Мы заказали ей онлайн новую пижаму, и накануне та как раз пришла: хлопчатобумажная, с короткими рукавами – не совсем такая, как ее роскошная шелковая пижама Шанель, но расцветка похожая, и Мэри не терпелось поскорее надеть ее и лечь спать. Она легко отказалась от ванны и вечерней игры в трабл. Послушала несколько глав адаптированной версии «Хайди», которую мы читали уже, кажется, целую вечность. Наконец я дошла до того места, где Хайди надевает всю свою одежду разом, собираясь в город с тетушкой.

Мэри рассмеялась.

– Я тоже один раз так сделала.

– Как сделала?

– Как-то раз, когда я возвращалась из Лос-Анджелеса, у меня не было денег, чтобы оплатить дополнительный багаж, и я натянула на себя половину своих нарядов, а поверх – широкое пальто. Стала такая толстая, еле в кресло втиснулась. Было адски неудобно. Но я возвращалась навсегда.

– Да?

Эту историю я никогда не слышала.

– Угу. Это было сразу после того, как мы с Джонно расстались. Я решила, что с меня хватит. Решила навсегда вернуться в Австралию. Хотела приехать в Сидней, попробовать как-то наладить отношения с тобой. Посмотреть, получится ли у меня быть хорошей матерью – ну, знаешь, остепениться, как-то пожить семьей.

– Так что же случилось?

Она не ответила. Я видела, что глаза у нее начинают блуждать, теряют фокус.

– Так почему ты не вернулась, Мэри? – переспросила я. – Ты же летела в Сидней и собиралась остаться навсегда?

– Я… ну, в общем, получилось как всегда.

– Что ты имеешь в виду?

– Встретила кое-кого в аэропорту. Одного старого знакомого. Предложил мне нюхнуть кокса… – Она пожала плечами. – В общем, в тот раз я до дома так и не доехала. – Она похлопала меня по руке. – Но теперь-то я здесь, правда? Мы вместе.

Она поерзала на кровати и глубоко, удовлетворенно вздохнула.

– Вместе. – Я закрыла книгу, натянула одеяло Мэри до подбородка и укрыла ее. Веки у нее уже закрывались.

Я выключила лампу. Поцеловала Мэри в лоб.

– Спокойной ночи, Мэри.

– Спокойной ночи, детка.

Она закрыла глаза и перевернулась на другой бок. Идя по коридору, я едва разбирала ее тихое пение.

Она звонила ему снова и снова, слала одно сообщение за другим, но ответа не было. Она отправила десятки сообщений – отчаянных, путаных и бессвязных. Унижалась как могла, просила прощения, обещала золотые горы. Ничего.

Когда сообщение наконец появилось на ее экране, оно было даже не от Дугала, а с неизвестного номера.

«Только что слышала что этим сукам все сашло с рук. Дж. и Д. вечирком прокатются на Уош-роуд. Шерил».

Хонор перечитала сообщение дважды. Думала, не набрать ли номер Шерил. Потом – не позвонить ли в полицию.

Месть. Говорят, это блюдо лучше подавать холодным, но кто знает, когда оно лучше усваивается?

Я дождалась, когда Мэри уснет, и подозвала собак – те, несмотря на поздний час, готовы были отправиться на поиски приключений. Когда они поняли, что мы идем к их дому, они понеслись впереди меня с радостным лаем, то и дело забегая понюхать в кусты, а потом возвращаясь посмотреть, как я там. Было уже темно – темнее, чем я ожидала. Свет падал только от тонкого серпика луны и мерцающего фонарика в моем телефоне. Я шла осторожно, чтобы не запнуться и не упасть. Новый дом был ярко освещенным маяком в конце трудного пути. Подойдя к нему, я остановилась на мгновение. Чипс стоял у кухонного окна с бокалом вина в руке и смотрел в темноту. Я несколько раз взмахнула фонариком, чтобы успокоить его. Собаки с громким лаем бросились вперед. Чипс помахал мне в ответ и направился к двери веранды. Я слышала его ровные шаги по деревянному полу, а потом, все быстрее, по подъездной дорожке, когда он вышел меня встречать.

Собаки добежали до него первыми и с тявканьем заскакали вокруг. Он щелкнул пальцами, и они тут же прекратили возню. Сидели они послушно, но радость от встречи с хозяином чувствовалась в помахивании длинных изящных хвостов, в тяжелом дыхании, выражавшем ожидание и надежду.

– Надеюсь, от женщин ты такого послушания не ждешь.

Он снова щелкнул пальцами и изобразил разочарование, когда я не выполнила команду.

– Тебе, пожалуй, все равно лучше не сидеть на земле в таком положении. Можно же… ну, в общем, я знаю, что это вредно.

– А что же мне делать?

Я знала, что мне сейчас нужно делать: любой здравомыслящий человек на моем месте (хотя бывал ли кто-нибудь когда-нибудь на моем месте?) предложил бы подвести итоги, определиться с дальнейшими шагами, наметить путь. Но мне сейчас не хотелось быть здравомыслящей. Не хотелось думать.

– Не знаю точно, – он протянул мне руку, – но, думаю, в список входит целебный бокал вина, легкая музыка и, э-э-э… валяние на диване.

Я взяла его за руку, и он нежно притянул меня к себе.

Мне снилось, что я стою рядом с дедушкой у барбекю и держу в руках блюдо, в которое он складывает сильно подгоревшие сосиски. Внезапно рядом оказалась бабушка и вырвала тяжелое блюдо у меня из рук. «Где твоя мать? – спросила она, и в ее голосе звучала знакомая досада с оттенком разочарования. – Это работа для Мэри, а не для тебя». Едкий дым от горящих дров щипал глаза, они наполнялись слезами, и бабушкина фигура все сильнее расплывалась.

Я проснулась. Глаза все еще слезились, в горле першило. Чипс крепко спал рядом, откинувшись на подушки и тихонько похрапывая. Створчатая дверь была открыта, чтобы ночной ветерок проникал в комнату. В воздухе пахло гарью, висела легкая дымка. Даже с кушетки я видела слабые оранжевые отблески в той стороне, где был мой дом. Я ткнула Чипса локтем, а потом, не дождавшись ответа, с силой растолкала. К тому времени, когда он встал и набирал три ноля на домашнем телефоне, я уже бежала по тропинке, и Рип с Недом мчались впереди, лая во весь голос.

Дом пылал. Это было ужасно – и вид, и запах, и звук, и жар. Такие сцены я видела бесчисленное количество раз в фильмах, в новостях, однако реальность не шла с этим ни в какое сравнение. Пламя было уже, кажется, повсюду, и все-таки распространялось дальше, словно какой-то чудовищный всепожирающий зверь, который сорвался с цепи и пытается удрать – лижет под дверьми, бьется в окна, поднимается по водосточным желобам на крышу. Я подбежала к крыльцу веранды – так близко, насколько позволял огонь, и отчаянно закричала, но даже сама себя не слышала за ревом пламени. Ни я, ни кто-то другой ничего не мог бы тут поделать. Если Мэри все еще в доме, то к ней уже не войти, а ей не выйти.

Я отступила, шатаясь на непослушных ногах, не в силах сделать ничего – только беспомощно смотреть, как зверь пожирает все на своем пути.

Свирепый рев пламени на миг слегка утих, и я расслышала, хотя и едва-едва, истошный собачий лай. В этом ужасе я совсем забыла о собаках. Но они были целы и невредимы, возле гаража – яростно лаяли и скребли лапами дверь прачечной. Я метнулась через весь двор и распахнула дверь, не успев даже сообразить, что делаю. Мэри была там – сидела, скрестив ноги, на цементном полу, возле перевернутой корзины для белья. Содержимое корзины валялось кучей перед ней. Она сменила пижаму и теперь, несмотря на жару, была в байковых штанах, принадлежавших Чипсу, и старой футболке. Собаки бросились к ней и стали лизать ее в лицо, восторженно лая. Она оттолкнула их и посмотрела на меня с печалью на лице.