Он взглянул на дату.

Черт!

Это же сегодня!

— Старушка выходит замуж, — сказал он самому себе и посмотрел в зеркало заднего вида, в котором еще хорошо просматривалось здание врачебной практики.

Он взял паспорт Фели. Сравнил с фотографией на приглашении, потом с лицом в зеркале заднего вида, но Фели была слишком далеко и с трудом узнаваема. В этот самый момент Фелиситас Хайльман, прижимая телефон к уху, вышла из дверей на тротуар и беспомощно огляделась по сторонам. Потом направилась в сторону Мемориальной церкви и исчезла из его поля зрения.

Не догадываясь, что через два часа ее и высокомерного типа на приглашении ожидает неприятный сюрприз.

Ливио не был уверен, но сомневался, что в Германии можно пожениться без паспорта.

— Все, с меня хватит, — услышал Матс голос Фели. Она тяжело дышала и, судя по уличному шуму на заднем плане, переходила перекресток. — Я прекращаю все это.

Это была уже вторая женщина после Кайи, которая хотела прекратить с ним общение. Последний спасательный трос, который грозил оборваться.

Причем Кайя не сказала ему до этого ни слова. Его бывшая пациентка молча встала и переключилась в режим автоматизма. Без зрительного контакта, с застывшим словно маска лицом, она, как робот, покинула скай-сьют. Типичный симптом тяжелейших душевных травм, что было вполне объяснимо: показав то видео, Матс словно бросил в нее психическую ручную гранату. Если даже он сам был ошарашен, как пленка должна была повлиять на Кайю?

Поцелуй, искреннее объятие, эта интимная связь — по какой причине она вернулась к своему обидчику? Неужели Кайя уже тогда страдала от когнитивного искажения?

Маловероятно.

Ситуация, в которой она оказалась, была слишком непродолжительной для возникновения эмоциональной связи между жертвой и преступником, известной как «стокгольмский синдром». Вероятно, Матс никогда не узнает ответа, потому что даже если переживет эту ночь, то из-за своих манипуляций все равно потеряет лицензию на медицинскую деятельность и никогда больше не сможет работать психотерапевтом. Тем более с Кайей Клауссен.

— Я кладу трубку, — сказала Фели.

— Нет, пожалуйста, не делай этого! — Матс открыл кран в ванной комнате, куда пришел, так как чувствовал, что его в любой момент вырвет. Встроенные в зеркало лампочки излучали тусклый, матовый свет, из-за чего Матс выглядел не таким разбитым, каким себя чувствовал.

— Пожалуйста, Матс! — простонала Фели. — Я достала для тебя номер телефона и даже адрес мужчины, который, по всей вероятности, как-то связан с исчезновением твоей дочери. Помощница врача, которая дала мне визитку водителя Клопштока, сказала, что Франц Уландт не вышел сегодня на работу. Чего ты еще хочешь? Позвони в полицию, и пусть этим занимаются профессионалы.

— Не могу. Пока не буду на сто процентов уверен, где Неле.

Матс подставил левую руку под струю воды, чтобы охладиться. Затем выдернул пачку косметических салфеток из металлического дозатора, вытер пот с лица и поплелся обратно в гостиную.

— Ты помнишь Кайю Клауссен? Школьницу, чье самоубийство ты предотвратила?

— Ты это сделал, я просто перевела ее на тебя, Матс. Что с ней?

— Она стюардесса на борту самолета, где я сейчас нахожусь.

— Глупости.

— Нет. И это не совпадение. Он или они — я исхожу из того, что преступников несколько, — каким-то образом включили видео Фабера в бортовую кинопрограмму.

— Видео Фабера? — растерянно переспросила Фели.

— Запись, на которой психопат насилует Кайю. Обнародование видео подтолкнуло Кайю к тому, что она спланировала собственную бойню.

— О’кей. Я помню это, но не знала, что видео так называется.

Матс взял пульт управления и включил канал 13/10. Еще три нажатия — и вот он уже на последней минуте видео. За несколько секунд до необъяснимого поцелуя.

— Девять месяцев Кайю считали в школе настоящим героем: она пожертвовала собой, чтобы другие могли спастись. Пока ее бывший друг, Йоханнес Фабер, не распространил видео среди своих друзей. Кайя достала оружие и пришла в школу с целью убить его. И всех остальных, кто посмотрел видео и издевался над ней.

— Да, да, я все это знаю, — нетерпеливо проговорила Фели. — Но я не понимаю, как это связано с Неле.

— Я должен показать Кайе видео Фабера, — признался Матс, утаив, что он давно уже это сделал.

— Зачем?

— Я должен спровоцировать ее. Реактивировать аутоагрессивные мысли Кайи. Подтолкнуть ее к тому, чтобы она убила себя и всех остальных на борту самолета.

Фели задохнулась.

— Это шутка!

— Нет.

— Это неправда, это…

— Правда, — перебил он ее. — Таковы условия шантажиста. Неле умрет, если я не спровоцирую крушение самолета. Понимаешь, почему ты моя последняя надежда? Мне недостаточно одного имени преступника. Я должен знать, где он удерживает Неле!

Матс уже сто раз все обдумал.

Если полиция подключится раньше, то его объявят жертвой шантажа, которая угрожает безопасности самолета. Экипаж не станет рисковать. Матса тут же изолируют и, возможно, даже ограничат свободу. В настоящий момент существовал еще слишком высокий риск, что шантажист узнает об этом и убьет Неле до того, как его обнаружат полицейские.

Матс поставил видео на паузу — на кадре с напольными плитками в душе, где прятался Йоханнес Фабер.

— Фели? — спросил он, потому что не слышал больше ее голоса. Только фоновый шум говорил о том, что связь не прервалась.

— Ты дерьмо, — наконец прохрипела она.

— Да, — согласился он.

— Ты знаешь, что со мной творишь?

— С тобой? — Он думал, она говорит о Кайе, но, конечно, он требовал от нее невероятного.

— Я знаю, сегодня у тебя свадьба. Но, Фели, пожалуйста…

— Да плевать на свадьбу! — крикнула она в трубку. — На кону человеческие жизни. Господи, сотни жизней. И ты посвятил меня в это. Сейчас я уже не могу сделать вид, что ничего не знаю. Теперь я должна подключить полицию.

Матс застонал, ему захотелось ударить кулаком, сжимающим пульт управления, по плазменному экрану.

— Нет, ради всего святого, не делай этого. Ты убьешь Неле.

— О, Матс. Для тебя твоя дочь, конечно, дороже всего на свете, я понимаю. А для меня? Что, если я не найду Неле? Я не могу помочь тебе спасти одну-единственную жизнь, чтобы в конце ты все равно пожертвовал целым самолетом, полным людей, если мы ее не найдем.

У Матса закружилась голова. Разговор грозил вот-вот оборваться.

— Но ты же этого и не делаешь, Фели. Послушай. Я клянусь, что буду держаться подальше от Кайи. Не подчинюсь требованиям шантажиста. Никто в самолете не пострадает.

— И я должна тебе поверить?

— Да, — лгал он дальше. — Поверь мне. Я не массовый убийца.

Еще какой. И к тому же коварный подлый лжец.

Фели колебалась. Уличный шум на заднем плане исчез. Возможно, она села в такси или вошла в подъезд. Господи, он бы все сейчас отдал, чтобы очутиться перед ней, взять за руку и лично объяснить ей, что стоит на кону.

— Я не знаю, — сказала она. — Если ты лжешь и я сейчас никуда не сообщу, потом мне придется жить с чувством вины, на моей совести окажутся сотни душ.

— Я не лгу, Фели. Послушай, мы будем в воздухе еще более шести часов. Если ты сейчас проинформируешь полицию, экипаж самолета будет предупрежден, и преступники узнают, что их план сорвался. И они тут же убьют Неле. Ее и ребенка.

— Мы ничего не скажем о тебе и самолете. Просто, что пропала беременная. И я дам наводку на Уландта.

— Да, об этом и я уже думал. Но ты можешь мне гарантировать, что шантажист ничего не узнает о расследовании?

— Возможно, он уже знает обо мне? — предположила Фели.

— Да, возможно. Но ты не официальная угроза. Чего бы эти сумасшедшие от меня ни хотели, речь должна идти о чем-то очень значительном. Что не должно стать достоянием общественности. А именно это и случится, как только я подключу полицию. Я боюсь, что еще слишком рано. Пожалуйста, Фели, я тебя умоляю. Дай мне немного времени. Выясни, куда этот Франц Уландт увез мою дочь, и потом — клянусь — мы сообщим в полицию, и ужас закончится, о’кей?