После встречи с Элли Хонор намеренно свела свои поездки в Энфилд-Уош к минимуму. Слишком многие – знакомые и незнакомые – могли начать допытываться, что она знает об этом деле и чем сейчас занята Элли, или рассказывать, что Сюзанна всегда вызывала у них подозрения.

Но в эти выходные поездки было не избежать. Вчера поздно вечером позвонил директор дома престарелых – сказал, что у ее отца был небольшой сердечный приступ и его опять положили в больницу для наблюдения. Хотя состояние было не критическое, с его здоровьем можно ждать чего угодно. Вероятно, ему потребуется операция – либо в Ньюкасле, либо в Сиднее, в зависимости от наличия коек, хирургов и так далее. Очевидно, нужно было выезжать немедленно. Хонор, как могла, оттягивала встречу с отцом. Она договорилась о беседе с гериатром – хотела сначала обсудить, что будет дальше, и сделать все необходимые приготовления. Врач, против ожидания, порекомендовала ничего не предпринимать и перевести отца обратно во Франчес. Операция может быть показана в будущем, но на данный момент его состояние далеко не столь тревожное.

– Может быть, лучше пока оставить все как есть, – сказала она. – В сущности, непосредственная опасность ему не угрожает. И в подобных случаях обычно самое лучшее – не будить лихо.

Они обе знали, что доктор имеет в виду на самом деле: в таких случаях, как у отца Хонор, быстрая смерть от сердечного приступа, пожалуй, не худшее, что может случиться с человеком.

После этой беседы Хонор решила еще потянуть время: заказала в больничном киоске чашку условно пригодного для питья кофе и черствый маффин, уселась за столик с журналом и быстро произвела подсчеты в уме. Было почти четыре часа. Если она сумеет как следует растянуть эту чашку кофе, официально разрешенные часы посещения почти закончатся, и тогда не придется торчать здесь дольше даже для вида.

Она выбрала столик в темном уголке, решив, что, если опустить голову и делать вид, что всецело занята своей убогой едой и еще более убогим чтением (женский журнал с маленьким, размытым, но узнаваемым фото Элли в фитнес-костюме от «Лулулемон» – «вновь радуется жизни в Паддингтоне» – в разделе «Знаменитости»), то ее никто не потревожит. Но она не подумала об официантке.

Эта женщина сразу же узнала Хонор, и в придачу к кофе и пирожному та получила вопрос:

– Ну как она? Та девушка? Как держится?

Первым побуждением Хонор было послать женщину подальше, однако она отложила журнал и вежливо улыбнулась. Официантка была маленькая, худая, сутулая, с мелкими, острыми чертами лица. Судя по виду, жизнь ее не баловала. Что касается возраста, ей можно было дать сколько угодно, от тридцати до шестидесяти, хотя недоброе выражение лица явно старило ее. Однако у Хонор не было уверенности, что эта недоброжелательность адресована лично ей, поэтому она ответила довольно миролюбиво, хотя и уклончиво:

– Нормально. Бывают хорошие дни, бывают плохие.

Женщина скованно кивнула. Что-то в ней казалось знакомым, и Хонор не смогла удержаться от вопроса, хотя и знала, что это неизбежно затянет разговор:

– Мы встречались?

– Меня раньше звали Шерил Крукшенк. Теперь Ховатт. Не знаю, помнишь ты меня или нет. Мы учились в одном классе, но дружбу не водили.

Рефлекторная готовность огрызнуться, ощущавшаяся в манерах женщины, тоже была знакомой.

– Да-да, я тебя помню.

Шерил была трудной девочкой из неблагополучной семьи. В начальных классах она была еще довольно милым ребенком, но, когда гормоны и осознание незавидного социального положения взяли свое, превратилась в настоящую хулиганку, способную на дикие, иногда жестокие выходки. К Хонор она, правда, никогда не цеплялась – та тоже стояла слишком низко в общественной иерархии, чтобы вызывать настоящую неприязнь, да к тому же и сама была довольно крепким орешком, – но дружбы между ними и правда никогда не было.

– Так, значит, ты вышла замуж за… – Хонор перебрала в памяти имена, которые годами не вспоминала. – Джейсона Ховатта?

– Нет. Джейс так никогда и не женился. Не до того было – из тюряги не вылезал. Я вышла замуж за его брата, Даррена.

Даррен Ховатт в годы их юности тоже пользовался довольно дурной славой. Он был лет на пять лет старше Хонор, работал в автомастерской своего отца, водил тюнингованный фургон и вечно наживал себе проблемы с местными копами из-за всяких мелких правонарушений: драки в пабах, вождение в нетрезвом виде, антисоциальное поведение. Ходили слухи, что за ним водятся и более темные делишки: торговля наркотиками, поджоги, сексуальные домогательства.

– Кажется, я его помню. А дети у вас есть?

– Четверо. И внуков уже двое. Еще один на подходе.

Улыбка на ее лице была едва заметной, но искренней.

– Внуки! Ух ты! Хватает тебе хлопот, должно быть.

Хонор изо всех сил старалась, чтобы это прозвучало заинтересованно, а не испуганно.

– Это да. Младшая у нас еще в школе учится. В девятом классе.

– Здесь? – Хонор понятия не имела, зачем спрашивает о том, что и так понятно – вряд ли ведь кто-то из детей Ховатт учится в закрытой школе, – однако Шерил ничего не заметила: она с готовностью вернулась к первоначальной теме разговора.

– Она была в классе у той самой женщины. У той суки, которая похитила Элли.

Злоба в ее голосе удивила Хонор.

– Ах да. Наверное, это был шок для всей школы.

Ответ Хонор прозвучал сдержанно, однако женщина уже упивалась своим гневом, и так легко ее было не остановить.

– Нельзя таких к детям подпускать – извращенцев этих. Вообще не понимаю, почему ее в тюрьму не засадили вместе с ее чокнутой мамашей.

– Думаю, она не представляет серьезной опасности – живет себе потихоньку у себя дома. Я хочу сказать – есть же условия освобождения под залог, и я уверена, что полиция держит ее под наблюдением.

– Ну да. Но это же бред какой-то, правда? Получается, что неважно, кто ты и что ты, если у тебя есть нужные знакомства. – Глаза у женщины сузились. – Если бы кто-то из нашего круга такое сотворил, до конца жизни из тюрьмы бы не вышел.

– Ну, я не знаю, насколько это…

– Ой, да ладно. Она же спит с Чипсом Гаскойном. У этих поганых богачей все в городе куплено.

– Может, так и было, когда мы учились в школе, но с тех пор все немного изменилось, тебе не кажется?

Женщина возмущенно уставилась на нее.

– Да нет, не кажется. Эта женщина – долбаная извращенка, ее надо за решеткой держать, а к детям не подпускать на пушечный выстрел. И не только из принципа – некоторым из нас тут еще жить.

Хонор пропустила эту колкость мимо ушей и сочувственно вздохнула.

– Я могу понять, почему это кажется несправедливым. И неправильным. Но тут ничего не поделаешь. – Она помолчала. – Иногда было бы лучше, чтобы общество само с такими вещами разбиралось. Но так же нельзя! Закон есть закон.

– Ага. Ну, закон законом, а справедливость справедливостью. – Широкая улыбка Шерил, неожиданная и жуткая, обнажила ряд черных, полусгнивших зубов. – И кое-кто из нас не понимает, почему бы закону справедливость вперед не пропустить.

Я проснулась среди ночи. Мэри молча стояла возле кровати и сверлила меня глазами, словно ждала, что я проснусь. Она была похожа на привидение – длинные растрепанные волосы, широко распахнутые глаза, светлое одеяло накинуто на плечи для тепла.

– Что случилось, Мэри?

Я проговорила это тихим, спокойным, ровным голосом. Пару раз я замечала, что Мэри ходит во сне, и не хотела ее пугать. Если она проснется по-настоящему, ее будет нелегко снова уложить.

– Там кто-то есть.

– Где? Во дворе?

– Вон там. В саду. – Она показала на окно. – Слушай.

Это было не похоже на ее обычный лунатический бред: обычно Мэри обращалась к невидимому собеседнику, и смысл ее речей невозможно было уловить. Значит, она не спит.

Я откинула одеяло и села. Мэри схватила меня за руку костлявыми пальцами и крепко сжала.