Трудно было сказать, когда началась эта проблема и отчего. Да и смысла не было разбираться. Ее женские органы никуда не годятся. У нее никогда не будет ребенка. Стоит подумать о гистерэктомии, чтобы избежать возможных осложнений в будущем. Зато с яйцеклетками все в порядке, сообщил он ей с делано-радостным видом. Очень жаль.

Она сделала так, как он советовал, и согласилась удалить все. Дугал плакал, когда Хонор сообщила эту новость, но она не сказала ему, что когда-то была способна забеременеть. Как она могла нанести ему еще и этот удар?

А вот Чипсу она сказала, еще бы. Это случилось уже через несколько лет, в самом начале их романа. Хонор почти с удовольствием смотрела, как он прячет глаза от стыда за свой давнишний поступок, за свою юношескую черствость, за то, что забыл об этом.

– Господи, Хонор, – сказал он, – каким же я был скотом. Но тогда это все равно было немыслимо, правда?

Вспоминая те дни, она думала, что, может быть, и не так уж немыслимо – что, может быть, они как-то сумели бы это устроить, что все могло получиться, что они могли бы прожить совсем другую жизнь, если бы решили оставить этого ребенка. Кто знает, лучше ли та жизнь, которая у них есть сейчас? Да и как узнаешь? Но, по крайней мере, он тоже был лишен счастья родительства. Хотя бы это утешение мироздание ей подарило.

А потом отняло.

Хонор отъехала от здания суда на несколько кварталов – подальше от медленно рассасывающейся толпы. Остановилась под деревом, постаралась перевести дыхание, успокоиться. Необходимо было позвонить Дугалу. Элли тоже придется рассказать обо всем – а для нее это разоблачение будет еще большей катастрофой, чем для Хонор, – но пока что она была в безопасности на своем курорте, куда не было доступа СМИ. Так что сначала нужно поговорить с Дугалом и узнать, сумеет ли он найти какой-то выход – ради них обоих. Много лет его советы были бесценны в тех случаях, когда клиенты отмачивали что-то такое, что даже Хонор было не под силу разгрести. Он знает толк во всяких юридических ловушках и бесчисленных способах их обойти. И у него есть связи – он наверняка знает кого-то, кто в силах помочь ей уладить ситуацию. Даже если он не так уж заинтересован в том, чтобы помогать Элли, Хонор-то он без поддержки не оставит.

Ей не хотелось обсуждать с ним то, что ей могут предъявить по поводу ее собственных поступков, но она не сомневалась, что он примет ее версию. Она уже придумала, как это преподнести: она признается, что была дома у Сюзанны, но будет утверждать, что вышла ошибка с датами. Визит к Салли О’Хэллоран тоже легко объяснить. У Хонор возникли некоторые опасения по поводу того, как обращаются в доме престарелых с ее отцом, – разве не естественно было навестить старую школьную подругу, чтобы поинтересоваться ее личным мнением об этом заведении? Смешно же думать, будто это как-то доказывает сговор между ними.

Она набрала номер и заговорила, понизив голос, словно боялась, что ее подслушают. Голос Дугала тоже был приглушенным. Он уже слышал новости и ждал ее звонка.

– Я не могла позвонить сразу, – сказала она. – Там все кишело журналистами. Просто безумие. Можешь себе представить.

– Думаю, могу.

Она сразу перешла к делу.

– Ты же понимаешь, что все это чушь?

Неожиданно для нее самой ей вдруг не стало хватать воздуха.

– То, что ты была у Сюзанны? И разговаривала с сиделкой?

– Да, конечно. Ты же знаешь, я не имею к этому никакого отношения. Но я говорю и об Элли. Этот свидетель, Дэвид Ли, он все лжет, это какой-то фотошоп. Должно быть, они…

– Хонор…

– Наверняка мы можем как-то…

– Хонор. – Голос у него был суровый. – Дэвид Ли сказал правду. Все, что говорила Элли Каннинг, было ложью. От начала до конца. Она никогда не была в том доме. Я это знаю.

Ей вдруг стало холодно.

– И ты тоже знаешь.

Она сделала вид, будто не слышала последнего утверждения.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что это я рассказал адвокатам защиты о Дэвиде Ли.

– Что?

– Он пытался дозвониться до тебя. Ты куда-то ушла, а телефон оставила дома, и я ответил на звонок. Он сказал, что звонит, чтобы сообщить тебе, что у него есть некая информация об Элли Каннинг.

– Но зачем он звонил мне, а не в полицию?

– Возможно, намеревался тебя шантажировать. Не знаю. Мне все равно, если честно. Но мне нужна была эта информация, и я заплатил ему за нее. Он рассказал мне, что она была с ним – прислал фото, видеозаписи.

– И ты отправил их Энди Стайлзу?

Скрыть страх в голосе было выше ее сил.

– Я делал это для тебя. Я думал, что вся проблема в Элли. Я пытался тебя защитить. – Он выдержал паузу. – Но ты, как выяснилось, не нуждалась в защите. Когда я услышал, что произошло сегодня в суде, все вдруг встало на свои места. Ты покупаешь дом на улице, где живет Гаскойн. Все эти поездки к отцу, симуляция дочернего долга. То, как ты уговаривала меня остаться дома – говорила, что тебе нужны тишина и покой, что хочешь побыть одна. О господи… Не знаю, как я мог быть настолько слепым. Ты и Чипс – твоя детская любовь! Как же вы, должно быть, смеялись!

– Дугал, я…

– Наверняка это был почти смертельный удар для тебя, когда он выбрал Сюзанну. После всех твоих стараний.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

Она сама слышала, как неубедительно звучат эти слова.

– Прекрасно понимаешь. – Он рассмеялся, но веселья в его смехе не было. – Ты отлично знаешь, о чем я говорю, Хонор. Ты всегда все знаешь. Это талант. Раньше я восхищался этим твоим умением слушать, работать с людьми, подмечать их слабости и пользоваться ими. – В голосе его звучала глубокая, горькая печаль. – Я просто никогда не думал, что ты и моими воспользуешься.

Чипс остановился перед нашим домом.

– Зайду-ка я к себе, проверю, что там как. Постараюсь вернуться как можно скорее.

Он помог Мэри выйти, и мы оба стояли у работающей на холостом ходу машины и смотрели, как она поднимается по ступенькам веранды – ухватившись за перила, медленно и мучительно перетаскивая одну ногу за другой со ступеньки на ступеньку.

– Вообще-то, – сказала я, – я могу зайти к тебе, когда она уснет. Хочется пройтись.

– Пройтись? Сейчас? В такую жару? Ты уверена, что это хорошая идея? – Он помолчал, обеспокоенно глядя на меня. – Может, ты думаешь, что нам нужно поговорить?

Я засмеялась.

– О боже. Нет. Не сегодня. Я просто не могу. – Я ободряюще улыбнулась ему. – И вообще, это уже история.

– Может, и история, но она же чуть не…

Я перебила его:

– Ну ей-богу, Чипс. Неужели нельзя просто забыть об этом сейчас? Я бы лучше поговорила о будущем. А вообще-то предпочитаю говорить о цене на баранину.

– Отлично. – Я слышала облегчение в его голосе. – На самом деле в сфере овцеводства произошли кое-какие интересные события. Будет что обсудить.

Я засмеялась.

– А может, просто погуляем, когда станет попрохладнее? Мне просто нужно на воздух. Такое ощущение, что я почти не двигалась с тех самых пор, как это все началось. Пройдусь по выгону, а потом можем вернуться вместе.

Он нахмурился.

– Вот уж не знаю, стоит ли тебе ходить по темноте одной.

– Да еще не так уж темно будет. А что, если я возьму с собой собак?

Это его почти удовлетворило.

– И фонарик захвати. И телефон. – Он провел рукой по моему упругому выпуклому животу. – И иди помедленнее.

– У меня и выбора особого нет, правда?

– Наверное.

Он нежно поцеловал меня и уселся обратно в машину.

Я просунула голову в открытое окно.

– А можешь бутылку чего-нибудь поставить в холодильник? Надо же нам как-то отпраздновать.

Мэри была на удивление покладиста. Чуть-чуть откусила от своего поджаренного бутерброда с сыром: это было почти все, что я могла сделать на ужин из наших истощающихся запасов – буханка замороженного хлеба, сыр, масло и несколько сморщенных яблок.