После этого началось что-то вроде общей перебранки.

– Это что еще за история с демократией? – спросила чья-то разъяренная мамаша.

– Это наша программа на этот год, общая для всех классов, – пытался объяснить Директор, но его тут же перебили снова.

– Вы чем забиваете головы нашим деткам? – кипятился кто-то.

– Вашим деткам не мешало бы быть повоспитаннее, – ответил ему другой.

– Вы на что тут намекаете, хамло базарное?

Обычно, когда кто-то начинает горячиться, он заражает всех. И если от детей всегда ждут, что они будут вести себя хорошо, то взрослые имеют право вести себя неизвестно как. Поэтому все родители стали вести себя очень плохо и собачиться, в том числе родители моих одноклассников, которые сидели все вместе.

– Эй вы, поосторожнее, – крикнул всем отец Томаса, – не то я вам покажу приемчики карате!

– При демократии не показывают людям приемчики карате, если у них другое мнение! – упрекнул его отец Арти.

– Политиканы – все продажные твари! – завопил отец Томаса.

– Ну да, ну да, – подала голос мать Джованни, – знаем мы вашу песню: не дали вам субсидий на вашу каратистскую лавочку…

– Скажите на милость, на каратистскую лавочку! – раскипятился отец Томаса. – Не все срут жемчугами, дражайшая!

Мы засмеялись, потому что он сказал грубое слово. Меня это чуть-чуть утешило после обиды за «сортирную подтирку».

Тут в спор вступили родители Отто:

– Говорил же я тебе, пора заканчивать с государственным образованием и отправить Отто в частную школу! – обрушился его отец на мать.

– А ты знаешь, сколько стоит частная школа? – возразила мать. – Алименты сперва заплати, чем умничать тут при всем честном народе.

Арти заныл, что у него от всех этих криков лопается голова. Мать поскорей закрыла ему руками уши, но Арти развопился еще громче, потому что она не помыла руки, прежде чем его трогать.

Папа сказал только, что нужно сохранять достоинство, и мама кивнула. «Что за спектакль устроили, жалкое зрелище», – вздохнула она. Я не решилась ей сказать, что это еще не спектакль, а просто родительское собрание.

Единственные, кто не произнес ни слова, были родители Йоши, они явно тоже не говорили.

Наконец посреди этой какофонии раздался вопль Директора в микрофон: СТООООП!

В зале разом настала тишина. И тогда Директор закричал:

– Раз так, я отменяю наш спектакль про демократию! Вот! Мы сделаем обычный новогодний спектакль со смешными номерами ваших ребят и песенками про Рождество и про Хануку, да хоть про праздник Вишну, коли на то пошло, чтобы уж все были довольны!

Директор швырнул микрофон на землю и в гробовой тишине удалился. Лицо у него было бешеное.

После этого все без лишних разговоров покинули актовый зал.

На пути домой, в родительской машине, мне было очень грустно. Не из-за сортирной подтирки, а из-за спектакля. Такой здоровский был спектакль, и мне так нравилось быть брокколи. Жалко, что все отменили. И что меня особенно огорчило – в сущности, насколько я поняла, очень немногие родители на собрании были против. Но именно они шумели громче всех. Это называется «шумное меньшинство». Родители, которые за, почти ничего не говорили. Начиная с моих собственных. Молчать – это не слишком-то храбро.

В сущности, демократия в тот вечер была попрана. И я сказала себе, что на самом деле виноваты в этом не столько члены шумного меньшинства, которые имели право высказать свое мнение, сколько все остальные, которые не сказали ни слова.

Похоже, именно это называется «молчаливое большинство».

После того катастрофического родительского собрания Директор решил, что под Новый год устроит большой праздник на тему, которая никого не обидит – про Деда Мороза.

– И не надо мне говорить про религию, – добавил он. – Санта-Клауса придумала «Кока-Кола»!

Мы не поняли, что хотел сказать Директор, но решили, что это клевая идея, потому что мы очень любим Деда Мороза. Вот только всякий раз, когда у бедняги Директора появляется идея, все кончается катастрофой.

Директор обошел все классы и объяснил, какой у него замысел:

– Это будет Рождество многообразия.

Мы спросили, что такое многообразие.

– Многообразие, – объяснил Директор, – это право каждого быть каким он хочет, и чтобы никто к нему по этому поводу не приставал.

– А как это связано с демократией? – поинтересовался Отто.

– Многообразие позволено свободой, а свобода позволена демократией. Только при демократии может существовать многообразие. А значит, каждый может прийти в костюме Деда Мороза, каким он его себе представляет.

Когда наступил праздник, все ученики пришли в школу в разных костюмах Деда Мороза. Были костюмы зеленые, синие, красные. Были супергерои, деды с бородой и без бороды. Это было очень прикольно.

В нашем классе каждый нашел свою идею.

Я пришла в костюме Бабы Морозки. В конце концов, почему Дед Мороз не может быть женщиной?

Отто пришел в костюме Деда Знайки.

Томас – Деда Каратиста.

Арти – Деда Доктора.

Про Йоши мы не поняли, но вид у него был довольный.

А Джованни оделся очень элегантно. И сказал:

– Я Дед Шикардос!

Сперва все шло хорошо. До перемены. В школьном дворе Балтазар, который пришел в костюме нормального Деда Мороза, стал нас задирать.

– У тебя костюм кого, немой? – пристал он к Йоши. – Что-то я не догоняю.

Йоши, естественно, ничего не ответил, и ему на подмогу пришел Джованни.

– Отстань от него, – велел он Балтазару.

– А ты-то в кого оделся? – спросил Балтазар. – Ну и костюмчик, со смеху помрешь.

– Я Дед Шикардос! – гордо ответил Джованни.

– Скорее уж Дед Говносос! – отозвался Балтазар.

Ученики вокруг покатились со смеху и стали кричать: «Дед Говносос! Дед Говносос!» Джованни так обиделся из-за насмешек, что даже заплакал. Тогда Томас – он не выносит, когда его друзья плачут, – примчался на помощь в своем костюме Деда Каратиста и завопил:

– А я – Дед Дай-в-Нос! Я раздаю плюхи непослушным детям!

Раз! Раз! Он стал щедро раздавать оплеухи всем насмешникам, и те заревели, как маленькие дети. Все, кроме Балтазара: тот поскорей удрал – помнил, наверное, что Томас ему уже один раз разбил нос до крови.

– Ловите Балтазара! – приказал Дед Дай-в-Нос.

Мы все бросились за Балтазаром, который, как заяц, улепетывал к забору школьного двора. Едва мы его настигли, как он перепрыгнул через забор и оказался в маленьком парке по соседству. Мы все тоже перепрыгнули через забор, чтобы его поймать, хотя прекрасно знали, что выходить за территорию школы запрещено.

Балтазар добежал по парку до нашей специальной школы, куда вход был запрещен. Мы думали, что тут-то мы его и поймаем, но он обежал здание и оказался у запасного выхода из специальной школы. И, к большому нашему удивлению, толкнул дверь: она открылась, и он влетел в нашу милую школу. Откуда Балтазар знал, что в школу можно проникнуть через эту дверь, когда мы сами об этом не знали?

Мы тоже толкнули дверь и наткнулись на Балтазара, который стоял прямо за ней.

– Попался! – сказал Томас Дед Дай-в-Нос.

Он хотел было дать Балтазару оплеуху, но я удержала его и спросила:

– Откуда ты знаешь, что дверь запасного выхода открывается снаружи? Это ты затопил нашу школу?

Ответить Балтазар не успел, потому что в эту минуту мы услышали вопль Директора:

– Кто здесь? Выходите немедленно, иначе будет плохо!

Мы так и застыли. Особенно Балтазар. Он весь побелел и взмолился:

– Не говорите, что я здесь! Мне здорово попадет!

Мы заколебались, и Балтазар, заметив это, добавил:

– Слушайте, Прибабашки, это не я затопил вашу прибабашкинскую школу, честное слово… Но я в тот день кое-что видел… Если вы меня не выдадите, я вам скажу все, что знаю…

– Если врешь, Дед Дай-в-Нос до тебя доберется, – предупредил его Томас.