Потребовалось всего несколько часов, чтобы составить план действий, достаточно гибкий, который можно было адаптировать к ряду возможных сценариев, но с лазерным прицелом на пребывание Эвана в Рипли, которое позволит ей составить представление, кто мог бы рассылать эти злосчастные отрывки. Даже если Перселл ни разу не упоминал о романе Эвана своим знакомым по фейсбучной[362] группе, он с большой вероятностью мог быть тем, кто терроризировал Анну этими страницами, не говоря уж о мерзком стикере в Денвере. Анна, разумеется, войдет с ним в контакт не как сестра покойного Эвана Паркера, но как вдова покойного Джейкоба Финч-Боннера. И даже в этом случае ей нужно будет сохранять бдительность.
Чего-чего, а бдительности ей было не занимать.
Уважаемый мистер Перселл,
Мы с Вами незнакомы, но я полагаю, Вы познакомились с моим покойным мужем, Джейкобом Финч-Боннером, когда он преподавал в колледже Рипли по магистерской программе писательского мастерства. Не знаю, известно ли Вам, но Вы один из последних, кто общался с Джейком перед его внезапной смертью. Он рассказал мне о Вашем ужине, когда вернулся из Вермонта, и упомянул, что Вам с ним удалось обсудить ваше творчество. Он также сказал, и я это запомнила в точности, как запоминает человек свой разговор с тем, кого вскоре не стало, что он нашел Ваше творчество весьма увлекательным. В том же разговоре он признался, что хотел помочь Вам найти агента и в конечном счете издателя.
Мыли об этом, как и о преподавании Джейка в целом, посещали меня последние два года, ставшие для меня очень печальным временем. Столько внимания было уделено памяти Джейка как писателя, и совершенно заслуженно, но Джейк любил преподавание, ему нравилось видеть, как его студенты становятся писателями. Ничто не приносило ему большей радости, чем когда кто-то из его студентов добивался издания своей книги. Вот я и подумала, что можно почтить память Джейка тем, чтобы помочь кому-то из его бывших учеников с изданием их творчества. Я обсуждала с одной знакомой издательницей идею художественной антологии студентов Джейка, возможно, со вступительной статьей о работе Джейка с этими писателями в начале их карьеры. Не вызывает ли эта тема у Вас достаточно интереса, чтобы мы могли обсудить ее? Или Вы, возможно, поддерживаете отношения с кем-то из студентов Рипли, с кем Джейк был знаком или работал, и мне бы следовало с ними поговорить?
Я надеюсь, это не слишком назойливая просьба. Я желаю Вам всего наилучшего и надеюсь вскоре пообщаться с вами.
С наилучшими пожеланиями,
Анна Уильямс-Боннер
[email protected][363]
Есть методы кнута и пряника, а есть еще прямое предложение об издании неиздававшемуся автору. Не прошло и десяти минут, как он постучался в ее почтовый ящик.
Дорогая миссис Боннер,
Я так рад Вашему письму и осмелюсь сказать, что с глубоким сожалением узнал о трагической кончине Вашего мужа. Как Вы заметили, я действительно коротко виделся с Джейком незадолго до того, как его не стало, и был шокирован этим событием, случившимся менее чем через неделю после нашей встречи. Конечно, никому не дано знать, какую боль могут испытывать люди, но мне он решительно показался очень бодрым и энергичным собеседником.
Я просто сражен Вашими комментариями о моем собственном творчестве. Джейк всячески нас поощрял, но он не выражал готовности оказать мне содействие подобного рода, и я очень тронут узнать о его намерениях. Даже одно это намерение делает его одним из самых великодушных преподавателей и наставников. И сам проект, который Вы предлагаете, тем более впечатляет. Да, разумеется, я бы с удовольствием обсудил его подробнее.
Наша конкретная группа Рипли действительно была очень дружной. Один студент трагически погиб вскоре после окончания нашего курса, а другие отдалились от писательства, но нас осталось около десяти человек (примерно половина были учениками Джейка, а вторая половина занималась с другими преподавателями Рипли), которые продолжают поддерживать общение. У нас есть группа в Фейсбуке[364] под названием «Писатели Рипли», и редкий день проходит без того, чтобы кто-нибудь не запостил что-то. Я уверен, что каждый из этих людей будет рад возможности внести свой вклад в издание сборника, о котором Вы говорите, а что касается меня, я бы с гордостью написал предисловие.
Пожалуйста, дайте мне знать, что бы Вы хотели предпринять в дальнейшем. Обычно я недоступен в школьные часы (я учитель истории в средней школе в Южном Берлингтоне, штат Вермонт), но я сделаю все возможное, чтобы подстроиться под Ваш график.
Искренне Ваш, Мартин Перселл
Что ж, это было хорошо и вместе с тем вполне ожидаемо. Анна никогда по-настоящему не понимала этой писательской страсти втиснуться между книжных обложек. Несомненно, что создание произведения искусства неотделимо от желания донести его тем или иным способом до публики, но ей самой была чужда такая исключительная тяга к изданию. Даже в те месяцы, когда она писала собственный роман – сначала в новоанглийской писательской резиденции, а затем в своей ньюйоркской квартире, – она не зацикливалась на том, что в итоге выйдет; она просто пыталась сосредоточиться на самом процессе написания, считая его единственной частью, за которую она может отвечать. Зуд о публикации, когда у тебя еще нет готового произведения, напоминал происходящее в классической басне Эзопа о доярке, которая мечтает, как потратит все деньги, вырученные за молоко, пока несет его на базар, и в итоге, замечтавшись, спотыкается и проливает его, разом теряя все свои притязания на богатство и почет. Анна считала, что такие люди не имели права сокрушаться над пролитым молоком, но они все равно сокрушались. Еще как. Через Джейка она узнала множество писателей, которых никто не хотел издавать, и они постоянно брюзжали об этом, но ирония заключалась в том, что они продолжали брюзжать, даже если их публиковали. Просто в этом случае они брюзжали о другом: о рецензиях и рыночной политике издателей, о приглашениях на фестивали и в арт-резиденции вроде той, в которой она побывала полтора года назад, – обо всей этой волшебной пыльце, которая перепадала отдельным книгам и писателям, пока большинство прозябало в безвестности.
Но потребность быть изданным оставалась для этих людей на первом месте. О ней кричали обложки их журналов, трубили на конференциях и постоянно упоминали в разговорах. Отчасти пар неудовлетворенности позволяла спустить публикация за свой счет, но она же размывала понятие успеха, поскольку то, что раньше откровенно называлось «издание за счет автора», теперь переросло в многоголовую гидру: независимые публикации, гибридное книгоиздание и, пожалуй, наиболее прямолинейный самиздат. В половине случаев, когда ее спрашивали о чем-то подобном, она даже не понимала, о чем именно предполагается высказаться, но правда заключалась в том, что у нее и мнения никакого не было, во всяком случае устойчивого. Единственное, в чем она была уверена, так это в том, что для Джейка самиздат был смерти подобен. Писатели такой закваски, как Джейк, смотрят с ужасом на все, что не восходит к одному из семи… нет, шести… нет, пяти традиционных американских издательств – иными словами, его могло устроить только издательство класса «Пингвин Рэндом Хаус», «Саймон и Шустер», «ХарперКоллинз», «Ашетт» или «Макмиллан». Следить за тем, кто там с кем слился или разделился, было в ее понимание пустой тратой времени и сил, поэтому она старалась уклоняться от подобных вопросов во время своего книжного тура. Кроме того, как бы ни звучал вопрос, ей всегда слышался откровенный намек: Вы добились своего нечестным путем, потому что муж проложил вам дорогу.