Окей.

Вы так считаете, отлично.

Что ж, пора бы вам усвоить: жизнь – штука нечестная, и так было всегда.

Серьезно, что за люди? Они словно закупорились в своем пузыре и даже не пытались выбраться оттуда.

Какова была вероятность, что Джейк пополнил бы их ряды, если бы не пересекся с Эваном Паркером и его (точнее, ее) невероятным, неотразимым сюжетом? Или сам Эван, если бы его драгоценный дебютный роман не произвел впечатления на агента или издателя? Сколько общего между ними обнаруживалось, если взглянуть под таким углом! Она могла представить любого из них на месте того парня в конце очереди за автографами, ожидающего возможности сказать какую-нибудь колкость двадцатичетырехлетней пигалице, чей дебютный роман издал «Кнопф», просто потому, что она была милашкой, или за ней стоял влиятельный наставник, или она была дочерью знаменитости, или закончила Гарвард, или, обычное дело, была любовницей известного писателя и написала об этом роман, или имела еще какой-то хитрый рычаг, позволившей ей обскакать того парня и ему подобных. Такое поведение она считала недостойным и, если уж начистоту, и Эван, и Джейк в ее понимании вели вполне безоблачную жизнь. Родители закрывали глаза на их недостатки. У них было здоровье и крыша над головой. Джейк получил раззолоченный диплом магистра изящных искусств. А ее брату с ранней молодости все приносили на блюдечке с золотой каемочкой. Ее муж вошел в число тех молодых или, во всяком случае, моложавых писателей, чей дебютный роман вышел в одном из этой большой пятерки издательств. Так чего им еще не хватало? Ее брату, который после колледжа пристрастился к наркотикам, что в подобных обстоятельствах угробило бы многих, удалось не спустить все свои деньги и не расстаться с жизнью (одному или с кем-то) на вермонтских дорогах. Его таверна не прогорела, и после того, как они с Розой уехали в Джорджию, он получил в свое распоряжение дом, причем задаром. Он умудрялся изображать из себя трезвенника, не отказываясь от наркотиков. Умудрялся строить из себя праведника за барной стойкой в своей таверне, а дома баловался опиоидами в ванной, отделанной мрамором из семейной каменоломни, и строчил свой роман, без зазрения совести поливая грязью сестру, после чего проваливался в наркотическое забытье на родительском ложе словно из фильма ужасов. Никакой самокритичности. Никакого «падения на дно». Только неуклонно нарастающее чувство обиды и воззвания к непонятной справедливости.

Они должны были быть благодарны судьбе, они оба. Им следовало возделывать свои собственные сады и вообще ее не трогать. Но они не стали и теперь сошлись с ней в этом треугольнике. Снова.

Анна, разумеется, не нуждалась в том, чтобы Мартин Перселл рассказывал ей о фейсбучной[365] группе «Писатели Рипли», и не сомневалась, что очень скоро Перселл броситься делиться с ними новостью – по крайней мере, с бывшими студентами Джейка, – что их могут вскоре издать в серьезной антологии. Она надеялась, что никто из них не побежит впереди паровоза и не свяжется напрямую с Матильдой или Вэнди, но, если кто-нибудь позвонит и спросит об этой книге, которую она якобы задумала издать, она просто скажет, что собиралась сделать это в частном порядке, ради Джейка и этих замечательных людей, его студентов. Это был разумный риск ради важной цели; камень, брошенный в пруд товарищей Джейка по Рипли, должен был поднять со дна что-то ценное. Каких бы трудов ей это ни стоило, она подождет и посмотрит, что там всплывет.

Анна ответила ему не сразу. Она хотела, чтобы динамика отношений была ясна с самого начала. Через несколько дней он снова написал ей по электронной почте. С извинением. Что было единственно правильным.

Уважаемая миссис Уильямс-Боннер,

Сожалею, что мы до сих пор не связались по поводу Вашего проекта в честь профессора Боннера. Найдется ли у Вас удобное время, чтобы я мог позвонить Вам и обсудить его?

С наилучшими пожеланиями,

Мартин Перселл

Она подождала несколько дней. Съездила на Лонг-Айленд на лимузине, чтобы провести мероприятие на Северном побережье. Затем неожиданно получила приглашение на вечер «Молодых львов»[366] в Нью-Йоркской публичной библиотеке, очевидно, вместо кого-то, кто не смог явиться, и решила сходить за компанию с Матильдой. Она внимательно следила за электронной почтой, но ничего нового не появлялось.

Подождав еще неделю, она написала ему.

Уважаемый мистер Перселл,

Прошу меня извинить, я пропустила это и Ваше предыдущее письмо, поскольку они затерялись среди сотен рабочих писем! Да, нам нужно поговорить о проекте. Не могли бы Вы позвонить мне в субботу в 10:00 утра?

(Такое время она выбрала неспроста: ей было известно по его странице в Фейсбуке[367], что он ведет кружок робототехники в своей средней школе, и как раз в это время проходило важное мероприятие на уровне штата.)

Затем она указала, великодушно, свой мобильный телефон и написала: «Мне не терпится пообщаться с Вами! Анна».

Он позвонил в субботу ровно в десять.

– Можно я просто скажу первым делом, – сказал Мартин Перселл, – что считаю вашу книгу потрясающей?

– О, спасибо вам большое!

– Такая мощная. Такая честная.

Она, разумеется, слышала это уже не раз.

– Это так много значит для меня. Спасибо.

Он ненадолго умолк. Ей показалось, что она различает звуки робототехники на заднем фоне.

– Что ж, относительно этой антологии…

– Да! У меня возникла такая идея. Знаете, у нас тут, в Нью-Йорке, проходил вечер памяти со всеми его друзьями по издательскому миру и семьей, но почти никто не говорил о том, что он преподавал. А это было так важно для него.

– Я понимаю, – сказал Мартин Перселл. – Это и для нас было важно, уверяю вас.

– Вот я и решила обратиться в Рипли, чтобы узнать, не хотят ли они что-нибудь сделать. Видимо, я не сознавала, что колледж уже полностью закрыт. Кажется, они какое-то время работали онлайн, но и с этим, похоже, уже все.

– Да. Достойно сожаления. Это место столько значило для нас.

– Могу себе представить. Сама я никогда не стремилась получить писательскую степень. Честно говоря, для меня вообще стало сюрпризом, что я тоже могу быть писателем.

Анна умолкла на какое-то время, чтобы Мартин Перселл мог дать волю зависти, которую, как она предполагала, он мог к ней испытывать: возникла из ниоткуда, сразу у нее и агент, и издатель, которые взяли на себя все заботы. Сюрприз, как же!

– Что ж, у вас была такая важная тема. И вы проделали блестящую работу, – судя по голосу, он превозмог себя, и ей это понравилось. – Так, как вы думаете все организовать?

– Простите?

– Антологию, – пояснил он терпеливо. – Мне сказать другим студентам Джейка? Или вы планировали сделать какое-то объявление?

Она выдержала паузу, словно собираясь с мыслями.

– Вы знаете, наверно, для начала я бы хотела просто пообщаться с писателями, которых он учил. Затем, пожалуй, я могла бы поговорить с ними по отдельности, насчет того, что они могли бы предложить. Я хотела бы сделать все в частном порядке, по-тихому. Пока что. К тому же, – сказала она, – если мы дадим какое-то большое объявление, мне станут писать люди, которые по-настоящему не знали Джейка или не были его студентами. Я не хочу, чтобы моя затея превратилась в какой-то «Писательский дайджест».

– О, я полностью вас понимаю.

– Я так вам признательна, мистер Перселл, что вы мне помогаете.

– Пожалуйста, зовите меня Мартин, – сказал он.

– Мартин.

Он немного помолчал. Затем извинился.