Крошечные красные капельки на эмали раковины, которую ты недостаточно тщательно промыл, прежде чем лечь ко мне в постель после своей „ночной смены“.

А потом я увидела фото в газете, кровь на стенах, дату смерти, которую „календарный убийца“ оставлял своим жертвам, и узнала твой почерк. Но я признаю, что в результате терапии в «Бергер Хоф» мне почти удалось закрыть глаза на правду. Ты увидел, как я изменилась, поверил в мою ложь, что у меня эмоциональное выгорание из-за детей и стресса, так как твоя работа сказывается и на мне.

Как легко я смогла убедить тебя, что нуждаюсь в психиатрическом лечении! Тебе нужно было время для твоих злодеяний? Я сказала терапевтам в «Бергер Хоф», что у меня паранойя. Ведь легче верить в ложь, чем жить с осознанием того, что любишь убийцу.

Правда, твой отец положил конец моему процессу самообмана, когда навестил меня в клинике. Я надеялась, что он принесет мне доказательства твоей невиновности, потому что, да, признаюсь, попросила его последить за тобой, Джулс.

Я не могла знать, что ему и не нужно было ничего выяснять. Я думала, фотографии твоей кровати, которые он принес мне, шокировали и его. Ничего подобного. Вы вместе смеялись над моей наивностью? Или он действовал, не посоветовавшись с тобой, когда рассказал мне всю правду?

Я надеялась на последнее, потому что не могу забыть его мерзкую улыбку, когда он сказал мне, что я должна быть сильной. Что вы команда и будете вместе убивать.

Я знаю, он наслаждался моей болью и моим обмороком. Я по сей день ощущаю тот шок, когда он взял меня за руку и подвел к окну в клинике, хорошо зная, что мне, психически лабильной пациентке, никто не поверит. Возможно, он и правда считал, что я вас пойму. Что у вас была хорошая причина, чтобы наказывать женщин за то, что они возвращались к своим мучителям.

Твой отец самодовольно показал мне одну молодую женщину, тоже пациентку, которая с отсутствующим видом сидела в парке.

Ее звали Клара Вернет…»

– Цветы?

Клара так сильно вздрогнула, что ударилась коленями о столешницу.

– Что? – она уставилась на уличного продавца, который не мог выбрать более неподходящего момента, чтобы сунуть ей под нос букет роз.

– Нет! – Кларе не удалось сохранить вежливость. Вообще она сочувствовала несчастным торговцам, которые должны были сдавать свой жалкий заработок какому-нибудь главе мафиозного клана. Она убедилась, что вонявший табаком тип в толстовке не приставал к Амели, дождалась, пока тот, ничего не выручив, выйдет на улицу, и вернулась к последнему абзацу кошмарных откровений, которые в отчаянии написала Даяна в последние часы своей жизни.

«…Твой отец самодовольно показал мне одну молодую женщину, тоже пациентку, которая с отсутствующим видом сидела в парке.

Ее звали Клара Вернет, и он выбрал ее в качестве следующей жертвы. Ее муж Мартин подвергал Клару сексуальному и психическому насилию, но она все равно от него не уходила. Хотя, по иронии судьбы, уже на протяжении нескольких лет испытывала такой страх, что сохранила номер службы телефонного сопровождения в своем мобильном.

Ей вы назначили дату смерти на 30.11. Как и вашей первой совместной жертве.

С тех пор как вернулась из клиники, я сама не своя, но ты этого даже не заметил. Мыслями ты больше не со мной, потому что борешься со своими демонами. Для Валентина и Фабьенны ты по-прежнему самый заботливый отец, но для меня лишь бездушная оболочка, хотя в этом мы схожи.

Вы с отцом выбрали дату для Клары Вернет, а я определила день для себя. И это сегодня.

Я знаю, что ты никогда не причинил бы мне зла. Это и осознание, что, несмотря ни на что, я по-прежнему люблю тебя, делает дальнейшую жизнь для меня невыносимой. Возможно, с одним тобой я бы еще справилась. Сумела бы укротить твоих темных демонов. Но с твоим отцом в качестве ментора Зла?.. Никаких шансов. Это выше моих сил, моего воображения и моей воли к жизни.

Прощай, мой дорогой Джулс. Сейчас я допишу это письмо и вскрою себе вены. Может, я еще смогу в последний раз позвонить тебе на 112, прежде чем силы оставят меня. Чтобы в последний раз услышать твой голос, который раньше поддерживал меня, давал уверенность и надежду. Может, если я застану тебя на работе, мне удастся удержаться за него, и ты проводишь меня в последний путь.

Вероятно, никто, кроме тебя, никогда не прочтет это письмо. Иначе он или она наверняка подумает: „Как мать может оставить своих детей с убийцей?“

Я уверена, даже ты аргументировал бы так же, расскажи я тебе о своих намерениях. И возможно, глядя в твои глаза, я дала бы слабину и мне не хватило бы сил осуществить задуманное.

Но я знаю, что должна это сделать. Дети всегда были тебе ближе, чем мне. И они еще больше отдалились от меня с тех пор, как я превратилась в эмоциональную развалину. Я невероятно устала, но одновременно я в ярости на тебя. Моя смерть – я знаю это – станет тебе наказанием. Я знаю, как сильно ты меня любишь. И как сильно будешь страдать от моего самоубийства. Возможно, и я на это надеюсь, такое потрясение вернет тебя на правильный путь, который мне в этой жизни навсегда закрыт. И тогда – я это знаю – ты будешь хорошим отцом детям, как всегда был мне хорошим мужем.

Я так тебя люблю, несмотря ни на что!

Даяна».

Она уже какое-то время смотрела в пустоту поверх верхнего листа письма, когда на блюдце зазвенела ложечка. Кларе – мыслями еще пребывавшей в страшном, описанном Даяной мире, – понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что вибрации на столе исходили от ее мобильного.

– Алло?

– Как у вас дела, Клара?

С первыми же словами позвонившего температура в кафе резко упала, приблизившись к уличной. Интуитивно Клара схватила шарф, который лежал рядом с ней на стуле. Одновременно убедилась, что ее дочь в безопасности.

– Джулс? – Имя, которое ей когда-то так нравилось, что она рассматривала его как вариант для второго ребенка, было теперь настолько ненавистно, что становилось плохо, когда она его произносила.

– Я не отниму у вас много времени, не волнуйтесь. И никогда больше не позвоню. Это действительно наш последний разговор.

Клара надела к шарфу пуховик, вышла на улицу и встала перед дверью кафе, не сводя глаз с Амели через огромные, до пола, окна.

– Я позвоню в полицию. – Облако пара окутало ее слова, как дым от электронной сигареты. Температура была чуть ниже нуля, но душевный холод, который она ощущала, намного сильнее.

– Она не всегда приезжает так быстро, как требуется.

– Ах да, я забыла. Вы ведь убийца из службы спасения.

После того как пресса выяснила, кто совершал убийства, то окрестила Джулса по-новому.

– Я говорю по опыту, потому что в ту ночь сам пытался вызвать помощь. Я думал, вашей дочери угрожает опасность. Я предпочел бы сдаться, чем подвергнуть ребенка опасности.

Клара помахала через свежевымытые витринные стекла Амели, которая потеряла ее, но теперь успокоилась, увидев, что мама говорит по телефону перед кафе.

– О, как благородно. Но это вы представляли единственную опасность для Амели. Вы боролись с бебиситтером!

– Я читаю газеты, Клара. Я знаю. И очень сожалею о ситуации с Виго. Я взял ключ из бардачка машины вашего мужа, потому что знал, что в последнюю субботу месяца он всегда приходит домой очень поздно.

После своих вечеринок в Le Zen. Или в загоне, – подумала Клара и задалась вопросом, сколько сеансов терапии потребуется, чтобы она смогла открыто говорить об этом с кем-то еще.

– Я ничего не знал о бебиситтере. Когда я пришел, он, видимо, уже спал в гостевой комнате.

Клара презрительно фыркнула.

– Вы думали, я оставлю своего ребенка без присмотра?

– Уже забыли? Вы хотели оставить ее одну навсегда, – парировал Джулс. Воспоминание о ее неудавшихся попытках самоубийства произвело на Клару отрезвляющее действие.