– Мистер Бакстон, кто вы по профессии?

– Я водитель-дальнобойщик.

– А где вы были в ночь на четырнадцатое мая этого года?

– Я решил устроить перерыв для отдыха на площадке для дальнобойщиков на Юнион-хайвей.

– Что это понятие в себя включает?

– Я немного вздремнул у себя в кабине. Когда выездишь всю положенную норму, по закону полагается отдохнуть. Я частенько сплю прямо в кабине, чтобы сэкономить на отеле.

Кейт нравился Бакстон. Нормальный мужик. Он выглядел как человек, который явился сюда просто для того, чтобы сказать правду, и ни для чего другого.

– В ту ночь что-нибудь произошло?

– Абсолютно ничего.

– Чем вы занимались на следующий день?

– С утра я уже доставил свой груз на химический завод. Я живу здесь, в городе, и моя улочка слишком узкая для тягача с фурой, поэтому я опять оставил его на той стоянке и пошел домой пешком. Провел день с детьми, а вечером жена подбросила меня обратно на площадку, чтобы я мог заправить тягач и поехать за новой партией груза.

Поколебавшись, Бакстон сглотнул, прочистил горло – то ли от волнения, то ли от нахлынувших эмоций, а когда заговорил снова, голос у него дрожал, а глаза внезапно заблестели от влаги.

– Я уже забрался в кабину, когда увидел, как что-то копошится в высокой траве за стоянкой. Я пошел взглянуть, и это…

– Пожалуйста, продолжайте, мистер Бакстон.

– И тогда я увидел черепах. Они собрались в круг. Я не мог понять, что они там жевали. Поначалу. А потом пригляделся и увидел пару ног. Обращенную подошвами ко мне. В лунном свете они казались голубыми.

– И что вы сделали потом?

– Я позвонил шерифу, – сказал Бакстон. – Я слышал, что у Эдвардсов пропала дочка, так что не колебался.

– Спасибо, – сказал Корн и вернулся на свое место.

Присяжным Тед Бакстон явно понравился. Нападать на него было бы ошибкой. Кейт знала, что добьется большего, если Бакстон выступит в качестве свидетеля защиты.

– Мистер Бакстон, в котором часу вы заехали на эту площадку для грузовиков? – спросила Кейт.

– Около половины одиннадцатого вечера. Где-то так.

– И потом так и оставались в кабине?

– Да, у меня там была коробка с едой. О… Разве что разок сходил в туалет на заправке. Как только заехал. И всё.

– Вы слышали музыку в баре Хогга из своей кабины?

– Ну конечно же, слышал. Поев, я решил прилечь. И эта музыка не давала мне уснуть какое-то время.

– Вы чутко спите?

– Не особенно.

– Но этой музыки хватило, чтобы не дать вам заснуть?

– Ну да.

Кейт коротко глянула на присяжных, а затем опять переключила внимание на свидетеля. Это были едва уловимые знаки на языке тела, в использовании которых она становилась все более искусной. Только что она по-своему сказала присяжным: «Это был важный момент. Запомните его. А теперь смотрите».

– Вы не слышали, чтобы какая-нибудь молодая женщина кричала или звала на помощь в тот вечер?

Он покачал головой.

– Нет, ни в коем случае. Если б я чего-нибудь такое услышал, то сразу бы прибежал. У меня самого дочка примерно такого же возраста.

– И вы не видели жертву ранее в тот вечер – до того, как нашли ее?

– Нет.

– А обвиняемого – в любое время той ночи?

– Нет, такого не припомню.

– Мистер Бакстон, обвинение утверждает, что Скайлар Эдвардс вышла из бара Хогга около полуночи вместе с обвиняемым и что они ссорились. Их версия событий заключается в том, что подсудимый избил жертву, нанеся ей несколько ударов по лицу, что потерпевшей удалось поцарапать спину подсудимой ногтями на правой руке и что в ходе борьбы два пальца жертвы на левой руке были вывихнуты и сломаны. Затем она была задушена, и в какой-то момент – либо в ту ночь, либо на следующий день – ее закопали там, где вы ее нашли. Вы понимаете, что это не более чем версия обвинения?

– Догадываюсь, – сказал Бакстон.

– Но вы не слышали никаких криков или каких-либо иных звуков, которые могли бы сопровождать борьбу, не так ли, мистер Бакстон?

– Нет, не слышал.

– Спасибо вам, мистер Бакстон. На этом всё.

Проводить повторный прямой допрос Корн не стал и позволил Бакстону покинуть трибуну. Проводив взглядом свидетеля, который прошел по проходу и скрылся за дверями в задней части зала, судья Чандлер объявил перерыв, и Кейт показалось, что она заметила что-то у него на лице, когда он тоже поднялся со своего места. Там присутствовали озабоченность и сомнение, причем явно нацеленные на прокурора. Кейт не хотела обнадеживать себя, но, похоже, Чандлер начинал склоняться к мысли о возможной невиновности Энди Дюбуа. Кейт пока что отогнала эту мысль, чтобы та не отвлекала ее, и освежила в памяти список свидетелей, которым еще только предстояло дать показания в пользу обвинения.

Эксперт по ДНК Шерил Банбери, которая сопоставит ДНК Энди с материалом из-под ногтей Скайлар Эдвардс… Помощник шерифа Леонард, который подтвердит признание и даст показания о царапинах на спине у Энди… Райан Хогг, владелец бара на площадке для дальнобойщиков, и наконец отец Скайлар – Фрэнсис Эдвардс, который завладеет сердцами присяжных.

Не было никакой гарантии, что вызывать их будут именно в таком порядке, хотя Кейт предположила, что Корн оставит Фрэнсиса напоследок. В конце концов, сейчас его даже не было в зале суда.

– Кто у него следующий свидетель? – спросила Кейт.

Эдди покачал головой.

– Понятия не имею. Корн отчаянно цепляется за свою позицию. Он может отмочить все что угодно. В этом деле нас ждет еще далеко не один сюрприз.

Мы были уже довольно близки к тому, чтобы спасти жизнь Энди, и я знал, что Корн наиболее опасен, если загнать его в угол. Как и вся подобная публика. Он кайфовал от власти, которую предоставляла ему его должность. Когда в твоих руках жизнь и смерть, без всяких сдерживающих факторов и противовесов, когда не перед кем отчитываться, легко превратиться в монстра. У Корна были деньги, первоклассное образование, и он должен был представлять в международных судах какие-нибудь мелкие государства, сидя за мраморным столом в офисе площадью двадцать пять тысяч квадратных футов на Манхэттене. А вместо этого обитал в захолустном городишке в Алабаме и приносил домой каких-то жалких сто тысяч штук в год. И не считал себя неудачником. Он специально искал именно такую работу. Он уже был монстром, когда устраивался на эту должность. Все, что его интересовало, – это власть.

Во время короткого перерыва Корн сменил костюм. Теперь на нем был темно-синий, в тонкую полоску, видно, способный скрыть кровотечение из бедра. Либо это была рана, которая не заживала, либо та, которой он не позволял заживать. Некоторые люди не просто получают удовольствие от причинения страданий – он наслаждался болью как таковой, даже своей собственной. Хотя, если б я влепил ему с правой в челюсть, это вряд ли доставило бы ему такое уж большое удовольствие. По крайней мере, не такое, как мне.

В зале опять появились судья и присяжные, и Корн вбросил мяч в игру.

– Вызывается доктор Шерил Банбери, – провозгласил он.

Вперед вышла дама в лимонном пиджаке и черных брюках. На вид ей было около шестидесяти, а может, и чуть за шестьдесят. Ее изрядно поредевшие темно-каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост. Выражение лица было у нее каким-то натянутым, словно зажим у нее за затылке и вправду туго натягивал кожу на лице через всю поверхность черепа. Белесый оттенок зеленых глаз дамы и пигментные пятна на руках еще больше выдавали ее возраст.

Она принесла присягу, благосклонно посмотрела на Корна и без запинки оттарабанила ему все подробности своей квалификации как свидетеля-эксперта, когда он спросил ее. Это выглядело как нечто давным-давно отработанное. Они уже танцевали этот танец раньше, множество раз. Подобная фамильярность заставила меня задуматься, скольких людей эта добрая докторша помогла Корну посадить на стул.