– Здесь говорится, что я отсижу пять лет, если полностью признаю вину в нарушении закона при проведении следственных мероприятий… Боюсь, я не могу это подписать. Я не сделал ничего противозаконного. И я вас не знаю. Какие у вас полномочия, чтобы что-то мне предлагать?

Берлин набрал номер, сохраненный в его мобильном телефоне, и вскоре услышал ответ.

– Передайте этому человеку, что у меня есть полномочия заключить сделку, – произнес он, после чего передал телефон Корну.

– Кто это? – спросил тот.

– Это генеральный прокурор, – ответил Берлин.

Глаза у Корна недоверчиво расширились.

– У вас на быстром наборе есть генеральный прокурор штата Алабама?

– Нет, – сказал Берлин, – это генеральный прокурор Соединенных Штатов.

Прижав телефон к уху, Корн стал внимательно слушать. Минуту спустя он вернул его Берлину.

– Прошу прощения – я должен был убедиться, что у вас и вправду есть полномочия делать мне такие предложения.

– Вполне вас понимаю. И советую подумать на этот счет.

– Я уже подумал. Говорю же вам, я не сделал ничего противозаконного.

– Видите ли, тот деятель, который выступал против вас на последних выборах окружного прокурора, готовится баллотироваться по новой. Я уже договорился с несколькими влиятельными и богатыми людьми, которые обеспечат ему победу на этих выборах. Вы даже не сможете выставить свою кандидатуру на переизбрание. Хорошая для вас новость заключается в том, что он сторонник смертной казни. Плохая же в том, что мистер Вингфилд, скорее всего, будет сотрудничать со мной в обмен на иммунитет, а из этого следует, что вы будете осуждены за допущенные злоупотребления, воспрепятствование отправлению правосудия и, весьма вероятно, за убийство Колта Ломакса.

Берлин позволил этому последнему заявлению повиснуть в воздухе.

– Есть свидетель, который видел, как ваша машина отъезжала от дома сразу после того, как был произведен роковой выстрел.

– Какой еще свидетель? – спросил Корн.

– Вот этот свидетель, – ответил Берлин, указывая на Блок.

Она помахала Корну.

– Вы же не решили, что я привел сюда мисс Блок и ее адвоката чисто для виду?

Никогда не думал, что такое возможно, но Корн вроде стал еще бледнее. Кадык у него на горле заходил ходуном. Он что-то мысленно подсчитывал. Убийство шерифа влекло за собой совершенно определенное наказание.

– Вам же не нужно, чтобы я объяснил вам все по буквам, мистер Корн? Просто представьте, что не пройдет и года, как новый окружной прокурор, сидя в вашем кабинете, усадит вас на «Желтую мамашу» в главном исправительном заведении штата.

Корн мог быть кем угодно. Трусом, конечно же. Однако не дураком. Я видел, как он выпрямился. У него оставался последний козырь.

– Я никогда не признаюсь в неправомерных действиях при исполнении служебных обязанностей! Я действительно выиграл все эти судебные процессы. Все эти люди были казнены благодаря мои усилиям, и я горжусь своим послужным списком. Я не призна́ю ничего, что могло бы поставить под угрозу мое наследие и замарать мою репутацию как слуги закона. Но я могу кое-что предложить. В моем распоряжении оказалась информация, раскрывающая истинную личность убийцы Скайлар Эдвардс. Это глава небольшой группы сторонников превосходства белой расы. Там его называют Пастором. Я знаю его настоящее имя, и у меня есть кое-что, чтобы доказать все это в суде.

Берлин посмотрел на меня. Это была его игра, но он знал, что меня заботит судьба десятков людей в камерах смертников, ожидающих казни, потому что Корн подтасовывал факты и лгал, чтобы отправить их туда.

– И какого же рода доказательствами вы располагаете? – спросил Берлин.

– У меня есть видео. Запись с камеры наблюдения на заправочной станции. Которая указывает на причастность Пастора к убийству Скайлар Эдвардс.

Казалось, будто из маленькой бетонной камеры полностью выкачали воздух.

– И что вы хотите взамен? – спросил Берлин.

– Полный иммунитет. Мы составим соглашение о юридической неприкосновенности прямо сейчас и попросим судью его засвидетельствовать. Я не доверяю вам, мистер Берлин. В отличие от судьи Чандлера. Это придаст нашей договоренности официальную силу. Тогда я предоставлю вам Пастора, а вы предоставите мне свободу.

Я собирался кое-что сказать, но Берлин уже принял решение.

– Согласен, – сказал он.

Ему потребовалось еще полчаса, чтобы внести кое-какие поправки в текст соглашения, залитый в электронный планшет, и дождаться, пока судья Чандлер не спустится в камеру. Тот ничего не сказал ни мне, ни Корну, ни Блок. Коротко переговорив с Берлином, он подписал соглашение о юридической неприкосновенности цифровой ручкой, поставив свою подпись под подписью Корна.

Выходя из камеры, Чандлер повернулся ко мне и сказал:

– Вы с мисс Брукс – хорошие адвокаты, пусть даже методы у вас далеко не ортодоксальные.

– Приму это как комплимент.

Дверь камеры закрылась за ним.

После недолгого молчания Берлин обратился к Корну:

– Так где же эта запись?

– Она на флэшке, в моем портфеле, который охранник снаружи убрал в пакет с моими личными вещами.

Блок постучала в дверь камеры и попросил дежурного принести нам вещи Корна. Берлин вставил флэшку в свой планшет, и мы стали вместе отсматривать записанный на ней материал.

– Так теперь я свободен? – спросил Корн.

Эта флэшка уже была у него, когда он пытался осудить Энди Дюбуа за зафиксированное на ней преступление. Я это знал. Более того – он пытался добиться вынесения смертного приговора. Не в силах больше смотреть на Корна, я вышел из камеры вместе с Блок и Берлином.

– Эй, мы же договорились! – крикнул нам вслед Корн.

– Всё в силе. Вы предоставляете нам информацию, идентифицирующую Пастора, в обмен на вашу свободу, – сказал Берлин, после чего посмотрел на Андерсона. Закрывая дверь камеры и оставляя того наедине с Корном, он произнес: – Договор есть договор. Мистер Андерсон, освободите его.

Блок не могла смотреть на Берлина, и в тот момент я не понимал почему. Но выражение лица у нее было достаточно мрачным, чтобы дать мне подсказку. Тогда-то я и заподозрил, что Корн покинет эту камеру в мешке для трупов.

– Так ты собираешься ловить этого типа? – спросил я.

– Конечно, – сказал Берлин. – Как только мистер Андерсон тут закончит, мы нанесем визит в управление шерифа.

Дома и сады Бакстауна быстро сменяли друг друга за окошком машины. Водитель Пастора гнал по городу за сорок миль в час, но копы и не думали их останавливать.

Только не при виде машины губернатора.

Вдобавок на заднем пассажирском сиденье рядом с Пастором сидел шериф Шипли. Конечно, он не знал его как Пастора. Он называл его «губернатор Пэтчетт». Шипли требовался в качестве символической фигуры на предстоящей пресс-конференции, плюс обеспечивал дополнительную охрану. Все, ради чего работал Пэтчетт, вот-вот должно было окупиться. Он глянул на часы. Было уже почти четыре.

Пресс-конференция была назначена на шесть. В Монтгомери.

Времени было более чем достаточно, чтобы вовремя добраться туда, но губернатор все равно хотел появиться пораньше. На нем был один из его лучших костюмов – простой темно-синий, заказанный у одного портного в Мобиле. Сидел этот костюм идеально, а ткань позволяла ему дышать в любую жару. Дополняли его наряд белая рубашка и бледно-голубой галстук, а завершал ансамбль цветок на лацкане пиджака.

Белая камелия.

На самом деле не имело значения, что Фрэнсис Эдвардс так и не взорвал цистерну с пропиленом. Он все равно угрожал всему городу. Он все равно был террористом. И на данный момент лучший террорист для извлечения максимального политического капитала – это мертвый террорист. Он вселил страх Божий в жителей Алабамы, и это было все, чего Пэтчетту от него требовалось.

На Юнион-хайвей машина замедлила ход.