Вот именно.

Она была автором «Послесловия» и гордилась этим, но разве она не имела права гордиться отчасти и «Сорокой»? Объяснять это, по понятным причинам, она не никому собиралась! Но пора было признать: если кто-то подойдет к ней на книжном мероприятии и протянет на подпись экземпляр знаменитого романа Джейкоба Финч-Боннера… она его подпишет, и с радостью. А почему бы и нет? Большинство людей скользили по жизни, позволяя другим забирать, красть у них и присваивать их труд и творчество – без малейшего возражения. Жалкое зрелище. Это не в ее характере. Тогда как писательство требовало определенной дерзости, независимости и неуклонной заботы о своих правах – качеств, которыми она была одарена. В избытке. Чем больше она размышляла, тем отчетливей понимала, что начала сочинять истории задолго до того, как освоила писательство, и ушла далеко от того, с чего начинала. Писательство привлекло в ее жизнь людей, которые знали ее и ценили так же хорошо – хотя, возможно, и не так глубоко, – как она сама. Значит, она все делала правильно.

Спасибо Лизе Голдфарб, доктору медицинских наук, и Бренту Форестеру, доктору и магистру медицинских наук, за то, что говорили со мной о вопросах фармакологии, и Гарольду Шехтеру, спецу по членовредительству, за помощь в том, что я могла бы назвать «оружейной темой». Я благодарна Дебби Мишель и Кристине Бейкер Клайн за исключительно внимательное чтение этого романа, не говоря уже об их драгоценной дружбе.

Я бы покривила душой, если бы не отдала должное влиянию романов Томаса Перри, особенно его серии о Джейн Уайтфилд. Никто лучше не напишет об убегании и преследовании: «Она никогда не использовала своего настоящего имени, никогда не начинала путь в направлении конечного пункта назначения, никогда не упускала шанса пустить кого-то по ложному следу, но и никогда не ставила свою жизнь в зависимость от заранее составленного плана» («Женщина-тень», 1997).

Никакие вымышленные персонажи не смогут передать моего восхищения и благодарности моим агенту Сюзанне Глюк и издателю Деб Фаттер, без которых это писательское путешествие (да, термин «путешествие» меня коробит, но никакое другое слово здесь не годится) было бы совсем другим. Они верны, преданы своему делу, проницательны, страшно умны и – смею вас заверить – на редкость быстро возвращают рукописи, даже самотечные. Я также благодарю сотрудников WME: Трейси Фишер, Фиону Бэрд, Анну Дерой, Андреа Блатт и Лэйн Киззия. Я очень благодарна замечательной команде Celadon, в том числе Анне Белль Хинденланг, Джейми Новену, Джейми Рааб, Рэнди Крамер, Фейт Томлин, Рэйчел Чоу, Кристине Микитишин и Шелли Перрон. Кроме того, огромная благодарность Кристен Кампо, Луизе Джойнер и Джулии Уилан.

Спасибо тебе, Рэгдейл, за подаренные две недели в твоем прекрасном Доме прерий, где были написаны части «Дьявола и Вебстера», «Позднего ребенка» и «Сиквела».

Как всегда, выражаю благодарность и любовь семье и друзьям. Этот роман я писала в тени смерти моего отца. Он всю жизнь любил читать, особенно триллеры. Вот почему этот роман посвящается ему.

Все началось с нас («Все закончится на нас» Колин Гувер)

Второму игроку приготовиться («Первому игроку приготовиться» Эрнеста Клайна)

Новые городские истории («Городские истории» Армистеда Мопина)

Обещание («Избранник» Хаима Потока)

Танцуй для мертвых («Исчезновение» Томаса Перри)

Меж трех времен («Меж двух времен» Джека Финнея)

Плохая новость («Ничего страшного» Эдварда Сент-Обина)

Найди меня («Назови меня своим именем» Андре Асимана)

Покоя больше нет («Все рушится» Чинуа Ачебе)

Маленькие мужчины («Маленькие женщины» Луизы Мэй Олкотт)

Сын («Дающий» Лоиса Лоури)

Война и памятование («Ветры войны» Германа Вука)

Дураки все («Дураков нет» Ричарда Руссо)

Поворот к лучшему («Преступления прошлого» Кейт Аткинсон)

Нищий, вор («Богач, бедняк» Ирвина Шоу)

Вечер («Хорал» Кента Харуфа)

Рипли под землей («Талантливый мистер Рипли» Патриции Хайсмит)

Или – или («Идиот» Элиф Батуман)

Доктор Сон («Сияние» Стивена Кинга)

Лавочка закрывается («Поправка-22» Джозефа Хеллера)

Возвращенный рай («Потерянный рай» Джона Мильтона)

День независимости («Спортивный журналист» Ричарда Форда)

Ведьмин сын («Злая» Грегори Магуайра)

Заветы («Рассказ служанки» Маргарет Этвуд)

В Зазеркалье («Алиса в Стране чудес» Льюиса Кэрролла)

Бремя доказывания («Презумпция невиновности» Скотта Туроу)

Как спасти свою жизнь («Страх полета» Эрики Йонг)

Введите обвиняемых («Вулфхолл, или Волчий зал» Хилари Мантел)

История нового имени («Моя гениальная подруга» Элены Ферранте)

Смерть дьяволицы («Жизнь и любовь дьяволицы» Фэй Уэлдон)

Когда все возможно («Меня зовут Люси Бартон» Элизабет Страут)

Фото из личного архива автора

© Jean Hanff Korelitz, 2014

© Издание на русском языке AST Publishers, 2021

Обычно каждый, кто оказывался тут впервые, начинал плакать. И эта девушка выглядела так, будто тоже не станет исключением. Она вошла с портфелем и деловито пожала руку Грейс, как и полагается истинному профессионалу, каковым она являлась или, по крайней мере, хотела казаться. Затем девушка присела на кушетку, закинув затянутые в саржевые брюки ноги одну на другую. А потом, как будто внезапно осознав, где находится, восторженно выдохнула.

– Ух ты! – Девушку звали Ребекка Уэйн (за несколько минут до встречи Грейс проверила это дважды). – Мне не приходилось бывать в кабинете у психоаналитика с тех пор, как я окончила колледж.

Грейс, сидя, как обычно, на стуле, скрестив ноги, которые были куда короче, чем у ее гостьи, не удержалась и подалась вперед.

– Тут все так странно и необычно! Как только сюда заходишь, сразу хочется начать орать во всю глотку о самом сокровенном и рыдать.

– Салфеток здесь хватает, – улыбнулась Грейс.

Сколько же раз она сидела вот на этом самом стуле, скрестив ноги совсем как сейчас и прислушиваясь к набирающим силу рыданиям. А плакали тут так часто, что однажды ей представилось, будто кабинет полностью оказался под водой. Совсем как в одной из сказочных историй Бетти Макдональд, которые Грейс так любила в детстве. Там девочка-плакса никак не могла остановиться, пока не оказалась по горло в слезах. Когда в кабинете начинал царствовать гнев, – и неважно, выражалось ли это в крике или в ядовитом упорном молчании, – ей представлялось, будто стены, выкрашенные в безобидный кремовый цвет, темнеют от этой ярости. Когда же побеждало примирение и торжествовало счастье, ей иногда чудился аромат сосновой хвои, как летом на озере.

– Это всего лишь самая обыкновенная комната, – ободряюще произнесла Грейс. – С самой заурядной мебелью.

– Верно. – Ребекка осмотрелась, словно в поисках подтверждения этих слов. Комната, служившая кабинетом, где Грейс давала консультации, была обставлена с величайшей тщательностью, чтобы одновременно отвечать нескольким требованиям. Она достаточно уютная, но не располагает к панибратству, домашняя, но не задевает личность гостя, а некоторые детали были хорошо знакомы каждому посетителю. Например, висевший у двери плакат с репродукцией Элиота Портера – фото с березами – разве не у каждого где-то в свое время обязательно красовался точно такой же? Может, в спальне или летнем домике… Или красный безворсовый коврик на полу, бежевая кушетка или кожаное крутящееся кресло самой Грейс. Тут же стоял стеклянный журнальный столик с пачкой салфеток в кожаной подставке, в углу расположился сосновый письменный стол. В его ящиках хранились блокноты с отрывными листочками, а еще списки психофармакологов, детских психологов, гипнотерапевтов, помогающих бросить курить, агентов по недвижимости, агентов из бюро путешествий, специалистов по минимизации налогов на имущество, адвокатов, специализирующихся на разводах.