В каком-нибудь экспозе я описал бы ее как девушку а-ля After Eight: снаружи приятная горчинка терпкого шоколада, внутри спортивная свежесть мятной начинки, которая определенно не каждому по вкусу.

— Не хочешь хотя бы сказать, какой у тебя план? — спросила Фрида. Мы как раз проезжали мимо самого уродливого памятника архитектуры Берлина, трибуны Авуса — руины, олицетворение моего душевного состояния.

— Хочу, — ответил я, но сам же себя прервал.

Я хотел говорить. Довериться Фриде. Хотя бы для того, чтобы удержать ее от глупостей или аффективной реакции. Я должен объяснить, что не причиню ей зла, ни при каких обстоятельствах. Только мог ли я это сделать?

Мои пальцы, державшие гранату, начали потеть.

Мне запретили говорить с полицией, но не с гражданскими лицами. Однако почему я должен довериться первой встречной? Тогда уж лучше Тоффи или Ким. Правда, оба тут же сообщат в полицию. Нет, Тоффи должен хранить адвокатскую тайну, но его, наверное, как раз допрашивают. Могу ли я ему все равно позвонить?

Мои мысли лихорадочно скакали и путались.

Нет! Не могу. Я не помню наизусть его номер. Он в моем телефоне. А телефон…

Я порылся в полиэтиленовом пакете между ног и вытащил сложенные вещи. Рубашка, брюки, пуловер, носки, шорты-боксеры, кроме одежды, ничего не было. Ни моих часов, ни портмоне, ни сотового телефона.

— Остановиться, чтобы ты мог переодеться? — поинтересовалась Фрида, которая, вероятно, хотела сломить мое сопротивление. Я засунул джинсы обратно в пакет, при этом из заднего кармана мне на колени выпала небольшая пачка бумаг.

Какого черта? Мне потребовалось несколько секунд, прежде чем я понял, что это, и потом еще какое-то время, чтобы вспомнить, как отрывки из моего первого триллера попали в карман штанов.

«Школа крови», конечно!

Вчера днем Космо сунул мне эти страницы с просьбой почитать его комментарии.

Я взглянул на часы на панели инструментов и спросил Фриду, правильно ли они показывают.

— Да, сейчас почти десять. Среда, тринадцатое октября, и мы находимся в Берлине, Германия, — произнесла она подчеркнуто медленно, как будто разговаривала с умственно отсталым.

Почти десять.

Боже мой, визит сотрудников службы опеки, побег, авария… неужели прошло всего несколько часов с тех пор, как Космо выпрыгнул перед моим «жуком»?

Космо!

Мысль атаковала меня, как кошка с острыми когтями.

На этой неделе каждый день с двенадцати до шести, — голос брата прозвучал, как эхо прошлого.

Идея, которая пришла мне в голову, была чистым сумасшествием, но разве это не вписывается в то, что сейчас переживаю? И кто, если не Космо, умеет заметать следы, скрываясь от полиции?

— Мы за два часа доберемся до Бранденбурга? — спросил я Фриду.

— Бранденбург-на-Хафеле? А что там? — ответила моя заложница покорным голосом.

Пока что я избавил ее от ответов: психиатрическая клиника. И мой брат-педофил, который ежедневно с полудня может покидать психушку.

Еще несколько секунд — и маленькая девочка с длинной косой пропадет из виду. Или упадет на землю и разобьется.

Джеймс чувствовал влажный осенний ветер на своем небритом лице. Если бы у него были силы отогнать от себя ужасные картинки, которые стояли перед его внутренним взором: рваные раны и переломанные конечности; окровавленные кости, выпирающие из разорванного мяса.

Конечно, Джеймс знал, что снова преувеличивает. Что уже видел слишком много ужасного в своей жизни, и фантазия начинала бурлить даже в самых незначительных повседневных ситуациях. Он всегда рассчитывал на худшее.

На перелом черепа или как минимум на паралич всего тела.

— Вот у меня духу бы не хватило, — сказала молодая мама в двух шагах от него, словно подтверждая его мрачные мысли. Она стояла рядом, вцепившись в новенькую громоздкую детскую коляску, в которой дремал сильно закутанный младенец, в зеленой шапке и накрытый детским одеяльцем коричневого цвета.

Джеймс покосился на молодую женщину — на вид ей около тридцати, — но так и не понял, была ли она снова в положении или все еще не избавилась от лишних килограммов после предыдущей беременности.

— Духу? — переспросил он.

Женщина, видимо заметившая его акцент, смущенно улыбнулась и перешла на английский:

— Извините, я имела в виду, что испугалась бы и не позволила своему ребенку залезать туда.

Она указала на верхушку деревянной башни — главное притяжение детской игровой площадки на Ляйхардтсштрассе в берлинском Далеме[138]. Джой оставалось две ступени до платформы на самом верху.

— Я тоже боюсь. — Джеймс рассмеялся и посмотрел на дочку трех с половиной лет. — И даже очень. Но по сравнению с Джой ИГИЛ — отряд скаутов. Если трехлетняя террористка что-то вбила себе в голову, ее не остановить.

Джеймс стоял наготове с поднятыми руками на случай, если она поскользнется на последней перекладине в своих лиловых резиновых сапожках и сорвется вниз.

— Меня зовут Тони, — сказал Джеймс. — Мы из Нью-Йорка, — лгал он дальше, не отрывая взгляда от пятой точки Джой. — Извините, что не могу подать вам сейчас руку.

«На которой нет обручального кольца, что ты уже наверняка заметила».

— Ничего страшного. Меня зовут… Ма-а-а-аркус, ради бога, немедленно прекрати!

— Маркус? Я всегда думал, что это мужское имя, — пошутил Джеймс.

Женщина преувеличенно громко рассмеялась плоской шутке, продолжая глядеть в сторону группы детей на другом конце площадки.

— Простите, мне очень жаль, но мой старший мучитель только что пытался спихнуть какую-то девочку с качелей. Меня зовут Мэнди. Мэнди Штурм.

— Красивое имя.

— Спасибо. Вы часто сюда приходите?

Ее немного неуклюжую попытку флирта прервал телефонный звонок на сотовый Джеймса. Тот, извиняясь, пожал плечами, мол, «мне очень жаль, но это важно» — что регулярно доводило его первую жену до белого каления, — и ответил на звонок в ту секунду, когда Джой у него над головой добралась до платформы и, смеясь от радости, уползла на четвереньках из поля зрения.

— Ну как там?

Он перебежал на другую сторону башни, где была алюминиевая гора, спускающаяся в кучу осенней листвы и песка.

— Лучше и быть не могло, — сказала Виго, правая рука Джеймса в компании. — Он угнал машину вместе с женщиной-заложником.

Джеймс присвистнул и помахал рукой Джой, которая держалась за перила горки. Она, так бесстрашно вскарабкавшись наверх, сейчас вдруг не решалась съехать вниз.

Давай же, беззвучно проартикулировал он губами, и сказал Виго:

— Захват заложника?

— Да.

— Отлично. Супер! — закричал Джеймс одновременно в трубку и своей дочери, которая преодолела страх и молнией скатилась с горки.

— Санитар расположил под повязкой и в тумбочке все так, как мы хотели. Мы можем и дальше отслеживать его с помощью радиопередатчика, но это даже и не нужно.

Верно. Благодаря Иешуа они и так знали планы Макса.

— Тогда этот Макс Роде наконец сделает то, что должен, — сказал Джеймс. Его всегда забавляло, когда в фильмах гангстеры говорили метафорами, на каком-то секретном зашифрованном языке, на случай если их аппарат прослушивался полицией. Только единицы могли позволить себе собственный спутник, как их организация. Но от продуманной системы шифрования отказываться все-таки нельзя.

— Верно. Все идет так, как предвидел Иешуа, — прозвучал голос Виго.

Джеймс оглянулся, нет ли кого поблизости, и увидел, как Мэнди с трудом движется в его сторону, толкая перед собой по песку детскую коляску.

— Тогда мы достигли своей цели, — проговорил он чуть тише и одобрительно погладил дочь по голове.

— Почти. Йола все еще жива.

— Проклятье, это еще почему?