Правда, в данном случае все было абсолютно противоестественно.

Привязанная к койке в коровнике. С таращившимся на нее сумасшедшим с жалобным взглядом и дурацкой стрижкой.

— Шааааа… — снова вырвалось у нее.

Она и сама не знала, что хотела выкрикнуть в пустой сарай, в котором не было ни кардиотокографов, ни пульсометров, ни даже полотенец. Только психопат за камерой, который не переставал плакать, снимая ее мучения.

Ей хотелось пнуть объектив, но с привязанными ногами это было невозможно.

Все-таки сумасшедший не посчитал нужным стянуть с нее спортивные штаны. Как студент медицинского факультета — если это действительно так, — он знал, что еще ничего не видно.

Ей стало страшно от мысли, что здесь ее никто не найдет и не спасет и что ее похититель когда-то сделает это. Разденет ее.

— Аааххааааа… — Ее крик угас. Она почувствовала облегчение, когда последняя схватка ослабла и наступила продолжительная фаза без боли — до того момента, когда ее снова бросит в пот от очередного спазма.

— Зачем?! — крикнула она парню, сделав вдох. — Чего ты от меня хочешь?

И почему ревешь, как маленький ребенок? Постоянно утираешь слезы и сопли?

— Мне очень жаль, — на удивление ласково ответил ее похититель.

— Тогда отвяжи меня.

— Не могу.

— Пожалуйста, это совсем просто. Перережь кабельные стяжки…

— Тогда они никогда ничему не научатся.

— Кто ничему не научится?

— Они. Все. Народ.

Он вышел из-за камеры вперед.

— Вообще я всего этого не хочу. Я не имею ничего против вас. Или против вашего ребенка.

— Ее зовут Виктория, — сказала Неле и сама удивилась.

Победившая. Выжившая. Имя не стояло в ее шортлисте, но подходило, по крайней мере, девочке. Для мальчика она изменит его на Виктор. Хорошо, что она назвала будущее по имени. Пусть похититель воспринимает существо в ней не как объект, а как человека с именем и чувствами.

— Она умрет, если я буду рожать не в клинике.

— Вы лжете.

— Нет. У меня СПИД. Я могу заразить Викторию. Без кесарева сечения она погибнет.

Похититель снял свои никелированные очки.

— Этого… этого я не знал.

Он протер очки джемпером и снова надел их.

— Все равно. Я уже не могу ничего изменить.

Неле хотелось кричать, но она заставляла себя вести эту абсурдную беседу как можно более спокойно, чтобы установившаяся тонкая связь с ее похитителем не оборвалась.

— Назовешь мне свое имя?

— Франц.

— Хорошо, Франц. Я тебя не выдам. Клянусь. Я сама не очень лажу с госучреждениями. Отпусти меня, пожалуйста…

— Нет. — Франц провел рукой по волосам. — Не могу. Сейчас речь идет не о нас. Не о вас, не обо мне и не о вашем ребенке. Речь о том, чтобы открыть глаза сначала вам, а потом и всему миру.

— Мне? Что я сделала?

— Я исследовал ваш мусор.

— И что?

Он ненадолго вышел из хлева и вернулся с желтым пакетом.

— Вот, — сказал он и сунул руку в мешок. Достал пустую упаковку из-под молока, словно это была важнейшая улика в судебном процессе.

«Не волнуйтесь. Я лишь хочу вашего молока».

— И что с этим не так?

— Вы его пили.

Тут Неле уже не сдержалась и повысила голос.

— Биомолоко длительного хранения, три с половиной процента жирности? Да! Господи, это что, преступление?

Он презрительно опустил уголки губ.

— То, что вы осмеливаетесь спрашивать такое, показывает, насколько все это необходимо.

— Что — все? — спросила она его. — Что ты собираешься с нами сделать, Франц?

— Это вы скоро почувствуете, — сказал ее похититель, схватил мусорный пакет и оставил ее одну в коровнике.

Матс не смог противостоять соблазну и покружился на месте.

Такого он еще никогда не видел. Даже на YouTube или в рекламных брошюрах туристических агентств. Он знал, что у LegendAir были самые роскошные в мире кабины первого класса, и помнил их рекламный слоган: «Скайсьют. Ваша частная резиденция в облаках».

Но, принимая во внимание открывшийся ему здесь мир, это заявление было скромным преуменьшением.

Так называемый скай-сьют был почти таким же большим, как его квартира на Калле Гуидо. Он простирался на верхнем этаже вдоль двенадцати иллюминаторов, и, в отличие от скромной квартиры Матса, дизайнер интерьеров разгулялся здесь с самыми ценными породами древесины, дорогими коврами и изысканными кожаными обивками. Все было выдержано в мягких коричнево-кремовых тонах. Темный рисунок стен, облицованных красным деревом, приятно контрастировал со светлым обеденным столом, за которым в кожаных креслах кофейного цвета могли разместиться по меньшей мере четыре человека.

— Впечатляет, не правда ли? — спросила Кайя Клауссен, которая привела его сюда.

Когда Матс расшумелся и некоторые пассажиры уже начали нервничать, Валентино смирился и действительно сообщил своему начальству. А Кайя, несмотря на обстоятельства, искренне обрадовалась, когда увидела своего бывшего психотерапевта спустя столько времени.

Это было ее предложение — обсудить происшествие с Валентино с глазу на глаз. Но Матс не мог себе представить, что под «укромным местом» она имела в виду вот это.

Трехкомнатный сьют, в толстом ковре которого он буквально утопал, находился прямо над кабиной пилотов. Чтобы попасть сюда, им пришлось подняться по винтовой лестнице в носовой части самолета и пройти через нечто, напоминающее дорогой лондонский коктейль-бар. Здесь наверху, на высоте десять тысяч метров, у гостей в первом классе действительно был собственный бармен, который за полукруглой, до блеска отполированной стойкой мог предложить им алкогольные коктейли, кофейные напитки и огромный выбор джина, какой только был возможен над облаками. Скай-сьют был отделен от этой лаунж-зоны толстой звукоизолирующей дверью.

Расположенное в носовой части, это было самое опасное место во всем самолете в случае столкновения или удара, но данное обстоятельство мало волновало Матса, учитывая бедственное положение, в котором он сейчас находился.

— Вон там двуспальная кровать? — спросил он, хотя в этом не было сомнений. В дальней зоне, также отделенной раздвижной дверью, которая в настоящий момент была открыта, он увидел кровать с пружинным матрасом.

— Французский пух и египетский лен, — улыбнулась Кайя и протянула ему свежий носовой платок.

На мгновение он и правда забыл, что все еще держал салфетку у носа, хотя тот, к счастью, больше не кровил.

— Прошу прощения, — пробормотал он и огляделся в поисках мусорного ведра. И обнаружил еще одну дверь между жилой и спальной зоной.

Как он и предполагал, дверь вела в ванную комнату, где поместилось бы четыре туалета, в каком он только что был. Здесь даже была стеклянная душевая кабина! Матс выбросил свою окровавленную салфетку в мусорное ведро, подошел к двойной раковине и вымыл лицо и руки.

— Почему вы не связались со мной до полета? — спросила за спиной Кайя, стоявшая на расстоянии, предписываемом приличиями.

— Я не хотел вас беспокоить. — На самом деле при бронировании он даже не подумал о ней. Хотя Матс знал, что его бывшая пациентка стала старшей стюардессой в крупной авиакомпании, думал, что это какая-то немецкая авиалиния. Лишь когда шантажист назвал ее имя, у него в голове все сложилось.

— Ваше четырехкратное бронирование вызвало всеобщее возбуждение, — сказала Кайя.

— Могу себе представить.

Матс взглянул еще раз в зеркало, чтобы убедиться в своем первом впечатлении о ней — сейчас, когда она не смотрела на него и думала, что за ней не наблюдают. Было поразительно, какой красавицей стала Кайя Клауссен. Длинные волосы с мелированными прядками очень шли ей, как и десять килограммов, которые она, похоже, набрала. Конечно, ей приходилось гримировать косметикой дырки от пирсинга на подбородке и справа над верхней губой, но она и этому научилась. Как и прямой и уверенной осанке с расправленными плечами, что не могло быть результатом одной лишь униформы, подчеркивающей фигуру.