Так что они вернулись в гостиницу и заказали кофе, после чего Анна поднялась к себе в номер, чтобы забрать рукописи. Она успела просмотреть их утром, в соседней кофейне, и разложить от наименее к наиболее интересным. По крайней мере, по своим личным меркам.

Остаток дня они просидели бок о бок в углу вестибюля, за одним из дубовых столиков. Казалось, других постояльцев в гостинице не было, хотя, по мере того как день клонился к вечеру, подтягивались люди – они топали ногами у входа, чтобы стряхнуть налипший снег, а затем направлялись в бар за первой порцией спиртного. Оттуда доносился веселый гомон, а из телевизора над барной стойкой – невнятное бормотание спортивного комментатора.

Перселл серьезно относился к своим редакторским обязанностям. Он хмуро просматривал работы своих однокурсников по Рипли, оценивая их так, как оценивал бы сочинения собственных учеников о «парнях с Зеленой горы» или о войне с французами и индейцами[372], умеряя одобрение объективной критикой, хотя в одобрении – поскольку рядом была Анна – явно не было необходимости.

– Кажется, я догадываюсь, к чему она ведет, – сказал он о вялой вступительной главе, присланной одной женщиной, причем на страницах, очевидно уже предлагавшихся куда-то (на последней было приписано шариковой ручкой: «Спасибо, что прислали!»).

Речь там шла о женском трупе, обнаруженном на пляже, с печально известным словосочетанием – в данном случае в роли метафоры – «спелые дыньки».

– Окей, – сказала Анна. – Но в этом хоть что-то есть?

– Ну, – сказал он дипломатично, – мы не знаем, куда все это идет.

«Кажется, я знаю», – подумала Анна.

– Я совсем не ожидала, что нам придется иметь дело с чем-то подобным, – сказала она. – Я ожидала, что это будет, ну, знаете, литература.

– Но Рипли приветствовал писателей всех жанров. Кто-то писал то, что можно назвать литературой. Взять хотя бы меня. Но в целом, организационно, практиковался плюрализм. Кто-то писал жанровую беллетристику, кто-то – не жанровую, кто-то – вообще не беллетристику.

– Как все сложно, – она покачала головой. – Я как-то не задумывалась об этих определениях.

Она взглянула ему в глаза. И почувствовала, что Перселл сдерживается, чтобы не сказать что-нибудь из серии: «Разумеется, не задумывались. Зачем кому-то, кто накоротке с издателями, задумываться о таких вещах?» Второй раз за вечер она ловила себя на этом ощущении.

– Вы помните эту писательницу? – спросила она.

– Да. Смутно. Она приехала откуда-то со Среднего Запада. Это из романа, который она писала уже не первый год. О том, как группа сестер из женского землячества собирается на курорте и тело одной из них однажды выбрасывает на пляж. Интересно, дописала ли она его вообще?

– Приятная дама?

– Можно так сказать. Ничего особо выдающегося. Она то и дело бывает в группе «Писатели Рипли», но никогда не постит ничего своего. Возможно, она так и не продвинулась дальше этого отрывка, – сказал он с легкой грустью. – Знаете, когда возвращаешься в реальный мир, трудно бывает удерживать прежний азарт. Некоторым.

«Но не Эвану, – подумала Анна. – К сожалению».

– Что ж, это мы включим, так или иначе. Она так по-доброму отозвалась о Джейке. Как он похвалил ее за языковую изобретательность. Надеюсь, он не имел в виду «спелые дыньки».

– Он был очень дипломатичен, – согласился Перселл. – Мне как учителю знакома эта склонность отмечать что-нибудь похвальное.

«Склонность или слабость?» – подумала она.

Следующая работа представляла собой отрывок мемуаров о том, как тест ДНК показал, что автор «частично африканец».

– Кажется, для него это многое значит, – заметила Анна.

– Да он вообще одержимый, – сказал Перселл. – Все время говорил об этом. За завтраком, обедом, ужином – одно и то же. Мы все уже не знали, куда от него деваться.

– Похоже, очаровательный малый.

– У него, очевидно, был шок. Насколько я помню, он был с Кейп-Кода, типичный новоангличанин до седьмого колена, как он говорил. А потом дочь подарила ему на Рождество тест ДНК, и он сперва даже не хотел его делать. Потому что думал, что и так все знает.

– Может, он что-нибудь подозревал. Может, поэтому и не хотел.

– Ну, так или иначе, когда пришли результаты, он пережил конкретный кризис. Повторил тест дважды. Прошел терапию. Думаю, это терапевт предложил ему, чтобы он записывал свои переживания, и он принялся за мемуары.

– Хороший человек?

Перселл отхлебнул кофе.

– Честно, сложно сказать. У него была в буквальном смысле одна тема для разговора. Так можно даже самого терпеливого доконать. И ему совершенно не было дела до остальных. Он как бы ушел в себя в скором времени. В группе «Писатели Рипли» никак не участвует, хотя состоит. Иначе он бы не узнал об этом проекте и не прислал свою работу.

– Он сказал мне, что Джейк изменил его жизнь, – сказала Анна, добавив драматизма. – Чуткий учитель, не жалевший времени для обсуждения реального опыта, питавшего его мемуары.

– Что ж, – сказал Перселл, – я рад, что эти курсы ему что-то дали. И что он не пожалел времени выразить свою признательность.

Анна решила, что с этим автором все ясно. Вряд ли ее терроризирует «частично африканец» с Кейп-Кода.

Дальше был роман о бобровой плотине «в глухой чащобе».

– Как «Обитатели холмов», – сказала она радостно. – Только без кроликов.

Перселл зачитался.

– Раньше я этого не видел, – сказал он. – Не припоминаю никаких разговоров о лесных обитателях.

В письме авторка сообщала, что занятия Джейкоба Финч-Боннера были для нее «глубоко обогащающими, вдохновляющими и одухотворяющими».

Анна подумала, что Джейк на такое закатил бы глаза, но сама решила воздержаться от подобных реакций.

– Какая милая женщина, – сказала она. – Вы помните ее?

– Не особенно, – он покачал головой. – Разве что внешне. Маленькая стриженая блондинка. Она жила не в кампусе, потому что приехала с кошкой, я это запомнил. Ей было нельзя с кошкой в общежитие. Должно быть, снимала где-то.

– Явно любительница животных.

– Ну да. Но, кроме занятий, никак себя не проявляла, и мы явно были в разных классах. Не думаю, что у нее получилось это издать.

Она еще раз просмотрела сопроводительное письмо.

– Отрывок из онлайн-журнала.

– Окей. Что ж, включим первую главу. Почему нет? – но его внимание уже привлекла следующая рукопись. – Ого, ух ты, вот это я помню. У этого типа была целая серия детективов, выстроенных вокруг нумерологии.

– Тоже ку-ку? – спросила Анна не без причины, но Перселл покачал головой.

– Не то чтобы. По крайней мере, по нему нельзя было подумать, что он пишет такое. С виду самый обычный парень. С какой-то скучной работой. Вроде страхового агента. Но он был докой в математике. Думаю, написание чего-то подобного давало ему своеобразную отдушину, по крайней мере в плане математики. Он успел написать два или три таких романа, но никуда не мог их пристроить.

Анна, с трудом продиравшаяся через нумерологические дебри, этому не удивилась. К тому же на каждой странице предлагалось какое-нибудь заумное уравнение.

– Как мы поступим с этим? – спросила она.

– Ну, я присмотрюсь повнимательней, если хотите. Могу найти читабельный отрывок. То есть, если он там есть, я его найду. А уж если нет…

– Наверно, я просто не ожидала такого, – перебила она. – Знаете, все это в основном те же вещи, над которыми студенты Джейка работали, когда учились в Рипли. Вы их помните; прошло восемь лет, и вот они – те же тексты. Никто не написал ничего нового?

Он пожал плечами.

– Трудно написать что-то новое, особенно когда чувствуешь, что не можешь закончить то, над чем работал. Или даже закончил, но не хватает какого-то завершения, ощущения итога, чего-то вроде публикации, поэтому все время возвращаешься к старому, пытаешься как-то переделать. Возможно, вам трудно это понять, ведь вы смогли написать книгу и сразу опубликовать ее.