– Энди рассказал бы им все что угодно, лишь бы поскорей вернуться домой, мистер Флинн. Он всегда доверял полиции. Он у меня не особо смышленый – только не в этом смысле. Бедный мой мальчик… Пожалуйста, скажите мне, что вы хоть чем-то можете мне помочь!

– Я сделаю все, что в моих силах, Патриция. Послушайте, на суде не бывает абсолютно никаких гарантий. Но я сделаю все, что смогу, чтобы добиться оправдания Энди. Обещаю вам. А пока что еще один вопрос: когда вы в последний раз видели Коди Уоррена?

– Он заходил ко мне в химчистку, где-то с неделю назад, и сказал, что нашел что-то, что может доказать невиновность Энди. Он не уточнил, что именно, просто сказал, что ему нужно выяснить еще пару вещей. Я беспокоюсь и за него тоже. Никто не видел его уже несколько дней. Так вы думаете…

– Думаю ли я, что с Коди что-то случилось? Да, именно так.

– По-моему, вы правы, – сказала Патриция. – И я не удивлюсь, если за этим стоят представители закона. Этот шериф Ломакс… Когда-то он был хорошим человеком. Честным. Все в городе уважали его, и он был добр к бедным. А потом появился этот окружной прокурор, Корн. И вдобавок жена шерифа тяжко заболела… Миссис Ломакс работала в благотворительном магазине на Мейн-стрит. Добрая была женщина. Тихая такая, но было видно, что ей хочется помогать людям. Шериф сильно изменился после того, как она заболела. Он избил Энди! Когда я увидела своего сына в тот день, на нем места живого не было. Мой бедный сынок…

– Он заплатит за это, – заверила ее Блок.

– Не связывайтесь с шерифом, – предостерегающе произнесла Патриция.

Блок подалась вперед:

– После того, что вы нам сегодня рассказали, я с него и с Корна уже не слезу.

– Вам надо быть поосторожней. Это опасные люди.

– Меня это не пугает, – сказала Блок.

– Почему?

– Потому что я сама опасная.

Эстер Эдвардс на дрожащих ногах подошла к кухонному столу, расплескивая кофе из чашек, которые она пыталась удержать в руках. Коричневые капли падали на грязный кафельный пол ее кухни, но она ничего не могла с собой поделать. С каждым шагом проливалось все больше. Казалось, будто эти чашки весили по двадцать фунтов каждая. Ставя их на стол, Эстер пробормотала извинения – что это из-за лекарств, которые дал ей доктор, она так дрожит… Пастор кивнул, положил свою большую ладонь на ее руку, и она почувствовала, как крупная дрожь пробежала уже по всему ее телу.

Эта дрожь была вызвана не болью или лекарствами. Он улыбнулся ей – и увидел в глубине ее глаз пустоту. Что-то было вытянуто из этой женщины. Жизнь, надежда, любовь, сам смысл ее существования были насильно вырваны из ее тела. Эта часть ее сейчас покоится рядом с дочерью в холодном дешевом гробу на глубине шести футов под землей старого кладбища в Бакстауне.

– Я видела вас на похоронах, – надтреснутым голосом произнесла она. – Простите, я не помню, разговаривали ли мы с вами о чем-нибудь…

– Разговаривали, – ответил Пастор. – Но не переживайте на этот счет. Я просто не могу представить себе, насколько вам больно. То, через что вы с Фрэнсисом сейчас проходите, это просто ужасно.

Фрэнсис поднес было чашку к губам, но, поколебавшись, поставил ее обратно.

– Я уже говорил Фрэнсису, что хочу помочь всем, чем только смогу. Деньги, которые мы передали вам обоим, – это только начало. Группа, к которой я принадлежу, стремится к тому, чтобы вы и ваш муж в предстоящие годы абсолютно ни в чем не нуждались.

Эстер высвободила свою руку из его пальцев, и в ее глазах, которые до этого были пустыми, промелькнул страх.

– Фрэнсис рассказывал мне про эту группу… Я так и не поняла, что она в точности собой представляет.

– Это… Как там назвал ее профессор? «Коллектив»? – спросил Фрэнсис.

– Что-то в этом роде. Мы – группа неравнодушных граждан, которые объединились, чтобы предпринять определенные шаги для защиты христиански мыслящих людей в нашем округе, – объяснил Пастор.

– Белых людей? – уточнила Эстер.

Пастор сложил губы в улыбку, прежде чем ответить:

– Да, белых. Скайлар не единственная, кого потеряли эти люди, так что…

– Эти люди? – с нажимом переспросила Эстер. – Все мы люди, сэр. Обычные люди, все из нас. Ни один цвет кожи не лучше и не хуже другого. Нашу дочь убили, и я не испытываю ничего, кроме ненависти к тому, кто это сделал, – и к тем, кто его защищал, – но у нас нет никаких предубеждений. Это был всего один человек…

– Все мы знаем, кто убил вашу дочь. Все мы знаем, как он выглядит. Это не единичный случай, миссис Эдвардс. Эстер, если можно…

– «Миссис Эдвардс» меня вполне устраивает, – отрезала она, выпрямляясь. Она уже больше не дрожала.

– Эстер, этот человек дал нам… – начал было Фрэнсис, но не успел закончить фразу.

– Я знаю, что он нам дал, – перебила она, поворачиваясь к Фрэнсису. – И благодарна ему за это. Ты знаешь, что благодарна. Но то, что он говорит, – неправда. Это неправильно.

Пастор почувствовал, как в правом кармане пиджака у него завибрировал телефон. Другой его рабочий телефон. На звонок с этого номера требовалось ответить незамедлительно.

– Боюсь, мне пора идти. Труба зовет, как говорится. Не надо меня провожать, Фрэнсис. Может, покажете Эстер – то есть миссис Эдвардс – несколько видеозаписей, которые прислал вам профессор? Они могут немного ее просветить. Спасибо за кофе.

Пастор вышел в прихожую, где на столе, заваленном почтой с красными штампами «Просроченный платеж» на конвертах, лежал толстый слой пыли. Он знал, что способен дожать Фрэнсиса, да и деньги должны были помочь. Эстер оказалась более крепким орешком, чем ожидалось.

Закрывая за собой входную дверь, Пастор слышал, как в кухне разгорается спор. Дом Эдвардсов был одним из пятидесяти одноэтажных домов в креольском стиле в квартале. Построенных лет семьдесят назад и даже по тем временам дешевых. Пастор все еще слышал супругов, когда спускался по ступенькам крыльца.

«Я больше не хочу видеть в доме этого человека! Он расист и…»

«Он дал нам тысячи и тысячи долларов, и это еще не всё. Нам нужны эти деньги, и знаешь, пожалуй, он прав…»

Пастор проверил свой телефон на наличие пропущенных вызовов, набрал последний.

Телефон, на который он звонил, тоже был одноразовым. Ответили ему незамедлительно. Голос на другом конце провода звучал холодно и отстраненно. Акцент слегка изменился – Пастор словно переместился из сельской Алабамы в Верхний Ист-Сайд на Манхэттене.

– Вы не ответили сразу. Что-то случилось? – спросил Рэндал Корн.

– Беспокоиться не о чем. Что за срочность? – отозвался Пастор.

– Сегодня новый адвокат Энди Дюбуа нанес визит в контору Коди Уоррена. И пробыл там полчаса.

Пастор подошел к своему черному внедорожнику, открыл дверцу, уселся за руль и захлопнул дверцу.

– Вас это тревожит?

– Позже там появился его партнер, Гарри Форд, и вышел с тоненькой папкой с документами.

– Отчетом о вскрытии, устроенном Фарнсвортом?

– Подозреваю, что так.

Пастор стиснул зубы, скрипнув ими от напряжения. Корн уже обратился за советом к Пастору касательно этого дела и трудностей, связанных с травмами, обнаруженными на теле Скайлар Эдвардс. Пастора это даже позабавило. Как все это срослось… Корн не знал, да и не мог знать, что Скайлар Эдвардс убил сам Пастор. И Пастор хотел, чтобы так все и оставалось. Поэтому он дал совет, как лучше всего справиться с проблемами, которые возникли у прокурора в результате проведения независимой судмедэкспертизы.

Пастор посоветовал убрать адвоката защиты и его секретаря, а доктора Фарнсворта запугать как следует. Он не мог допустить, чтобы адвокат обнаружил истинного убийцу. Это было в их общих интересах, чтобы Энди Дюбуа был быстро и однозначно осужден. Корн получил бы еще один труп, поджаренный на стуле, а Пастор – чернокожего, осужденного за убийство белой девушки, как и планировал.