– Да уж, – одобрил хозяин гостиницы.

Бар работал до полуночи, хотя последний посетитель ушел в одиннадцать. К тому времени хозяина гостиницы и след простыл; Анна видела из окна, как он забрался в грузовик, выехал на дорогу и скрылся за деревьями. К часу ночи, насколько ей было известно, кроме них с Мартином Перселлом, в здании никого не осталось, но она решила действовать так, как если бы кто-то мог их услышать. Она прождала еще два часа, вслушиваясь в тишину. И только после трех выскользнула в коридор.

Старые половицы в старом доме не молчали. Анна попробовала приноровиться, ставя ноги так и этак – перекатывалась с пятки на носок, опиралась на края ступней, – но разницы почти не было. Она старалась не сходить с ковровых дорожек и двигаться как можно быстрее. С лестницей дело обстояло лучше. В соответствии с противопожарными нормами она была сделана из бетона, и шаги Анны издавали лишь легкий шорох. Открыв дверь в коридор четвертого этажа, она постояла секунду, прислушиваясь и оглядываясь. Нигде никого.

Она, конечно, позаботилась оставить себе ключ; теперь, открыв им дверь в номер Перселла, она положила его на прикроватную тумбочку. Перселл лежал на кровати, как она его и оставила, полностью одетый, только повернулся на бок, перекинув зеленый льняной галстук через плечо. Он крепко спал. Она огляделась, пытаясь увидеть комнату глазами постороннего человека: пьяный мужчина, который не ожидал, что останется на ночь в отеле, без сменной одежды, без зубной щетки, только с телефоном в кармане. Телефон светился зеленым сквозь ткань его брюк, экран пестрел сообщениями. Что ж, к телефону она не притронется.

– Мартин, – прошептала она, и к ее удивлению он тут же сел на кровати, словно вызванный с того света. – Мартин?

– Да? – сказал Мартин Перселл.

– Тебе надо пойти со мной.

– Окей.

Он встал. Препарат был действительно потрясающий. Она носила его с собой уже несколько лет, всегда наготове, на случай если кто-нибудь в ресторане, в самолете или на книжном мероприятии даст ей понять, что ее узнали, вспомнили, связали с ее настоящим именем или хотя бы с малейшим фрагментом ее настоящего прошлого, потому что даже малейшая связь была, по ее мнению, недопустима.

А не с вами мы ходили в школу?

Я помню вас, по Ратленду!

Я знал вашего брата.

Я знала вашу дочь.

Ничего подобного она не хотела слышать до конца своей жизни.

А если такое случалось, она принимала меры, чтобы эти люди напрочь забыли их встречу.

Потому что этот препарат соответствовал тому, что о нем говорили, и люди, которые хотели совершать плохие поступки – и не хотели, чтобы люди, становившиеся их жертвами, помнили об этом, – постоянно использовали его. Но сейчас был не тот случай. Сейчас был особый случай, требующий особых мер.

– Пойдем со мной, – повторила она Мартину Перселлу.

Он пошел вперед по коридору, и она открыла перед ним дверь на лестницу. Затем, стоя у него за спиной, она расстегнула его ремень и коричневые вельветовые брюки, позволив им упасть до лодыжек. Мгновение он колебался, а затем она подтолкнула его грудью – вперед, в небытие.

На этот раз раздался шум, который несомненно уловил бы любой, кто мог оказаться поблизости и подслушивать, но никто, кроме нее, не делал ни того, ни другого. Мартин Перселл что-то себе раскроил, и по серому бетону растекалась кровь. Анна подумала, что ей лучше шевелиться, пока еще можно обойти его, не оставив следов, поэтому натянула рукава рубашки на руки и, схватившись за перила через ткань, перепрыгнула через изломанное тело и приземлилась несколькими ступеньками ниже. Затем она быстро спустилась по второму пролету и вернулась по коридору к своей двери.

Последняя пауза: вслушивание в неподвижную тишину, а также в звуки, которые мог издавать человек, не настолько мертвый, как ей это представлялось. Но ничего подобного она не услышала, потому что ничего подобного не было. Она была одна в «Рипли Инн», беспонтовом заведении в беспонтовом городке рядом с беспонтовым колледжем, в котором когда-то делали вид, что обучают беспонтовых писателей, и в мире все было в порядке.

После этого она, наконец-то, впервые за несколько месяцев заснула без страха, потому что теперь с этим точно было покончено.

Около восьми ее разбудил стук в дверь, негромкий, но настойчивый, отчетливо расходившийся по дереву. Она привела мысли в порядок и открыла дверь.

Там стояли хозяин гостиницы со старомодными бакенбардами и полисмен, лысый коротышка, всем своим видом выражавший досаду.

– Доброе утро! – приветствовала она мужчин, изобразив умеренное беспокойство.

Словно бездарный водевильный дуэт, они вывалили на нее плохую новость. Она разобрала слова «сожалеем», «ужасно», «лестница» и «расшибся».

– Погодите, что? – вылупилась она на них. – Я не понимаю. О ком вы?

– О вашем друге, – сказал коп. – Вашего мужа.

– Покойного мужа, – сказал хозяин гостиницы.

Изобразив полнейшее непонимание, она разрыдалась, и ее чисто женская истерика помогла расшевелить их. Они донесли до нее, что горничная, вошедшая утром в гостиницу через заднюю дверь, обнаружила на лестничной площадке второго этажа лужицу вязкой черной жидкости и вскоре выяснила, что эта жидкость вытекла из тела Мартина Перселла, находившегося двумя этажами выше. Досадное происшествие. Досадное и, разумеется, весьма печальное.

Но потрясение все еще мешало Анне в полной мере осознать произошедшее. Она спросила, может ли она увидеть Мартина, но его уже увезли, поэтому она оделась и пошла с шурином хозяина гостиницы в соседнюю кофейню, чтобы изложить свою версию событий предыдущего дня и ночи. Периодически во время разговора она то плакала, то замолкала, словно в шоке. В какой-то момент она сказала:

– Боже мой, кажется, он женат. Возможно, у них дети!

Это было ужасно, однако сама она общалась с ним так недолго и на таком расстоянии. До вчерашнего дня они даже ни разу не виделись вживую, и их общение касалось исключительно книги, с публикацией которой он ей помогал, – своего рода дань уважения ее покойному мужу, Джейкобу Финч-Боннеру, с которым Мартин Перселл был недолго знаком по колледжу Рипли. Говоря все это, она не отрывалась от своего телефона, пересылая шерифу одно за другим каждое из их электронных писем. Она объяснила, что вся их переписка была посвящена книге: как ее организовать, кто сможет представить для нее свои произведения, в какой день каждый из них сможет выбраться в Рипли и ознакомиться с содержанием. Вчерашний день они провели, прогуливаясь по кампусу и обсуждая заявки прямо в вестибюле гостиницы, среди бог весть скольких людей, ходивших мимо, и все это было так по-дружески. Да, он много выпил за ужином, боˆльшую часть двух бутылок вина, и да, она начала беспокоиться, что он может поехать домой в таком нетрезвом виде. К счастью, для него нашелся свободный номер, за который она сама заплатила.

Ответственно, поскольку речь шла о смерти, шериф напомнил ей, что мистер Перселл также делал ей нежелательные намеки, по крайней мере, так она сказала его шурину, хозяину гостиницы, отчего Анна снова чуть не разрыдалась. Но проявила самообладание.

– Это правда. Делал. Но кем бы я была, если бы позволила ему… его жена… То есть я ее не знаю, но это ужасно. К тому же он был пьян и упал с лестницы. Вы ведь так сказали, да? Значит, это здесь ни при чем.

– Он спускался с лестницы среди ночи, – сказал шериф. – В направлении этажа, на котором находился ваш номер. И кроме того, он расстегнул ширинку и спустил брюки. Фактически из-за этого он и упал. Конечно, есть вероятность, что он был слишком пьян, чтобы вкладывать в это какое-либо намерение, но я бы сказал, что все факторы сложились крайне неудачно.

– О господи.