И разыскать ее удастся не сразу. К тому же ей уже исполнилось восемнадцать, так что официально она сама за себя отвечает. Девушка объяснила все это совершенно бесстрастно, не пытаясь вызвать жалость к себе. Просто как есть, так и есть. И всегда было.

Этот трагический мотив не прошел мимо внимания Хонор: она была тронута, хотя и почти против воли. Она сказала Элли, что та может остаться на ночь у нее – в ее квартире есть свободная комната, а муж в отъезде на несколько дней. Вот выспится как следует – может, в голове прояснится, и все предстанет в другом свете. Может, она еще передумает.

– Жизнь гораздо сложнее, чем ты думаешь, Элли, – тихо сказала Хонор. – А такой девушке, как ты, – без семьи, без связей – придется еще тяжелее.

Хонор и сама не до конца понимала собственные мотивы. Такие спонтанные проявления доброты были явно не в ее характере. Может быть, эмпатия сработала – она сама уже с неделю чувствовала себя так, будто с нее сняли кожу. Признание Чипса отбросило ее назад, в воспоминания о несчастьях своей юности.

Хонор отправила девушку в душ, а пока ее не было, вбила в «Гугл» ее имя, внезапно обеспокоившись – вдруг ее уже разыскивают? Девушка была такой юной, такой беззащитной – казалось очень странным, что никто не заметил ее отсутствия. Однако поиск ничего не дал. Единственным результатом была ссылка на школьный информационный бюллетень, где Элли причисляли к «команде лидеров» этого года. Здесь же была фотография, где Элли получает значок старосты – этакая скромница в старомодной клетчатой юбочке, с собранными в узел волосами, чисто вымытым лицом.

Элли вернулась в комнату, завернутая в полотенце. Хонор закрыла вкладку, и в браузере открылась другая – старая статья о Сюзанне Уэллс из серии «где они сейчас», которую она с болезненным любопытством изучала накануне. Рекламное фото старлетки в бикини соседствовало с откровенным снимком, сделанным лет через пять после закрытия сериала.

– Ух ты, – сказала девушка, заглядывая Хонор через плечо. – Я ее знаю.

– Правда? Вот уж не подумала бы, что молодые смотрят этот хлам.

– Да нет, не сериал, а ее саму. Ну то есть я с ней не знакома, но в лицо знаю. Она раньше жила в Мэннинге – преподавала театральное искусство в частной школе. Я ее там видела. А вы ее знаете?

– Немного. Она живет в городке, где я выросла. В Энфилд-Уош.

– Она ваша подруга?

– Подруга? – Хонор пожала плечами. – Не сказала бы.

Девушка все разглядывала фотографию.

– Она все еще учительница?

– Да. А что?

– Она была замешана в каком-то скандале в школе, и ей пришлось уйти. Все об этом говорили – как раз перед тем, как я перешла в Эбби.

Журналистская антенна Хонор тут же приняла вертикальное положение и начала подрагивать.

– Что за скандал?

– Точно не знаю. Слухи ходили всякие. Кажется, какая-то девушка обвиняла ее, что она ее трогала или что-то в этом роде. Скорее всего, вранье, но родители заставили школу от нее избавиться. А девушку потом все равно исключили. Теперь она просто голимая неудачница. – И добавила с невеселым смешком: – Совсем как я.

Девушка обхватила себя тонкими руками. Лицо у нее заострилось, глаза были огромными, под ними лежали темные тени. На вид ей можно было дать лет двенадцать.

– Что же делать, блин? В школу ужасно не хочется возвращаться, да и все равно это уже бессмысленно. Пробные экзамены начинаются в понедельник, а у меня ничего не сделано. Там еще задания были. А для колледжа Святой Анны нужны космические баллы.

– Может быть, все не так уж плохо. Могут же у тебя быть смягчающие обстоятельства? Например, если сказать, что у тебя…

– Что? – фыркнула девушка. – Что я могу сказать? Что забыла про экзамены? Амнезией страдаю и только сейчас это внезапно выяснилось? А, знаю – надо сказать, что я все каникулы была без сознания. Что меня похитили.

Это и было зерно плана.

Легенда сложилась на удивление быстро. Выглядела она странно, почти беспрецедентно, однако эта неправдоподобность только делала ее достовернее. Кто бы додумался сочинить такую бредятину? В старые времена, чтобы удовлетворить публику, пришлось бы ввести в сюжет рыцаря в сверкающих доспехах. На худой конец какого-нибудь красивого юного принца, жаждущего разбудить героиню, спящую очарованным сном, и подарить ей поцелуй истинной любви. Но в наши дни женщины и девочки уже давно не нуждаются в подобных глупостях. Так что в истории можно без этого обойтись. Все необходимые элементы волшебной сказки там уже есть – бедная девушка, добившаяся успеха, единственная трагическая ошибка, заточение в башне, отважный триумфальный побег – и никаких лишних сложностей, неизбежно связанных с любовью. Основной костяк сюжета разрабатывала Хонор, однако девушка оказалась отличным соавтором: она придумывала такие повороты и ответвления сюжета, которые Хонор никогда бы и в голову не пришли. В другой жизни, с другой биографией Элли, пожалуй, могла бы стать писательницей или сценаристкой.

В иных обстоятельствах Хонор, вероятно, покоробил бы такой энтузиазм Элли, ее готовность на все, полное отсутствие угрызений совести от того, что она собирается разрушить жизнь ни в чем не повинной незнакомой женщины. Однако несокрушимая логика мести высвечивала в первую очередь то, как идеально Элли выбрала момент для своего появления. Сейчас Хонор могла лишь восхищаться целеустремленностью девушки: она ушла в это дело с головой, будто готовилась к экзамену, к итоговой работе по какому-то из выбранных предметов. По мнению Хонор, определенное сходство тут и правда было: их замысел можно было рассматривать как некую дерзкую пьесу или авангардный перформанс, только с реальными последствиями.

И всякое чувство вины, которое Хонор могла бы испытывать из-за этой девушки, тут же легко испарялось. Ни о каких манипуляциях речи не было. Хонор откровенно говорила с девушкой о том, как далеко та может продвинуться по пути к славе и богатству, стоит только этой истории попасть в поле зрения СМИ. Элли делала это не ради Хонор – она делала это ради себя.

Когда же девушка спросила, в чем тут интерес самой Хонор, та сказала ей правду – во всяком случае, так, как сама эту правду понимала.

Девушка понимающе кивнула.

– Так и знала, что без мужчины тут не обошлось. Где месть, там всегда мужчина.

Обычно работа Хонор заключалась в том, чтобы раздувать пламя уже зажженного костра, подливать масла и всеми силами стараться держать огонь под контролем, чтобы он не перерос в пожар. Но в этот раз все было иначе – теперь ей самой предстояло развести костер и чиркнуть спичкой. Теперь это был ее огонь.

Общую картину, концепцию придумала Хонор, однако Элли была скрупулезнее и изобретательнее в деталях: выясняла, кто где был и когда, соображала, как прикрыть возможные нестыковки. Расписывала все по дням, по часам, по минутам. Она замечала все слабые места, выявляла, если можно так выразиться, белые пятна в сюжете и находила способы их заполнить.

Это была ее идея, чтобы Хонор побывала в доме, сфотографировала комнату, лестницу, планировку двора, дом снаружи и внутри, разнообразные детали, которые им больше неоткуда было знать. Что-то забрать, что-то подбросить – тоже была ее идея.

Элли читала рассказы других жертв похищения. Конечно, ее заточение было далеко не таким долгим и мучительным, как у той девушки из Германии, кливлендской троицы или Элизабет Смарт. Но каждое ее слово должно было звучать убедительно, вызывать ощущение подлинности.

Она прекрасно понимала, что, как бы достоверно она ни сыграла свою роль, ее рассказ не воспримут как нечто трагическое и вообще ужасное: из ее жизни были вычеркнуты не годы, а всего лишь недели. Из ее истории не сделать такую же бомбу, как из историй тех, других девушек. Зато в этой ситуации было нечто отталкивающе дикое: похитительница – женщина средних лет, плюс полоумная старуха. А еще предыстория самой девушки – тяжелая биография, героическая работа над собой и то, как все эти труды чуть было не пошли прахом. И сам побег.