«Черт тебя побери, Эмма. Какая ты дура».

Она не могла, нет, не хотела поверить, в кого превратилась. Всего несколько месяцев назад у нее была успешная частная практика. Сегодня она не в состоянии справиться с простейшими будничными делами и пасует даже перед необходимостью пройти какие-то смешные сто метров.

«И все это лишь потому, что тогда я решила ночевать не дома».

Жалость к себе. Упреки. Самоубийство.

Эмма знала эту классическую триаду и солгала бы, если бы стала утверждать, что никогда не задумывалась о возможности последнего.

Это просто смешно, говорил ее разум.

Это неизбежно, отвечала часть человеческой системы, которая, по сути, определяет все решения и не поддается ни контролю, ни лечению, но которую легко поранить: душа.

Проблема психических заболеваний — в невозможности самодиагностики. Стремление понять, что происходит в голове твоего второго «я», обречено на такой же успех, как и попытка однорукого хирурга пришить себе кисть. Это просто не получится.

Эмма знала, что отреагировала слишком бурно. Что наверняка существует какая-то безобидная причина, почему ветеринар встретил Филиппа в отеле.

— Le Zen. Безвкусный азиатский дворец, просто китч, не находите?

И у загадочной посылки, вероятно, тоже есть до смешного простое объяснение.

Бессмысленно часами раздумывать над тем, действительно ли Салим передавал ей посылку для соседа, потому что с альтернативным выводом — что она потеряла рассудок — ее собственный разум ни за что не смирится. Возможно, она вовсе и не видела сегодня Салима, может, в ее дверь позвонил не почтальон, а незнакомец, который дал Самсону не лакомство, а яд?

Может, она только что была совсем не у ветеринара, а лежала, пристегнутая к кровати, в закрытой психиатрической клинике Бонхёффер?

Эмма считала это маловероятным. Настолько тяжелые шизофренические обострения встречаются крайне редко и не бывают вызваны одним-единственным травматическим событием. Им предшествуют многолетние тяжелейшие нарушения. Но эта мысль может быть и просто доводом в собственную защиту, которую она должна продумать!

В принципе она понимала, что потеряла самообладание и все социально-коммуникативные навыки, но не полную связь с реальностью. Однако стопроцентной уверенности в этом быть не могло, тем более если душа подверглась таким тяжелым испытаниям, как в случае Эммы.

— Посылка была! — громко сказала она, чтобы вырваться из порочного круга собственных мыслей. Повторила предложение еще раз, словно пытаясь подбодрить себя. — Посылка была на самом деле. Я держала ее в руке.

Она произнесла это трижды и с каждым разом чувствовала себя лучше. С вновь обретенной решительностью вытащила сотовый из кармана и набрала номер мужа.

После трех гудков включилась голосовая почта.

На некоторых участках А10 плохая связь, возможно, они как раз едут в туннеле. Во всяком случае, Эмма была рада, что могла оставить сообщение без критических вопросов и уточнений.

— Дорогой, знаю, это звучит странно, но возможно, наш почтальон не совсем чист. Салим Юзгеч. Ты можешь как-то проверить его подноготную?

Она объяснила причину своего подозрения и закончила словами:

— И еще кое-что. Ветеринар говорит, что встретил тебя в Le Zen. Ты рассказал ему что-то насчет прорыва трубы у нас в подвале. Можешь объяснить мне, что это значит?

Затем она сунула телефон в карман брюк и смахнула снег с ресниц.

Лишь сделав шаг назад, Эмма осознала, за чей забор держалась все это время.

Садовая калитка, видавшая и лучшие времена, криво висела на металлическом шесте. Она была залатана проволочной сеткой с крупными ячейками, больше похожими на дыры. Почтового ящика не было, а вместо таблички с именем кто-то приклеил к звонку полоску скотча и написал на нем водостойким маркером.

Буквы уже немного стерлись, и для уверенности Эмма еще раз подняла глаза на старинную эмалированную табличку, которая, традиционно для этих мест, крепилась между кухонным окном и гостевым туалетом прямо на доме: Тойфельзе-аллее, 16а.

Сомнений нет.

Эмма перевела взгляд обратно на забор. На мгновение она испугалась, что буквы на скотче могут раствориться в воздухе так же, как и посылка на ее столе, но они были на месте: А. П.

Как инициалы «А. Паландт».

В следующую секунду Эмма приняла роковое решение.

Ход мыслей был простым.

Если есть извещение, значит, есть и посылка.

Простое доказательство.

Если Салим, как обещал, оставил А. Паландту карточку-извещение, то, значит, перед этим он вручил посылку Эмме.

Так просто, так логично.

Самое простое, что могла сделать Эмма, чтобы убедиться, — позвонить в дверь и спросить об этом Паландта, если тот уже вернулся домой. Но такой вариант даже не рассматривался. Только не после того, что Эмма видела сегодня утром в Интернете. При мысли, что дверь откроется и на пороге появится мужчина, пусть даже отдаленно похожий на парня из лифта, ей становилось плохо от страха.

Нет, единственное, на что еще была готова пойти Эмма, — быстро заглянуть в почтовый ящик, который — и тут она столкнулась с проблемой — похоже, вовсе отсутствовал. За последнее время здесь вообще многое исчезло.

Эмма вспомнила, что изящная вдова, которая жила здесь одна, всегда содержала свое жилье в полном порядке. Сейчас в наружных фонарях недоставало лампочек, маленькие садовые фигуры из глины пропали. Насколько Эмма могла разглядеть, на окнах не было штор, из-за чего простой серый дом с грубой фактурной штукатуркой казался не только неуютным, но почти заброшенным.

Похоже, здесь никто не живет.

Садовую калитку, к которой Эмма прислонилась, заклинило, зато ворота навеса для автомобилей стояли распахнутыми настежь. Лучше бы отказаться от этого плана и идти домой. Но какая-то магическая сила тянула Эмму к этим открытым воротам. И если быть честной, она знала причину: ей хотелось не только доказать существование посылки. Ею двигало параноидальное стремление выяснить, кто такой А. Паландт.

Маловероятно, что этот человек имеет какое-то отношение к Парикмахеру и тому, что с ней случилось, но Эмма знала, что мысль об этом незнакомце и о том, что могло лежать в посылке, сведет ее с ума, если она не проверит свое подозрение.

Вот так и получилось, что по дороге домой Эмма по щиколотку провалилась в снег на подъездной дорожке. На влагу, которая проникала в ботинки через дырочки для шнурков, она не обращала внимания, как и на то, что платок все больше намокал от снега и прижимал ее короткие волосы к голове.

Гораздо неприятнее были сверлящие взгляды, которые мерещились ей за спиной. Это соседи стоят у окна и наблюдают, как она направляется к входной двери. Вход в дом располагался не как обычно со стороны улицы, а с торца. Крытое гофрированным листом крыльцо скрывалось в тени ели, которая ветвями, как занавесом, закрывала входную дверь и клинкерную лестницу.

Эмма преодолела четыре ступени и обернулась в сторону улицы, но никого не увидела. Никого, кто наблюдал бы за ней из машины или с соседского участка, ни одного прохожего, кто задавался бы вопросом, почему женщина, которая полгода не появлялась на людях, вдруг присела на корточки перед чужой дверью.

Как она и боялась, почту для А. П. бросали в специально предназначенную для этого прорезь в двери.

Черт.

В почтовом ящике она, возможно, еще смогла бы нащупать карточку своими тонкими пальцами, но так?

Эмма приподняла металлическую крышку, посмотрела в щель и, конечно, ничего не увидела. В доме было темнее, чем снаружи.

Она вытащила сотовый и неловкими пальцами включила фонарик.

Вдали залаяла собака, и лай смешался с вездесущим шумом Хеерштрассе, который Эмма замечала, лишь когда знакомые, приехавшие к ней впервые, сидели у нее в саду и обращали на это ее внимание.

Или когда страх обострял ее чувства.

Не только страх быть пойманной (что ей сказать, есть дверь неожиданно откроется?), а страх того, что она не рассчитала своих душевных и психических сил. До сегодняшнего дня мир за входной дверью казался ей бушующим океаном, сама же она сидела на берегу и даже не собиралась плавать, а сейчас вдруг отважилась броситься сразу в открытое море.