— В чем же? — Изабель сняла темные очки, и ее черные глаза сверкнули.

— Тот мужчина лежит внизу в общем бассейне, потому что там много красивых девушек. К примеру, та блондинка через три топчана от него, видите?

— Да, но я ее тоже не знаю. И я не собираюсь больше…

— Ах, нет?

Мартин засунул в рот два пальца и свистнул, глядя в бассейн. Многие люди задрали голову и посмотрели наверх. Светловолосая девушка, о которой говорил Рот, отложила книгу и робко помахала рукой.

— Hola![110] — крикнула она по-испански и встала.

Изабель окаменела, когда девушка подошла ближе и встала прямо под балконом, вопросительно глядя то на Рота, то на Изабель:

— Hola! Qué pasa? Quién es el hombre, mama?[111]

Рот предвидел, что Изабель попытается сбежать. Но она не добежала и до середины гостиной, как в дверях появился французский полицейский.

— Вы арестованы по подозрению в препятствии правосудию, в симуляции особо тяжкого преступления и тяжелых телесных повреждений, — проговорил он на неправильном немецком.

— Это смешно! — возмутилась Изабель.

Щелкнули наручники.

— Это какая-то ошибка! — закричала она, когда ее уводили.

Полицейский сказал в рацию что-то неразборчивое, и в следующую секунду с неба раздался стрекот вертолета.

— Вообще-то это был чрезвычайно хитрый план, госпожа Ларенц, — говорил доктор Рот, шагая рядом с Изабель и полицейским. Он был уверен, что она его слушает. — Жози не задохнулась. Она была без сознания, когда вы нашли ее в лодочном домике. Вы спрятали дочь и потом отправили ее на пароходе в Южную Америку. Вы решили воспользоваться душевным расстройством мужа для собственной выгоды: держали его в уверенности, что он убийца. Он посчитал, что убил дочь, и впал в невменяемость. Вы добились того, что его признали недееспособным, и все состояние перешло к вам. Адвокаты выполнили для вас всю работу, а в Аргентине никто не задавал лишних вопросов про девочку, живущую с вами, ведь у вас было достаточно денег. Очень неплохой план. Только, увы, он работал недолго. Вы поступили легкомысленно, вернувшись в Европу с Жози, полагая, что Виктор уже не придет в себя после своего признания.

Полицейский поднялся с Изабель по лестнице на пятый этаж и вышел на крышу отеля, где размещалась вертолетная площадка для особо важных постояльцев. Теперь здесь стоял вертолет жандармерии. Всю дорогу Изабель молчала и не отвечала на вопросы, которыми забрасывал ее доктор Рот:

— Что вы тогда сказали Жози? Что ей лучше переждать за океаном, пока не стихнет шумиха в прессе? Что для надежности ей лучше сменить имя? Сколько времени прошло, пока она перестала спрашивать вас об отце?

Изабель не отвечала и ничего не спрашивала, даже не требовала адвоката. И не попросила разрешения проститься с дочерью, с которой разговаривала сейчас внизу женщина-полицейский. Она безмолвно вышла на крышу и позволила довести себя до самолета.

— У вашего мужа есть оправдание, — выкрикнул Рот ей вслед, надеясь, что она расслышит его последние слова сквозь шум вертолета, — Виктор болен. А вы… вы попросту жадная.

При этих словах она вдруг остановилась и повернулась к Роту. Полицейский немедленно вынул оружие. Она что-то произнесла, но Рот не расслышал и шагнул ей навстречу.

— Как Виктор это узнал?

Теперь он наконец понял ее слова:

— Как мой муж об этом узнал?

«Виктор знал это уже давно», — подумал Рот, но не стал отвечать. Ларенц понял это вскоре после пробуждения, задолго до того, как Рот спросил про тело Жози. Тот факт, что полиция не нашла труп, мог иметь лишь одно объяснение: Жози была жива. До остального Ларенц догадался быстро. Рот, разумеется, задавался вопросом, почему же Ларенц все равно хотел вернуться в мир иллюзий. Ведь он знал, что Жози жива. Но потом ему стало ясно, что Ларенц боялся, беспредельно боялся себя самого. Однажды он принес дочери несчастье: чуть не убил ее. И, как психиатр, он отлично понимал, сколь ничтожны его шансы на выздоровление, поэтому выбрал то единственно возможное место, где он никогда не смог бы больше навредить Жози, — Паркум.

— Как Виктор узнал, что Жози жива? — вновь закричала Изабель.

— Это она ему сказала! — крикнул в ответ Рот, на мгновение сам удивившись этим словам. Возможно, именно о таком ответе мечтал Виктор.

— Сказала? Кто мог ему сказать?

— Анна.

— Анна?

Полицейский подтолкнул Изабель, и она подчинилась, хотя все время оборачивалась. Ей очень хотелось задать Роту последний вопрос. Но он уже не мог разобрать ее слов. Впрочем, в этом не было необходимости. Ему хватало того, что он видел движения ее губ.

— Черт побери, какая еще Анна?

Непонимающий взгляд, полная беспомощность в ее глазах — это было последнее, что увидел Мартин Рот, когда вертолет взлетал. И это выражение навсегда отпечаталось в его памяти.

Медленно развернувшись, Рот пошел к лестнице. Самое трудное было впереди. Следующие месяцы покажут, хороший ли он психиатр. Его ждала новая пациентка. И он изо всех сил постарается объяснить ей правду. Он обещал это ее отцу.

Когда несколько часов назад Роберт Штерн подтвердил эту странную встречу, он не подозревал, что соглашается на свидание со смертью. Тем более не догадывался, что познакомится с ней — рост около ста сорока трех сантиметров, кеды, улыбка — в какой-то заброшенной промзоне.

— Нет, она еще не пришла. И я уже начинаю терять терпение.

Штерн раздраженно посмотрел через забрызганное дождем лобовое стекло своего лимузина на глухое фабричное здание без окон, которое располагалось в ста метрах перед ним, проклиная свою помощницу. Она забыла отменить встречу с его отцом, который в этот же самый момент висел на второй линии.

— Позвоните Карине и узнайте, где ее, черт возьми, носит!

Штерн энергично нажал на кнопку на кожаной обшивке руля и после легкого щелчка услышал в динамиках кашель своего отца. Семидесятилетний старик беспрерывно курит. Даже сейчас, во время короткого ожидания, он сунул в рот сигарету.

— Мне очень жаль, папа, — сказал Штерн. — Я знаю, мы собирались сегодня поужинать дома. Но придется отложить все до воскресенья. Меня вызвали на одну абсолютно неожиданную встречу.

«Ты должен приехать. Пожалуйста. Я не знаю, что делать». Еще никогда голос Карины не звучал так испуганно, как в тот раз. И если это была игра, то несомненно заслуживала «Оскара».

— Наверное, я тоже должен платить тебе пятьсот евро в час, чтобы повидаться, — разгневанно фыркнул отец.

Штерн вздохнул. Он навещал отца три раза в неделю, но упоминать это сейчас бессмысленно. Ни сотни выигранных уголовных процессов, ни проигранные битвы в собственном развалившемся браке не смогли научить его брать верх в стычках с отцом. Как только он начинал спорить со стариком, тут же чувствовал себя маленьким мальчиком с плохими школьными отметками, а не сорокапятилетним Робертом Штерном, старшим компаньоном в «Лангендорф, Штерн и Данквитц» — ведущем адвокатском бюро в Берлине, специализирующемся на уголовных делах.