– Это будет пародией на правосудие, если суд присяжных отпустит этого парня Дюбуа на свободу, – сказал Корн.

Тейлору было ясно, чего от него ждут. Он не знал об этом деле ничего, кроме того, что было в новостях. Судебно-медицинская экспертиза установила бесспорную связь Энди Дюбуа с этим убийством – так там говорилось. Тем не менее он знал, что Корн не должен сейчас находиться здесь, и очень не любил, когда ему угрожали. Некоторые сельские жители обладают чрезвычайно острым умом в таких вот житейских ситуациях – острей, чем у любого уличного жулика. Чем-то вроде врожденной мудрости, наверное.

Тейлор кивнул. Ничего не ответив.

– Я думаю, мы поняли друг друга, мистер Эйвери, – произнес Корн, протягивая длинную бледную руку.

Тейлор пожал ее, подивившись тому, насколько холодной на ощупь была кожа у Корна, как будто он только что вылез из ледяной ванны.

– Доброй ночи, – попрощался Корн.

Тейлор проследил, как тот уходит, садится в машину и не спеша уезжает прочь. Он не был знаком ни с Энди Дюбуа, ни со Скайлар Эдвардс, ни с кем-то из ее родни. Когда пришла повестка, призывающая его исполнить свой гражданский долг в качестве присяжного, Эйвери лишь молча молился, чтобы его в итоге не выбрали в состав жюри, потому что это означало бы необходимость нанять кого-то для помощи на ферме, пока он будет торчать в суде. Хотя в противном случае он честно выполнил бы свой долг в соответствии с законом и своей клятвой на Библии. Тейлор серьезно относился к таким вещам. Каждое воскресенье ходил в церковь, обязательно с семьей. Корна он недолюбливал еще до того, как тот вздумал угрожать ему. В этом человеке было что-то странное. Как и тот странный огонек в его глазах, который Тейлор приметил лишь мельком, но от которого, тем не менее, у него по спине пробежал холодок.

Столь же важной вещью, как и его земля, было лишь его доброе имя.

Эйвери были частью этой земли. Это их потом и кровью на протяжении десятилетий выращивался урожай, а скот из поколения в поколение пасся на этих полях. Эйвери расплатились со всеми своими долгами и даже в меру сил помогали бедным. И вот теперь человек, представляющий закон, требовал у Тейлора, чтобы тот нарушил свою клятву и предал свое имя, если потребуется…

Стоя на крыльце, Эйвери поежился. Дело было не в температуре – это было просто физическое чувство облегчения от того, что он наконец избавился от присутствия Корна. Тейлор просто не мог дождаться, когда наконец избавится от его вони. Защита земли Эйвери была делом всей его жизни. Он и сам пока не знал, на что готов пойти, только чтобы сохранить ее за собой.

Опять опустившись в кресло, Тейлор взял экземпляр «Убить пересмешника» и положил его себе на колени. Рассеянно перелистывая страницы, поразмыслил о том, какой выбор стоит перед ним. Возможно, скоро ему придется выбирать между своим добрым именем и фермой. Хотя, похоже, особого выбора у него не было. Его четырнадцатилетний сын спал в бывшей комнате Тейлора наверху. Эта земля принадлежала его сыну по праву рождения, и он сказал себе, что должен сделать все возможное, чтобы сберечь ее.

Энди было нелегко опять заставить себя появиться в суде на следующий день после того, как он вышел на волю. Я хотел дать ему больше времени, чтобы успокоиться, чтобы нам было легче разговаривать, но суд выдвинул свои требования. По крайней мере, на сей раз Энди был одет в приличную одежду. Новую. Ну, или почти новую. На свои сбережения Патриция купила Энди костюм в комиссионке. Некогда тот был бы ему впору – до того, как его арестовали. Теперь казалось, будто в этом костюме могли бы уместиться сразу два Энди. С рубашкой дела обстояли не намного лучше. Шея Энди выглядела так, будто из воротника высовывается черенок лопаты.

– Ну разве ты не прекрасно выглядишь? – сказала Патриция.

Энди, который, заметно нервничая, сидел перед ней за столом защиты, повернулся в сторону мест для публики и показал ей поднятые большие пальцы. Он знал, что она потратила на этот наряд все свои деньги до последнего цента, и не собирался портить ей настроение. Это был способ Патриции помочь ему. Она позаботилась о том, чтобы Энди хорошо выглядел в суде. Как порядочный молодой человек, каким на самом деле и являлся.

Патриция сидела в первом ряду галереи для публики. В тот день в зале суда было не так уж много народу. Несколько репортеров, а также кучка заинтересованных граждан в белых футболках и легких бежевых брюках, в том числе Брайан Денвир, на сей раз без своей AР-15. Находился в суде и отец жертвы – Кейт незаметно указала мне на него. На нем были синяя рубашка и черные брюки, а на лице написана такая боль, какой не пожелаешь и врагу. Перехватив мой взгляд, он уставился на меня.

Я кивнул, но не улыбнулся.

Боль, которая кипела в глубине его глаз, превратилась во что-то другое и нацелилась в мою сторону. Вот и еще один человек, который при малейшей возможности вцепится мне в глотку. И его трудно было в этом винить. Правоохранители сказали ему, что его любимую дочку убил Энди Дюбуа, и неважно, что произойдет в дальнейшем в этом зале суда, – это мнение может никогда не измениться.

Гарри расположился за столом защиты слева от меня, Кейт – справа. Энди сидел рядом с Гарри, который очень заботливо относился к парнишке. У Гарри никогда не было детей, но привязанность, которую он выказывал по отношению к этому молодому человеку, навела меня на мысль, что Гарри наверняка сожалел об этом.

Кейт держала наготове папку с заметками касательно потенциальных присяжных заседателей. С утра я пролистал ее, после бессонной ночи – отличная работа. Лучше, чем это вышло бы у меня самого.

Корн уже сидел за столом обвинения, в окружении нескольких помощников. Я внимательно оглядел присутствующих, но шерифа нигде не увидел. В зал вошел судья Чандлер, и по команде пристава все поднялись со своих мест. Судья объявил, что собеседование с кандидатами в присяжные по делу «Округ Санвилл против Дюбуа» объявляется открытым.

– Более сотни потенциальных присяжных заседателей ждут своего часа, господа адвокаты. Я ожидаю от вас обоих, что вы будете работать быстро. В моем суде меня в первую очередь интересует отношение кандидатов к смертной казни, и мне не нужно, чтобы вы тратили на каждого больше пяти минут, прежде чем я сам приму решение. Это ясно, мистер Флинн? – спросил судья.

Я кивнул.

Это было мое первое дело по обвинению, караемому смертной казнью, но я уже представлял себе, какие подводные камни меня ждут. В этом городке не имело особого значения, кто будет сидеть в жюри. Вряд ли кого-то тут вдохновит перспектива исходить из невиновности Энди, пока не будет доказано обратное. И существовала еще одна проблема – отбор присяжных для рассмотрения дела о преступлении, наказуемом смертной казнью, существенно отличается от любого другого процесса отбора присяжных в системе уголовного правосудия.

В деле об убийстве, караемом смертной казнью, присяжные должны быть допущены к рассмотрению такого рода дел [306]. Они должны быть готовы к тому, что в случае вынесения вердикта «виновен» фактически выносят подсудимому смертный приговор, и это не должно их каким-либо образом сдерживать. Вопросы, которые задают присяжным в таких случаях, как правило, касаются того, вынесли бы они смертный приговор или никогда бы не вынесли такой приговор, даже если подсудимый будет признан виновным. А это уже с ходу склоняет будущий процесс в пользу обвинения. Большинство женщин, представителей различных меньшинств, католиков и либерально настроенных людей выступают против смертной казни и никогда бы не вынесли такой приговор, даже если б признали кого-то виновным. А значит, они не могут быть присяжными в делах об убийствах, караемых смертной казнью. Как следствие, основная масса допущенных к таким делам присяжных не отличается особым расовым разнообразием – в большинстве своем это белые протестанты [307] мужского пола, приверженцы Ветхого Завета, которые с таким же успехом могли бы вывести обвиняемого на задний двор и кончить его выстрелом в башку, прежде чем в суде будет произнесено хоть слово.