– С кем это ты сейчас говорила? – спросил Хендрик и с шумом опустился на стул.

– Не будь таким любопытным.

Клара чувствовала себя комфортно в присутствии этого необычного мужчины, который действительно зарабатывал на жизнь тем, что раздевался перед незнакомыми женщинами.

«Но только до слипов», – как он подчеркивал.

– Это был мой адвокат, – солгала Клара. Она позже расскажет Хендрику о разговоре с Джулсом, когда ребенок будет спать, а она сама не сможет сомкнуть глаз. Не было будоражащего средства лучше, чем прошлое, напоминавшее ночной кошмар.

– Ну, тогда расскажи мне, чем мы, трое красавчиков, сегодня займемся? – спросил Хендрик, который считал излишними паузы в разговоре и минуты молчания, как за последние недели выяснила Клара. Правда, она отдавала ему должное, что никогда не согласилась бы на свидание с ним, если бы он не заговорил ей зубы.

Это началось с ее первого визита в больницу. Клара хотела извиниться за свой поступок, а Хендрик был бодрячком и болтал без умолку. Она все еще воспринимала как кошмарный сон, что пистолет в ее руке выстрелил и пуля попала в него.

«Почему пистолет был заряжен?» – спросила она его при встрече, а он ответил, лукаво улыбаясь: «Ревнивые мужья. Ты же знаешь, я стриптизер. На меня уже часто нападали мужики, которые хотели знать, не зашли ли их женщины на девичнике слишком далеко. Так что для своего спокойствия я раздобыл пушку».

Для своей «безопасности» он также никогда не снимал костюм после представления, «пока не доберусь до дома. Чтобы никто не видел моего лица и не поджидал меня на парковке».

Он сам знал, что это больше, чем просто паранойя, и что он перегибал палку. В принципе, Хендрик был скорее робкий, застенчивый человек, компенсировавший свою неуверенность силовыми тренировками, эротическими позами и оружием, из которого не хотел бы никогда стрелять. Из-за судимости (он три года «забывал» заплатить налог с оборота) его лишили права на владение оружием и забрали карточку. За это и за ненадлежащее хранение пистолета ему снова пришлось бы предстать перед судом. Во всем этом он признался Кларе за «примирительным кофе» в больничном кафетерии.

«Да, я солгал. Пушка была настоящая. Но я считал тебя сумасшедшей, которая бегает ночью по лесу и хочет угнать мою машину. Чтобы тебе даже не пришло в голову размахивать пистолетом, я сказал, что он игрушечный».

Клара наклонилась вперед, потрепала его огромную руку, которой еще ни разу не касалась с интимной нежностью, просто потому, что для этого было слишком рано – если вообще реально, – и спросила его:

– Ты нашел?

Хендрик кивнул и достал конверт. Уже второй мужчина, который в этом кафе положил ей на стол конверт, только конверт Хендрика был намного толще.

– Сколько там? – спросил он.

– Много.

Она попросила его забрать деньги из сейфа в доме на Литценском озере. Из квартиры, в которую она никогда в жизни больше не войдет.

– Думаю, около десяти тысяч евро.

Это были «игровые деньги», которые Мартин хранил дома.

Хендрик уважительно присвистнул сквозь зубы.

– Вау, и зачем они тебе сегодня так срочно понадобились?

Клара посмотрела из окна на железнодорожную станцию на Савиньиплац, видневшуюся в некотором отдалении.

– Я сейчас вернусь, – пробормотала она и поднялась.

Она попросила сбитого с толку Хендрика присмотреть за Амели и направилась к выходу.

– Куда ты? – крикнул он ей вслед, и она с улыбкой обернулась.

– Я попытаюсь кое-что сделать.

Все исправить.

– Возможно, у меня получится.

Клара вышла на холодный зимний воздух и подумала, что «возможно» – одновременно самое жестокое и самое многообещающее слово на земле.

Осторожно она приблизилась к лежбищу бомжа, который испуганно смотрел на нее из-под своего брезента. Взгляд, который дал ей понять, что нельзя забрать обратно страх и боль, если ты их уже кому-то причинил.

Но иногда получается облегчить воспоминания о них.

Возможно, подумала Клара и достала конверт, чтобы передать его профессору, в чьих грустных глазах читалось нечто похожее на надежду.

Если она не ошибалась.

Возможно.

Берлин, 1 апреля 2020 года

К сожалению, это не апрельская шутка: я пишу эти строки в то время, когда мы вместе с миллионами других людей находимся в реальном триллере под названием «Корона».

Моя голова трещит от потока информации, которой я наполняю ее уже несколько недель. Позавчера мой телефон сообщил мне, что в последнюю неделю мое среднее время использования мобильной связи составило восемь часов и двадцать минут в день! (То есть на целых три минуты дольше, чем обычно!)

В эту секунду в новостной ленте сообщается, что Италия продлевает запрет на выезд до 13 апреля, «Люфтганза» вводит неполный рабочий день для 87 000 сотрудников, в Панаме мужчинам и женщинам разрешается выходить на улицу только по отдельности, а число умерших от вируса COVID–19 в США достигло 4000. В Германии выявлено 69 346 инфицированных, умерло 774 человека. Это 1 апреля. И никто в настоящий момент не знает, чем все это закончится.

Но есть надежда. И если вы сейчас читаете эти строки, то моя надежда осуществилась Потому что в данный момент, в 10:37 по берлинскому времени, я понятия не имею, выйдет ли «Дорога домой» осенью, как планировалось. Само собой разумеется, в настоящее время есть проблемы намного важнее, чем дата выхода в печать какого-то психологического триллера. Но если вы сейчас держите в руках роман в переплете, это означает, что типографии еще работают. Что логистические цепочки не рассыпались. И что книжная торговля существует хоть в какой-то форме. (Если вы читаете его в электронном виде, то работает хотя бы Интернет, а это уже кое-что.)

Только что у меня было интервью с dpa, в котором меня спросили, не станет ли сценарий, в котором мы оказались, прототипом для нового триллера. Я дал однозначный ответ: «Нет!»

В прошлом меня часто критиковали за то, что события в моих книгах совсем не соответствуют действительности. Потому что определенные преступления нереалистичны и являются лишь плодом моей фантазии. Сегодня я говорю: «К счастью!»

Я пишу в развлекательных целях. И для этого вовсе не хочу детально и достоверно описывать существующее в мире Зло. Я никогда не понимал, почему для так называемых критиков желательно, чтобы какой-нибудь вдовец, читая роман, думал: «Отличное расследование провели, господин Фитцек. Именно таким жутким способом серийный убийца расправился с моей женой!»

Потом меня спросили, а зачем мы вообще читаем страшные истории. Разве ввиду актуальной катастрофы не лучше заняться чем-то «тривиальным»? (Что бы под этим ни подразумевалось.)

И на это я ответил отрицательно и воспользовался ситуацией, чтобы развеять большое заблуждение. Люди, которые не любят криминальную литературу, часто недоумевают, какое вообще удовольствие можно получать от описания смерти. Ошибка таких рассуждений: хороший криминальный роман – это, прежде всего, столкновение с жизнью!

Уже до «короны» многим, кто читает мои книги, пришлось пережить тяжелые удары судьбы. Я знаю это из множества откликов, которые получаю по адресу . (Прошу прощения, если не всем могу ответить.)

Автокатастрофа, в которой посчастливилось выжить, тяжелая болезнь, которую удалось побороть, или слишком ранняя смерть близкого человека – если в этом вообще может быть что-то светлое, то только осознание, что каждый удар судьбы заставляет нас задуматься над ценностью жизни.

Что я до «короны» считал само собой разумеющимся: поход в кино, шопинг с друзьями, ужин в итальянском ресторане, летний отпуск в Греции, поездка на теннисный корт…

Катастрофа – и это единственная хорошая новость – по-новому расставляет мои приоритеты. Например, показывает мне, каким классным может быть мое онлайн-сообщество, но что реальный контакт с людьми намного важнее.