Пиликает телефон – пришло новое сообщение.

Это от Брэди.

Он такой милый, но Мина приехала сюда в том числе и для того, чтобы немного побыть в одиночестве. Подальше от всех. Даже от него, даже от переписки.

Неправда, думает Мина, но не пишет. Она не сможет по-настоящему расслабиться, пока книга не будет закончена, и, кроме того, Брэди вечно считает, что она «перенапрягается», когда Мина просто живет своей жизнью. Он также считает, что она слишком много пьет, но пара бокалов в день не делает ее алкоголичкой. Вообще-то, даже удивительно, что он ничего не сказал по поводу вина.

Боже, я знаю, думает она, но не пишет. Вместо этого Мина отправляет смеющийся смайлик и кладет телефон рядом с собой на шезлонг. Дело не в том, что муж ей надоел или она его не любит. Это не так просто. Если бы все было так, они развелись бы. Спокойно и безболезненно. Они столько всего пережили, что должно было их разлучить. По статистике, они должны были давно расстаться. Если бы они собирались развестись, это произошло бы, когда они потеряли Пакстон, или позже, когда поняли, насколько по-разному справляются с горем. Брэди хотел двигаться дальше, пережить боль, возможно, завести еще детей, но Мина отказалась. Она ни за что больше не приведет в этот адский мир еще одного прекрасного, невинного ребенка. Она вымещала боль на муже, хотя он тоже страдал от потери малышки.

Нечто подобное сказал бы кто-нибудь из их многочисленных психотерапевтов.

Мина и Брэди снова подошли к грани развода пять лет назад, когда она изменила мужу. Еще одна рана в их браке, теперь зарубцевавшаяся. А сейчас они застряли в каком-то странном, зыбком равновесии, не в силах ни изменить прошлое, ни двигаться вперед.

Теперь они больше похожи на соседей по квартире. Никаких поцелуев, никаких объятий, уж точно никакого секса. Когда друзья спрашивают, почему они все еще вместе, Мина говорит, что им слишком лень разводиться и они слишком привыкли к устоявшемуся укладу, чтобы переосмыслить жизнь и начать все сначала с кем-то другим. Невысказанная правда заключается в том, что они любят друг друга. Просто теперь все по-другому. Они не говорят об этом, хотя Брэди и хочет. Он изо всех сил пытается оживить отношения, но Мина сосредоточена на своей писательской карьере после того, как ушла с корпоративной каторги, где столько лет вкалывала как проклятая.

По террасе стучат первые капли дождя, и Мина заносит телефон и вино внутрь. Она залпом допивает остатки в бокале и наливает еще. Уже пора ужинать, у нее есть целая упаковка крекеров и достаточно энергии для работы, но она стоит, глядя в окно на дождь, заливающий всю улицу серым цветом.

Мина предпочитает работать по утрам. Может, на сегодня стоит закончить и наклюкаться, но тем самым она подтвердит утверждения Брэди, даже если он никогда об этом не узнает.

Соседу на другой стороне улицы, судя по всему, привезли продукты: грузный мужчина средних лет торопливо фотографирует несколько белых пластиковых пакетов, стоящих у порога. Затем возвращается в синюю «Тойоту Терцел» и уезжает.

Ничего примечательного. Возможно, виной тому обычное соседское любопытство, а может, вино уже понемногу дает о себе знать, но Мина не сводит глаз с дома напротив. Никто не выходит забрать покупки. Есть ли там молоко? Или замороженные продукты, которые нужно срочно убрать в холодильник?

В груди шевелится знакомое чувство, которое Брэди называет синдромом чужих забот. Боже, да заберет ли кто-нибудь эти пакеты? «Тебя это не касается», – одернул бы ее Брэди и был бы прав. И все же пакеты, брошенные на крыльце… как скрежет ногтя по стеклу.

Мина возвращается на кухню за новой порцией вина, попутно размышляя, что следовало бы притормозить, если она рассчитывает сегодня поработать. Писать навеселе – еще куда ни шло. Это даже интересно, а порой и продуктивно. Но она уже не пишет. Она редактирует, а править текст в таком состоянии – сущее безумие. Мина только наворотит ерунды, а потом на трезвую голову придется все переделывать.

Да и кого она, собственно, обманывает? Все равно она сегодня уже ни на что не годна. Но можно хотя бы достать ноутбук, чтобы утром был под рукой. Уже хоть какой-то шаг в нужном направлении. Мина оглядывается вокруг и спохватывается: ноутбук-то в машине. Маленький мокрый внедорожник хорошо виден из окна. Мина представляет, как он мужественно держит оборону под хлещущими струями ливня.

Белые пакеты по-прежнему сиротливо стоят на крыльце.

Мина на секунду задумывается: а не предупредить ли соседей? Но нет, это уже чересчур, да и лень что-либо предпринимать, кроме как тихо ворчать себе под нос. Она усмехается, представляя, каким сладостным бальзамом пролилось бы это признание на душу Брэди. Добровольное признание в собственном, пусть и безобидном, неврозе.

К дому напротив подруливает серебристый «Джип Чероки», и пожилой мужчина, пригнувшись, словно пытаясь увернуться от капель воды, бежит к входной двери.

Он подхватывает несколько пакетов, другой рукой отпирает дверь и скрывается внутри. Спустя мгновение он снова появляется на пороге, забирает оставшиеся пакеты и окончательно исчезает в доме.

Доставка приехала раньше хозяина. Вот и вся история.

Теперь очередь Мины уворачиваться от дождя – надо забрать ноутбук из машины. Она накидывает на голову синюю ветровку, сооружая некое подобие зонта.

Пока она, наполовину забравшись в салон, шарит на переднем сиденье, черные легинсы на заднице промокают с каждой секундой все сильнее. Мина тянется через водительское кресло за сумкой с ноутбуком, которая всю дорогу из Сиэтла пролежала на пассажирском сиденье. Когда Мина наконец зажимает сумку под мышкой и другой рукой снова натягивает куртку на голову, мужчина успевает выйти из дома и, судя по всему, собирается уезжать. В этот момент в окне спальни отодвигается занавеска, и в проеме появляется лицо маленькой девочки. Она смотрит сначала на джип, а потом на Мину. Ее короткие волосы разделены прямым пробором, лицо лишено всякого выражения. Но в глазах такая потерянность, что у Мины разрывается сердце.

И дело не только во взгляде. Губы девочки накрашены ярко-вишневой помадой. Мина прищуривается, чтобы лучше разглядеть сквозь дождь. Вдруг губы у девочки просто потрескались. Но нет, это красная помада.

Девочка поднимает руку, словно собирается помахать, и прижимает к стеклу кончики пальцев.

Мина не успевает освободить руку, чтобы ответить на этот жест, потому что девочка исчезает.

Кольцо Брук пропало. Его нигде нет.

Она нашла маленькую бумажную коробочку, которую Тайсон смастерил для него, смятую в комок, но кольца там не было. Она не может его потерять. Будто Тайсон умер еще раз… Глупо, конечно, но так она это ощущает.

Уже восьмой час, камеры выключены, и Брук, сняв платье, переодевается в лаймово-зеленые синтетические штаны на резинке и полосатую водолазку коричнево-оранжевых тонов – самое удобное, что у нее есть. Она уже и не мечтает о легинсах или безразмерных толстовках.

Куча мужской одежды в шкафу выглядит иначе. Брук берет рубашку на пуговицах, подносит к лицу, вдыхает запах.

Что-то внутри нее лопается, и по щекам катятся крупные слезы – слезы по Тайсону. Она зажимает рот ладонью, чтобы ее не услышал сидящий в гостиной Дерек.

Запах Тайсона исчез. Еще одна его частичка умерла.

Спотыкаясь, она добирается до кровати и садится на край. Наверное, Митч заправил ее после того, как Дерек устроил тут погром. Теплая слезинка стекает по распухшей, пылающей губе, и Брук вспоминает нападение Дерека. Еще один тупой громила, на этот раз чуть не выбивший из нее дух. Еще одно падение. Обычно ее только унижали или пытались контролировать. За что вселенная так ее ненавидит? За последние десять лет ей пришлось торчать тут с кучей козлов, но этот хуже всех. Этот урод безумно выводит ее из себя, хотя не стоит думать, что он такой же, как Йен.