«Перезапустить» для Грейс значит сыграть заново с кем-то новым. Брук выяснила это много лет назад, когда одна девочка, игравшая юную Грейс, постоянно выходила из спальни и просила Брук испечь печенье, пока Грейс была рядом. Женщина даже не сделала предупреждения. Никакого удара током, чтобы привлечь внимание. Она вытащила охотничий нож и провела им по шее девочки. Пока ее тело покидала жизнь, морщинистое лицо старухи выглядело почти голодным. Этот случай сломил Брук, именно после него она потеряла надежду. Решила больше не привязываться к другим актерам.

Но затем появился Тайсон.

Он был милым и терпеливым. Не в ее вкусе с физической точки зрения, но впервые это не имело для Брук значения. Дело было в его душе. Такой щедрой. Прошел всего месяц с тех пор, как она потеряла Тайсона, и, кажется, ее до сих пор должно раздирать горе, но она не способна плакать по нему.

«Неужели я и правда разрушена до основания?»

Да, отвечает она на собственный вопрос. Да, она полностью разрушена. В душе бурлят боль, сожаление и ужас. Они таятся там, бушуя, словно выжидая момента, когда смогут вырваться наружу. Ведь Брук и пальцем не пошевелила, чтобы помочь всем тем людям, поскольку это означало бы подвергнуть опасности себя. Каждый раз молчала во время убийства. Всегда принимала решение в пользу собственного выживания, и это решение резало ее душу там, где раньше жила эмпатия.

И все же она привязалась к Тайсону.

И все же она наставляет Кинси, делая первый шаг к возникновению привязанности.

– Как думаешь, когда заменят Тайсона? – спрашивает Кинси, словно читая ее мысли.

Брук отвечает не сразу, и Кинси поднимает взгляд. Брук сердито смотрит на нее. Как она могла забыть, что Тайсон – запретная тема? Кинси выпрямляется и снова переводит взгляд на кукол.

– Прости, – говорит она, так и не дождавшись ответа.

– Тебе лучше побеспокоиться о себе, – говорит Брук. – К тому же, когда бы это ни случилось, будет твоя очередь обучать новичка. С меня хватит.

Она уходит в свою спальню, которую раньше делила с Тайсоном. Где они столько лет занимались любовью. Он был единственной, пусть и слабой радостью в ее жизни. А потом его не стало.

Тайсон пробыл в доме три года и хорошо играл Альберта Гамильтона. Митч умел находить отбросы общества, так что большинство мужчин, игравших Альберта, были редкостными придурками.

Кроме Тайсона.

Он прибыл весной. Настоящий доходяга, чуть не умер от ломки. Длинные и спутанные рыжие волосы, клочковатая борода. Брук выходила его, даже не спала по ночам, чтобы не оставлять в одиночестве, все время напоминая себе, что она лишь помогает ему поправиться. Она ему не друг. И не станет другом. Он выкарабкался, и Митч побрил Тайсону бороду, подстриг его. После похищения он всегда приводил новых актеров в порядок.

Тайсон много лет прожил на улице – сначала из-за матери-наркоманки, а затем из-за череды неудачных решений. Он был молод, всего двадцать девять лет. На семь лет моложе Брук в то время. Еще один фактор, из-за которого он не подходил для нее в романтическом смысле. Он казался скорее младшим братом.

Но Тайсон был щедрым и дружелюбным, да и симпатичным, хотя и невысокого роста. Полная противоположность Йена, а Йен был в ее вкусе. Крупный и крепкий. Настоящий мужик. И она на собственном опыте узнала, чем это обернулось.

Тайсон начал оставлять для нее разные мелочи по всему дому. Букетик из полевых цветов с улицы, связанных длинной травинкой. Просто красивый камешек. Все так невинно, почти по-детски. И все же в нем и его жестах было нечто невероятно чистое. Он не был циником, несмотря на то что так долго прожил на улице.

Однажды Тайсон работал возле дома. Брук принесла ему лимонад, приготовленный для девушки, игравшей в то время юную Грейс. Решила, что с таким же успехом может налить и Тайсону. В конце концов, она же не полная стерва.

К тому времени уже многие месяцы были наполнены букетами полевых цветов и другими маленькими сокровищами. Все эти месяцы Тайсон расспрашивал ее о прежней жизни, о семье. О мечтах на будущее. Все эти месяцы она осаживала его за любую попытку завязать дружбу, как бы осторожен или уважителен он ни был.

– Знаешь, с тобой довольно сложно сблизиться, – сказал он, поблагодарив за лимонад.

Его замечание застало Брук врасплох, и она не смогла найти остроумный ответ как обычно. Тайсон был из тех, кто все равно не воспримет сарказм. Он просто улыбался, как будто верил, что все сказанное – чистая правда.

Когда Брук не ответила, Тайсон продолжил:

– Кажется, ты строга к себе, поэтому думаешь, что все остальные так же строги к тебе.

Он залпом допил лимонад, вытер лоб тыльной стороной ладони и улыбнулся. Один передний зуб у него рос под наклоном, немного перекрывая другой.

– О чем это ты?

– Ты постоянно находишь причины держать нас на расстоянии.

– Люди приходят и уходят. Я не хочу к ним привязываться.

– Привязанность – единственная причина жить. Особенно здесь. Иначе какой смысл?

После этого невозможно было найти слова, чтобы оттолкнуть его. Что-то внутри Брук просто сломалось. Все это время она так старалась закрыться ото всех, чтобы защититься, а Тайсон в ответ не позволил ее враждебности ни на капельку себя изменить.

Зачем она так себя вела? Какой в этом был смысл?

Она опустила взгляд к ногам и только кивнула. Тайсон потянулся к ее руке, словно спрашивая разрешения. Первым желанием было оттолкнуть его по привычке. Но Брук сдержалась. Его рука, огрубевшая от работы на улице, коснулась нежной кожи, и все было кончено. Брук теперь принадлежала ему. Она подалась вперед, чтобы обнять его, а затем заплакала. Тайсон крепко ее обнял.

После этого он показал Брук, чем занимается. Место на заднем дворе, где он начал копать яму рядом с кучей щепок. Когда Тайсон отодвинул закрывавший яму тонкий кусок фанеры, Брук увидела, что она глубиной около двух футов. Парень рассказал про свой план побега.

– И ты занимался этим все это время?

– В общем, да. Дождь мешает, особенно сильный, но теперь наступило лето и, думаю, дело ускорится.

Брук уже пыталась сбежать. Ну, вроде как пыталась. В первые несколько лет она была одержима мыслями о побеге и возвращении к Джесси. Но у нее никогда не хватало смелости решиться. А у остальных ничего не вышло. Она понимала, что все это не имеет смысла, ведь слишком велика вероятность, что побег не удастся и придется расплачиваться жизнью. Брук точно никогда больше не увидит дочь, если умрет. А так, по крайней мере, она еще жива.

– Они здесь, – кричит Кинси, отвлекая Брук от мыслей о Тайсоне. – Они же были здесь вчера вечером. Почему возвращаются так скоро?

Кинси права. Грейс и Митч редко возвращаются так быстро, проведя здесь целый день. Брук ничего не говорит, но приступает к действиям, приводя в порядок гостиную, перепроверяя, все ли готово к неожиданному визиту.

Митч входит первым, и Брук этому рада. Может быть, у нее будет несколько минут, чтобы выяснить, в чем дело, прежде чем Грейс доберется до крыльца.

– Вы же приходили еще вчера, – шепчет Брук.

Митч хмыкает, толкает дверь и входит.

– Это не ответ, – говорит она.

– Ты и не задавала вопросов.

Грейс на полпути к входной двери. Она двигается не так, как ждешь от семидесятилетней женщины – осторожно, щадя старые бедра или колени. Она самодовольно вышагивает. Видимо, теперь семьдесят – новые пятьдесят.

Щеки Брук вспыхивают от гнева. Она ненавидит эту женщину. Ее эго, ее подтянутое тело, красные губы и, скорее всего, фальшивую грудь. Грейс словно пытается бросить вызов смерти, и каким-то образом ей это удается.

– Почему она здесь? – сквозь стиснутые зубы спрашивает Брук у Митча.

Он пожимает плечами, затягивается сигаретой, а потом затаптывает бычок на деревянном полу.

– Она делает что хочет. Ты же знаешь.