– О да. Это все для меня так непривычно. Первая книга.

– Я знаю! Даже не верится!

«Не тебе одной», – подумала Анна.

– Люди, опять же. Бывают потрясающие, но бывают и… специфические, да?

Продавщица усмехнулась.

– Книжные магазины притягивают специфических людей.

– Да. Но они говорят такие странные вещи. Вчера вечером мне вот как раз и сказали. Я так испугалась, что мне сразу захотелось вернуться в отель. Наверно, поэтому я и оставила ручку.

– Ужас какой. Так неприятно думать, что вам у нас не понравилось. Мы хотим, чтобы писатели чувствовали себя в безопасности. Кто это был, вы не запомнили?

Анна покачала головой.

– Это был не личный разговор. Просто надпись на стикере в книге. А человека я вообще не видела. Вам вчера не попадался никто, ну, знаете, со странностями или не в себе? Особенно в конце очереди?

Продавщица нахмурилась.

– Был один тип, который не хотел покупать книгу. Он просто хотел отдать вам свою. Напечатал за свой счет, я почти уверена.

– Я помню его, – кивнула Анна. Его книга валялась в мусорной корзине у нее в номере. – Еще кто-нибудь?

– Несколько человек плакали. Я обратила внимание.

– Да, – сказала Анна. – Такое случается. Тяжелая тема.

– Да-да, вы правы. Вы сказали, это была записка? Иногда кто-то приходит до мероприятия, оплачивает книгу и оставляет для автора вместе с запиской. Для автографа. Ну там, пишет свое имя или имя человека, которому хочет подарить книгу. Такого рода вещи. А потом приходит и забирает. Или иногда мы сами отсылаем.

– Да, – Анна снова кивнула. Она теряла терпение. – Вероятно, так все и было. Можем мы выяснить, кто купил эту книгу и планировал ли он забрать ее или оформил доставку? Простите, это, наверно, идет вразрез со всеми правилами, но… Я не знаю, много ли вам известно о моем муже…

Это была отчаянная импровизация, которой она сама от себя не ожидала, но ей требовались экстренные меры, чтобы раскочегарить продавщицу.

– Ой! Боже, я обожаю его книгу. Он был таким хорошим писателем. Я так сожалею о вашей потере.

– Вы знали, что его преследовали в течение нескольких месяцев? Прежде чем он умер?

Продавщица на мгновение растерялась, а затем ее шестеренки завертелись.

– Точно. Ого. Да, я читала об этом. Это так ужасно. Люди могут делать чудовищные вещи. В старших классах у меня был один такой гад.

У Анны не было на это времени.

– Значит, вы меня понимаете. То есть того человека так и не нашли. А теперь я написала эту книгу, и… когда я думаю, что он все еще где-то разгуливает… Извините, просто я на самом деле испугалась, – она сделала паузу. – Мне не стоило обременять вас этим.

– Никуда не уходите.

Продавщица снова ушла, оставив ее одну. Анна взяла телефон. Ей действительно пора было ехать в аэропорт. Вечером в Миннеаполисе ожидалось большое мероприятие в Центре искусств Хопкинса. Она не могла его пропустить. Она открыла приложение такси и указала пункт назначения – аэропорт. Ожидание составляло десять минут. На самом деле, вероятно, пятнадцать.

Вернулась продавщица, держа в руке распечатку. Она не сразу отдала ее Анне.

– Возможно, у меня будут неприятности, если я отдам это вам, – сказала она.

– Кроме меня, этого совершенно точно никто не увидит.

До начала чтения было куплено шесть книг, чтобы Анна оставила в них автографы. Пять оплачены кредитками и дожидались покупателей в магазине. Шестая книга была оплачена наличными и дожидалась отправки службой доставки.

– А можно узнать адрес? – сказала Анна.

Продавщица провела пальцем вниз по странице. Заказчик – Эван Паркер. Адрес – давно закрытый колледж в Рипли, штат Вермонт.

Анна поднялась на ватные ноги.

– Мне так жаль насчет вашей ручки, – сказала продавщица. – И… вообще.

– Я нашла ручку, – промямлила Анна, выходя на улицу.

Прежде всего, Эван Паркер был мертв. В этом не могло быть ни малейшего сомнения.

Она своими глазами видела, как он умирал под крышей их отчего дома, и после этого провела там еще какое-то время, решая одну задачу, не опасаясь, что Эван ей помешает. Когда она ушла, много часов спустя, он был по-прежнему мертв, и даже после этого, согласно информации из открытых источников, тело нашли только через пять дней. К тому времени его не смог бы откачать ни один даже самый искусный врач во всем Вермонте.

Так что кто бы ни купил ее книгу, это был не Эван Паркер из колледжа Рипли или откуда-либо еще.

Она села в такси и приехала в аэропорт Денвера, чтобы улететь в Миннеаполис. Провела мероприятие в Центре искусств Хопкинса, посетила конференцию Библиотечной ассоциации в Чикаго, конференцию «Здоровый разум» в Кливленде, книжное событие в Луисвилле и фестиваль женщин-писательниц в Сент-Луисе. И в каждом из этих мест она не могла не оглядываться через плечо, в конец читательской очереди.

И там, как правило, ее поджидал какой-нибудь неприятный сюрприз, пусть и не тот, что занимал все ее мысли. Убитая горем мамочка, которая хотела показать ей фотографии, разгневанный мужчина, который считал, что Анна опошляет самоубийство, и хотел донести до нее, как это его оскорбляет, целая группа книголюбов, которым ужасно хотелось поговорить о ее писательском процессе. Было ошибкой оглядываться и думать: осталось всего трое… всего двое… последний читатель, потому что этот последний мог отнять столько же времени, сколько полдюжины нормальных людей, получавших свои автографы и уходивших с благодарностями. Иногда краем глаза она замечала, как эти «замыкающие» отступают назад, пропуская кого-то перед собой, и это действие, как ей подсказывал печальный опыт, говорило не о доброте или вежливости; скорее, оно предполагало корыстный расчет – оказаться последним, чтобы приклеиться к автору после того, как уйдут все остальные.

Каким-то образом она все это вынесла: путешествия и пересадки, мероприятия и все, что было после. Она не осматривала города, в которых бывала; не фотографировалась под «Фасолью»[347] в Чикаго и не посещала Зал славы рок-н-ролла в Кливленде. Не пробовала блюда местной кухни – ни барбекю в Сент-Луисе, ни сэндвичи хот-браун в Луисвилле. Но она придерживалась графика и не забывала о калориях; в каждом отеле был клуб здорового питания, и испортить его было довольно сложно. «Макмиллан» не отрядил с ней решалу вроде того парня, который сопровождал Джейка, когда они познакомились в Сиэтле. Она понимала, что не такая уж важная птица, пока еще нет, и хотя «Послесловие» превзошло все ожидания (включая ее собственные), ему было еще далеко до «Сороки». Иногда, как, например, в Денвере, кто-нибудь из представителей издательства встречал ее в аэропорту и отвозил на мероприятия, но в основном она летала одна, сама встречая книготорговцев и длинные очереди своих читателей. Как и читателей Джейка, которых она в некотором смысле унаследовала.

И вот передышка: после почти трех недель постоянной движухи – десять дней без разъездов, с возможностью вернуться домой в Нью-Йорк и перевести дух, имея в планах только местные чтения и что-то на Лонг-Айленде, куда ее отправили на лимузине. Она прибыла в Ла-Гуардиа поздно вечером в четверг и далеко не сразу нашла свой «убер» в лабиринте вечно недостроенного аэропорта. Как и следовало ожидать, пробки были ужасными, и до Виллиджа они добирались ползком.

Анна задержалась в вестибюле, чтобы взять у швейцара коробку с почтой. Многие письма были по-прежнему адресованы Джейку. В лифт с ней вошла единственная знакомая соседка, та самая, которая однажды согласилась присмотреть за их котом, когда они уезжали в свадебное путешествие, а позже взяла его насовсем. Анна думала, что завести кота – это удачная идея, но ей не зашло, поэтому, когда Джейка не стало, она отдала животное, не желая терпеть его на своей территории. Он – когда-то его звали Уидби, но соседка наверняка дала ему новое имя – всегда шарахался от нее, когда она входила в комнату, и Анне казалось, что он сумел понять своими кошачьими мозгами финал драмы, разыгравшийся в его присутствии. Единственный свидетель, который (какая жалость) никому не мог рассказать об увиденном. Прямо сюжет из греческой мифологии.