– Ну конечно же, найдем, – сказал он. – А пока я буду держать этот пистолет при себе и молиться, чтобы мне не пришлось им воспользоваться. Я останусь здесь, в машине. Только отъеду немного по этой грунтовке, чтобы видеть въезд с главного шоссе. А вы заходите в дом.

– Я собирался попросить Блок присмотреть за этим местом, – сказал я.

– Блок нужно заняться Корном и отыскать любые следы Коди Уоррена, – сказал Гарри.

– Разумно, – сказал я. – А я…

– Ты оставайся здесь, – сказала Кейт, – а я буду по-прежнему жить в отеле с Блок. С отбором присяжных я и сама управлюсь, а тебе нужно поговорить с нашим клиентом. У нас по-прежнему нет ответов на множество вопросов.

– Когда вы с ним были в камере, у тебя была возможность расспросить его о царапинах у него на спине и насчет того, как под ногтями у жертвы могла обнаружиться его кровь?

– Была, – ответила Кейт, нацелившись взглядом в землю.

– И что он сказал? У него было какое-то правдоподобное объяснение?

– Не было у него никаких объяснений. Он просто помотал головой и сказал, что не знает.

– Это дело становится все лучше с каждой минутой, – скривился Гарри.

Кейт и Блок уехали на «Приусе». Гарри переставил «Шевроле» по узенькой грунтовке от дома Патриции ближе к выезду на шоссе. Я слонялся по гостиной, глядя, как Патриция и Энди рассматривают какие-то старые фотки, не в состоянии отлипнуть друг от друга.

Мне нужно было задать очень много вопросов, но в тот момент я просто не мог. Энди выглядел таким измотанным и хрупким, что было просто приятно видеть его рядом с матерью. Он был несколько месяцев заперт в тюремной камере, его избивали, над ним издевались, и я подумал, что для начала ему лучше немного прийти в себя, прежде чем мы вновь вернемся к кошмару, от которого он только что очнулся.

Энди съел половину сэндвича с арахисовым маслом и сладким желе, запил его стаканом молока и отправился прямиком в свою комнату. Вскоре он уже крепко спал в своей постели. Я съел вторую половину его сэндвича, а Патриция засуетилась было, предложив приготовить мне курятины, от чего я отказался. Она прямо-таки летала по дому. Лодыжка у нее все так же сильно опухла, но Патриция не позволяла боли остановить себя – как и мысли о предстоящем судебном процессе не могли испортить ей вечер. Сегодня вечером ее сын был дома, и ничто не могло стереть улыбку у нее с лица.

Однако у меня была работа, которую было необходимо выполнить. И кое-что мне требовалось знать прямо сейчас, потому что без ответа на этот вопрос мы просто тупо производили обычный набор действий по подготовке защиты. Я не мог спросить об этом у Энди, но ничто не мешало мне задать этот вопрос Патриции.

– Энди недавно сказал Кейт, что не знает, откуда у него эти царапины на спине – равно как и каким образом его ДНК могла обнаружиться под ногтями у Скайлар. Не хочу вас расстраивать, но это просто чудо, что нам удалось выцарапать его оттуда и вернуть домой. Однако я хочу убедиться, что дома он и останется. Есть у вас какие-нибудь мысли? Что-нибудь, что могло бы помочь?

– Я поговорю с ним, но вы должны знать, что мой Энди не лжет. Если он не знает, значит, и в самом деле не знает. Он всегда говорит правду.

Я поблагодарил ее, и она сказала, что идет спать и что мне нет нужды за ними присматривать. Ничего им не сделается.

– Я все-таки хотел бы остаться до утра. Просто для собственного спокойствия. Если вы не против. Я не хочу навязываться. Я могу поспать в машине вместе с Гарри, – сказал я.

– На диване будет гораздо удобней. Я принесу вам кое-какие одеяла. И да, мистер Флинн…

– Просто Эдди, пожалуйста.

– Эдди, – произнесла Патриция, словно примеряя на меня это имя. – Спасибо, что вернули моего сына домой.

– Был только рад, – отозвался я.

Вызволить Энди из тюрьмы было непросто. А вот попытки спасти его от смертной казни обещали оказаться совсем иного рода игрой. В которой, как я все больше убеждался, мы были заранее обречены на проигрыш.

Патриция застелила мне диван, а затем ушла в свою комнату.

Я жутко устал, но было слишком жарко, чтобы заснуть. Вместо этого я налил себе холодного чаю и вышел на маленькую террасу, чтобы посидеть на ночном воздухе. Толстые густые деревья тихо шумели листвой, легкий теплый ветерок доносил до меня слабый запах гнили. Я снял галстук, расстегнул рубашку и оглядел деревья. Был почти час ночи. Я знал, что скоро должен пойти и сменить Гарри, но почему-то казалось неправильным оставлять Патрицию и Энди одних в доме.

Когда я оказывался в подобных местах, меня сильней обычного тянуло обратно в Нью-Йорк. Вырос я в Бруклине, среди оживленного уличного движения, уличных пацанов и преступности, музыки и смеха, доносящегося из парикмахерских и угловых баров. Поставь меня в темном переулке против трех крутых парней, и никакого страха я бы не испытывал. Не так, как сейчас. Мне не нравилось находиться вдали от городских огней, в темноте, среди лесных зверей, змей, пауков, насекомых и бог знает каких еще тварей, которые ползали и сновали повсюду, производя слишком много шума.

Плюхнувшись в кресло-качалку Патриции на террасе, я отхлебнул чаю.

А когда вновь открыл глаза, лед в чае давно растаял. Должно быть, я задремал.

Было так темно, что за густыми деревьями, окружавшими участок, мне было видно не дальше, чем на несколько футов. «Шевроле» стоял на грунтовке где-то далеко от меня. Я не знал, смог бы его засечь, даже если б у него были включены фары.

Я поставил стакан на перила, встал на ноги и потянулся.

И тут вдруг что-то услышал. Звук, который ни с чем нельзя было спутать.

Хлопок закрывшейся дверцы машины.

Вытащив телефон, я позвонил Гарри на сотовый. Может, он просто пошел отлить в лес и на минутку вылез из «Шевроле». А может, и нет. Телефон все звонил и звонил.

Гарри не брал трубку.

Какая бы мрачная причина ни стояла за убийством Скайлар Эдвардс, сегодня я был совершенно уверен, что на самом деле ничто из этого не могло быть частью какой-то апокалиптической библейской теории. Гарри был намного старше меня и, если честно, намного умнее, но воспитывался он в церкви, и эта сторона жизни никогда не покидала его.

Я сказал себе, что с ним всё в порядке. Наверное, мне просто показалось, что хлопнула дверца машины. Он наверняка спал. Этот человек был способен проспать хоть царствие небесное.

Всё с ним было в порядке. Я был в этом уверен.

Почти что уверен.

Попробовал позвонить еще раз. Нет ответа.

Перемахнув через перила террасы, я со всех ног помчался к грунтовой дороге.

– Вы выросли в этих краях? – спросил Пастор.

Фрэнсис Эдвардс смотрел сквозь пассажирское стекло фордовского пикапа на мелькающие вдоль обочины деревья, словно призрачные в лунном свете.

– Я вырос в Голд-Ривер, – ровным голосом отозвался он.

– Знаю этот городок… Это совсем недалеко отсюда. Насколько я помню, в местной школе была приличная футбольная команда, – сказал Пастор. – Вы играли?

– Я-то? Конечно. Тогда я был большим и быстрым. Это все, чем можно было заниматься в Голд-Ривер. Играть в футбол и бегать за девчонками.

На последнем слове у него отвисла челюсть.

– Расскажите мне о Скайлар, – попросил Пастор. – Время от времени полезно высказать то, что накопилось на душе. И это только между нами. Я и словом никому не обмолвлюсь.

– Я знаю, что вы этого не сделаете. В этом я вам полностью доверяю, учитывая вашу должность и все такое.

Пастор кивнул, не отрывая глаз от дороги впереди. Фонарей тут не было – лишь полоса асфальта, пересекающая старый, окутанный туманом лес. Он мог видеть лишь то, что выхватывал свет фар, и поэтому намеренно не разгонялся. Машина была не его, и это заставляло его соблюдать осторожность, но еще он помнил о том, что было у него сейчас с собой в этой машине. Пастору слишком дорого обошлось бы, если б эту машину обыскали в случае аварии.