глаз.

Пока Джулс нажимал на ручку кладовки, у отца снова по полу шаркнула дверь. И снова Джулс услышал в трубке собачий скулеж, только более жалобный. Ему также показалось, что впервые послышались человеческие голоса. Бормотание, смех. И стоны?

Он представил, как его отец, находясь на лестничной клетке, открыл тяжелую противопожарную дверь, ведущую к уровням паркинга, и увидел группу людей, которые издевались над собакой. Но, к ужасу Джулса, поскуливание вдруг зазвучало иначе. Не так, как скулят животные. А слишком по-человечески.

– Что у тебя там происходит?

Дверь в кладовку заклинило.

– Синди сказала, будто ходят слухи, что вечернее субботнее мероприятие в Le Zen просто детский праздник по сравнению с афтерпати, которое проходит через квартал в здании заброшенного паркинга. Парень, ты знал, что они вытворяют здесь с женщинами, и все равно послал меня сюда!

Лицемерный урод, – хотелось крикнуть Джулсу, – мамины крики тебя раньше возбуждали, а теперь ты строишь из себя святошу, но тогда его отец положил бы трубку и заблокировал его контакт в телефоне; пусть даже на один-два дня, но сегодня он бы ему уже не стал помогать. Как бы сильно Джулс ни презирал отца за то, что он сделал, он все равно нуждался в нем этой ночью.

– Черт возьми, где ты находишься?

Он сильнее подергал дверь кладовки, но она казалась запертой.

Или кто-то держал ее изнутри…

Джулсу пришло в голову, что в случае чрезвычайной ситуации у него с собой не было ничего, чем он мог бы воспользоваться для самообороны. Он беспомощно схватился за связку ключей в кармане брюк, чтобы в крайнем случае использовать ее как кастет.