На веки вечные.

Одноэтажный деревянный дом, в котором жила Патриция Дюбуа, находился на самых задворках Бакстауна, неподалеку от узенькой двухполосной шоссейки. Грунтовая дорога вела от нее между старыми, покрытыми мхом деревьями к дому с покатой крышей. Имелись в нем небольшая гостиная, даже еще более маленькая кухня и тесная, словно кладовка, комнатка, служившая спальней. Еще одна спальня была лишь ненамного просторней. За домом виднелась пристройка, в которой располагались туалет и душ.

Невзирая на все, с чем ей сейчас приходилось иметь дело, Патриция – как по ее настоянию мы стали ее называть – сумела создать в гостиной атмосферу тепла и гостеприимства. Старый диван был застелен пледами. Крайняя правая из трех его подушек была заметно вдавлена, как будто на ней сидел какой-то невидимый человек. На средней подушке тоже была большая вмятина, и я понял, что именно здесь сидели Патриция и Энди, вместе. Перед диваном на ящике из-под молока стоял старый угловатый телевизор. Ящик был накрыт одеялом, но не до самого низа. Стены увешаны фотографиями с Энди: его первого дня в школе, верхом на велосипеде, сидящего на коленях у матери и так далее – от обедов в честь Дня благодарения до вечеринок по случаю дня рождения. Денег в этом доме было очень мало, но любви побольше, чем во многих других.

– Садитесь, устраивайтесь поудобнее, – предложила Патриция.

Мы с Блок устроились на диване. В свете единственной лампы, горевшей в углу, мы едва могли различить очертания старого кресла, на которое Патриция бросила свой фартук.

– Хотите кофе?

При мысли о кофе у меня слегка закружилась голова.

– Я бы с удовольствием, спасибо.

Блок просто кивнула.

Патриция отдернула занавеску, отделявшую кухонный уголок от гостиной, и принялась открывать шкафчики.

– Увы, но кофе у нас закончился… Может быть, чайку?

Кофе я не пил уже почти сутки, и исправить ситуацию мне по-прежнему не светило. Пришлось довольствоваться чаем, хотя бы из вежливости.

Она принесла два стакана чая со льдом. Я взял еще сахара, Блок отказалась.

Кроме телевизора и серванта, здесь повсюду стояли коробки со старыми книгами. В основном в бумажных обложках, а то и вовсе без обложек. Блок полезла в коробку на своей стороне дивана и достала несколько книг – это оказались любовные романы. Коробка с моей стороны была набита в основном старыми детективами – не только дешевыми книжками в мягкой обложке, но и журналами на эту тему.

– Гляжу, вы оба любите читать… Энди, должно быть, заразился любовью к чтению от вас, – заметил я.

– Этот телевизор сломался, когда Энди было одиннадцать. К тому времени, как я накопила достаточно деньжат, чтобы купить новый, Энди сказал, что лучше нам потратить деньги на книги. Что мы и сделали. Сидим вот тут по вечерам и читаем. По телевизору все равно ничего хорошего не показывают, – сказала Патриция.

– А когда Энди начал работать в этом баре для дальнобойщиков? – спросил я.

– Где-то три года назад. Сначала мне это не понравилось, но я поговорила с владельцем, приятным человеком по имени Райан, и он сказал, что будет присматривать за моим Энди. И не обманул. У Энди никогда не было проблем в этом баре. Он подметал полы, мыл стаканы, поддерживал чистоту и порядок. Энди настоящий труженик, как и его мама. Отлично со всем справлялся и не допускал, чтобы это как-то мешало его учебе в школе, – с сияющим лицом сообщила Патриция, явно не в силах сдержать гордость за своего Энди.

– Он был близок со Скайлар?

Огонек, на миг вспыхнувший в глазах у Патриции, тут же погас под сомкнувшимися веками, брови сошлись на переносице, губы резко захлопнулись и поджались так, что чуть ли не полностью исчезли во рту. Когда она заговорила опять, голос ее звучал едва слышно:

– Бедная девочка… Нет, он особо не говорил о ней. Разве что от случая к случаю. В основном Энди рассказывал про Райана. И про посетителей. Для бара, рассчитанного на дальнобойщиков, там было очень много завсегдатаев. В этом городе нет недостатка в пьянчужках, это уж точно.

– Они были друзьями? Энди и Скайлар?

– Приятелями, я бы сказала. Не друзьями. Он никогда не встречался с ней вне работы. Во всяком случае, насколько я знаю. Но она тепло относилась к нему. Сразу же ввела его в курс дела. Заботилась о нем. Энди может всего за пару часов прочесть какой-нибудь роман и написать по нему работу для школы. Но в остальном он не слишком смекалистый. И не слишком хорошо ладит с людьми. Скайлар помогла ему в этом, потому что была действительно популярна.

– Что он рассказывал вам о Скайлар?

– Она была умной девочкой. Доброжелательной. Я помню, Энди рассказывал, что они часто говорили про колледж и про книги. Вот, пожалуй, и всё. Хотя он как-то упомянул, что у нее были какие-то проблемы с парнем.

– У нее был парень?

– Думаю, что да. Она постоянно болтала с каким-то парнем по телефону или писала ему сообщения, когда Райан не видел. Персоналу там не разрешалось пользоваться телефонами во время смены. Энди это не заботило, у него никогда не было телефона.

– А вы случайно не знаете, как звали того парня? Не Гэри Страуд? Вроде это с ним она встречалась…

– Да, с ним. Простите, но больше я особо ничего не знаю. Я не была знакома со Скайлар. И теперь жалею об этом. Я пошла на…

Патриция примолкла, достала из рукава бумажную салфетку и промокнула ею глаза.

– Я пошла на похороны Скайлар. Этот человек, мистер Корн, все время стоял рядом с ее родителями, что-то шептал им и посматривал на меня. А после службы Эстер Эдвардс подошла ко мне. Все смотрели на меня. И знаете, что она сделала? Плюнула мне в лицо. Прямо в лицо. Господи, я не знала, куда деваться… Мой сын не убивал ее дочку. Я знала это тогда, знаю и сейчас. Я не виню Эстер. Ей было больно. Я думаю о том, что тогда сказал мистер Корн, и вспоминаю выражение лица Эстер в тот день. И я знаю, что тоже почувствую эту боль, когда они заберут у меня Энди.

– Мы сделаем все возможное, чтобы этого не произошло, – пообещал я.

Блок расстегнула куртку, достала заключение доктора Фарнсворта – патологоанатома, выбранного Коди Уорреном, – и положила его себе на колени. Это был не слишком тонкий намек на то, что мне нужно получить конкретную информацию и что у нас не так много времени, чтобы разводить антимонии.

– Энди когда-нибудь носил кольцо с рисунком в виде звезды? – начал я.

– Нет, Энди никогда не носил колец… Как-то раз я купила ему одно кольцо. На его шестнадцатилетие. В ломбарде на Восьмой улице. В нем было два черных камушка. Однажды он надел его, а потом сказал, что у него чешутся пальцы.

– Может, у него была пуговица, или значок, или что-то еще со звездой на нем?

– Нет, вся одежда Энди была простой. Какого рода звезда?

Блок пролистнула несколько страниц отчета и передала его мне. Хотя у нас не было фотографий, имелось хорошее описание травмы.

– Пятиконечная звезда, – сказал я.

Патриция перекрестилась.

– Разве это не имеет какого-то отношения к поклонению дьяволу? [287] Энди никогда не стал бы иметь отношение к чему-то подобному!

Блок удовлетворенно кивнула и позволила мне перейти к следующим вопросам.

– После того как Энди арестовали, когда вам впервые разрешили его навестить? – спросил я.

– Это было в окружной тюрьме. Он сказал мне, что ему пришлось сказать шерифу, что он напал на Скайлар, иначе его бы не выпустили. Они велели ему подписать какую-то бумагу и пообещали, что затем позволят ему увидеться со мной, чтобы я могла отвезти его домой.

Мне уже приходилось слышать, как копы оказывают давление на молоденьких перепуганных подозреваемых. Такое происходило уже далеко не в первый раз, и не в последний. Видео- или аудиозапись допроса Энди отсутствовала: по-видимому, не работала записывающая аппаратура. Все, на что мы могли опираться, – это слово шерифа против слова Энди, что тот подписал это признание по собственной воле.