– Я думала, это муляж! – простонала Клара. – Ты сказал мне, что он не стреляет.

Она тоже опустилась на колени, протянула дрожащую руку, но не решилась дотронуться до него. Ее взгляд упал на пиджак, который снял Мартин. Она схватила его, чтобы накрыть Хендрика. На плакате «Оказание первой помощи» на стене в ее врачебной практике было написано, что раненым нужно обеспечить тепло. Огнестрельных ранений это тоже касалось?

О господи, ты застрелила человека!

Пиджак казался тяжелым, но это был точно не ключ от машины, потому что толстяк унес его с собой. Клара проверила внутренний карман и наткнулась на телефон.

Мой телефон!

Дрожа еще сильнее, она от волнения не могла разблокировать экран окоченелыми, испачканными в крови пальцами и вызвать скорую.

Тут Хендрик зашевелил губами. Слух медленно возвращался к Кларе, до нее уже доносился шум с улицы перед паркингом. Но шепот Хендрика был таким слабым, что она не понимала, чего он от нее хотел. Какая-то машина ускорилась восемью этажами ниже с ревом гоночного автомобиля.

Мозг же Клары, наоборот, работал со скоростью гусеницы.

Позвать на помощь.

Я. Должна. Позвать. На помощь.

Она вспомнила, что нужно просто нажать и удерживать кнопку «Ноше» на телефоне, чтобы позвонить в службу спасения.

«Помогите, вы должны приехать в здание паркинга», – скажет она, сама не зная, где это. Но они наверняка смогут обнаружить ее местонахождение. «Здесь лежит мужчина с огнестрельным ранением», – сообщит она сотруднику.

Я понятия не имею, кто это.

И откуда он знает мое имя.

Она заметила, как Хендрик зашевелился. Увидел оружие, которое лежало рядом с ним.

И почему он мне солгал?

Как раз вовремя – прежде чем Хендрик успел схватить пистолет – Клара пнула по оружию, и оно отлетело до самого «фольксвагена-жука». Затем она направилась в ту же сторону. Держа телефон возле уха и ожидая соединения со службой спасения, Клара, насколько ей позволяла травмированная лодыжка, побежала.

К выходу.

Хотя Клара и презирала себя за это, но сначала она должна была подумать о себе. Она должна была оставить Хендрика одного.

Прежде чем еще раз поведется на его ложь, что будет стоить ей либо рассудка, либо жизни.

В крайнем случае того и другого.

Джулс

В первые недели после самоубийства Даяны Джулс регулярно просыпался по ночам, и ему казалось, что от горя у него случится инфаркт миокарда и он умрет. Эти в основном полуночные симптомы отступили в последнее время, но он вдруг снова почувствовал смертельные признаки, когда зажег в кладовке свет: железное кольцо, которое сжало его грудь и начало затягиваться. Обильный пот и приступ жара, который скоро сменится ознобом.

И конечно, сердце, которое казалось слишком большим, словно он подавился собственной кровью и уже не мог закачать содержимое камер обратно в кровеносные сосуды.

Джулс схватился за грудь, не в состоянии оторвать взгляда от кладовки, которую он до этого тщетно пытался открыть и которая теперь стояла нараспашку.

– Ты еще там? – спросил его отец, по-прежнему висевший на телефоне.

– Да.

Он почувствовал, как в районе сердца снова кольнуло так сильно, что ему пришлось задержать дыхание. Джулс успокоился, нащупав в нагрудном кармане прощальное письмо Даяны. Хотя его содержание было ужасным – ничего страшнее он никогда не читал, – письмо давало ему уверенность, что с ним всегда частичка человека, для которого он был самым близким в жизни. Кроме того, среди последних строк Даяны были абзацы, в которых она сформулировала свою любовь. Например, такие:

«Ты помнишь наш первый поцелуй в школе? И много прекрасных лет, которые за ним последовали. Как же я любила твои письма, которые для меня всегда были неожиданностью. Под подушкой, в холодильнике, между спортивными вещами. В бардачке (…) Собственно, я хотела верить, что мы тогда действительно заключили пакт, хотя так и не поженились…»

Как же он проклинал себя, что не пошел на этот шаг. Не сделал ей предложение и не подал заявление на регистрацию брака. Сейчас у него не было ни совместных фотографий у алтаря, ни видео с первым танцем новобрачных, для которого они выбрали бы песню Depeche Mode «Somebody», текст которой так хорошо им подходил и под которую можно было танцевать вальс, несмотря на размер четыре четверти.

И вообще почти не было доказательств их необыкновенной связи. Не было даже фотоальбома, потому что Даяна считала, что важные картинки нужно хранить в голове, а не в мобильном. И поэтому их шкатулка с конкретными, осязаемыми воспоминаниями была полупустой, как и деревянный стеллаж в кладовке, в котором стояло несколько чистящих средств, банка с прищепками, запчасти для пылесоса и коробка с лампочками. Между полками было еще много свободного места.

Достаточно места, чтобы там мог спрятаться человек.

– Я должен еще раз проверить квартиру, – сообщил он своему отцу.

Джулс схватил картонную коробку с лампочками.

– Что? Зачем? И почему «еще раз»?

– Я не знаю, что здесь происходит. – Джулс надел кроксы, которые стояли рядом с входной дверью. – У меня чувство, что здесь кто-то прячется.

– В твоей квартире?

– Да. – Он рассказал ему о запертой кладовке, которая сейчас волшебным образом оказалась открытой. – А когда я только что набрал телефон Цезаря, его сотовый зазвонил на коврике перед входной дверью.

– Ты думаешь, он был в кладовке?

Джулс достал из упаковки две лампочки, захватил стопку старых кухонных полотенец и закрыл дверь снаружи.

– Глупости, почему тогда его сотовый лежал перед дверью? К тому же ему нужна коляска.

– Что, как я сказал, может быть просто прикрытием.

– Да чепуха. Зачем ему это делать?

Чтобы прикидываться инвалидом, да еще столько месяцев, необходима очень сильная, почти фанатичная мотивация. Лишь для того, чтобы затем тайно проникать в чужие квартиры.

И подмешать мне в сок таблетки…

– Разве ты не говорил, что в юности Цезарь тоже был влюблен в Даяну?

– Это было в одиннадцатом классе. – Джулс расстелил на полу кухонное полотенце и положил на него лампочку.

– Отвергнутая любовь оставляет глубокие психические шрамы. Может, он так и не пережил то, что она предпочла тебя. Может, он винит тебя в ее смерти, потому что ты не предотвратил ее самоубийство.

– И хочет отомстить?

– Все возможно. А эта Клара ему помогает. Это же очевидно, что между ними есть какая-то связь, иначе он не оказался бы в том паркинге. Может, оба пытаются подвергнуть тебя психологическому террору.

Джулс постучал себя по лбу.

– Вот ты и разрушил собственную теорию. Если ты только что видел Цезаря в здании паркинга, то он вряд ли может быть у меня.

Аккуратно Джулс наступил всем весом на лампочку, которую завернул в кухонное полотенце на полу. Как он и надеялся, лампочка лопнула с тихим хрустом. Даже его отец не услышал, по крайней мере ничего не спросил.

– О'кей, один – ноль в твою пользу. Цезарь не может быть одновременно в двух местах. Кстати, я доехал на такси до дома.

Джулс услышал, как отец назвал таксиста обдиралой и потребовал чек, наверняка, чтобы завтра же утром предъявить его сыну.

Джулс воспользовался ситуацией и с помощью полотенца распределил осколки лампочки перед входом в детскую. Затем раздавил вторую лампочку и высыпал осколки перед входной дверью и кладовкой.

Если кто-нибудь решит пройти через эти двери, он услышит.

Хотелось бы надеяться.

Теперь, подстраховав входы и выходы помещений, где он никого не нашел, Джулс начал тщательно осматривать остальные комнаты. Первым делом открыл дверь в гостевую.

– Я вот еще что подумал, – снова заговорил его отец, немного запыхавшись. Вероятно, он не воспользовался лифтом, а пошел в квартиру по лестнице, переступая сразу через несколько ступенек.