– Я полагаю, да.

– Что ж… – женщина, похоже, наконец оттаяла. – Я, понятное дело, признательна за такой жест. Надеюсь, не слишком большой крюк сделали.

– Нет, вовсе нет. Я просто еду из Нью-Йорка в Миддлбери. Я наверно дальше поверну на трассу Семь в Ратленде. Это ведь не очень далеко отсюда?

– Не очень, – сказала женщина. Она как будто задумалась о чем-то. – Пожалуй… не желаете чашку кофе, перед тем как вернуться на дорогу?

– О! – просияла Анна, словно не ожидала такого радушия. – Это было бы так мило! Если вас не затруднит, конечно.

– Не затруднит, – сказала она, но, судя по ее виду, она в этом сомневалась. Затем она добавила: – Я Бетти.

– Привет, Бетти. Я Анна.

– Вы говорили, – сказала Бетти. – Сильвия где-то здесь.

Анна кивнула, входя за ней в дом.

Всего через пару шагов она остановилась, разинув рот. Интерьер разительно переменился, холл был выкрашен в паскудный оттенок розового, и каждый дюйм стены покрывал какой-то слащавый пейзаж а-ля Томас Кинкейд или всякая чушь вроде следующей: «ВСЕ, ЧТО ВАМ НУЖНО, – ЭТО ЛЮБОВЬ… И КОТИКИ!» Кроме того, кругом было полно фигурок кошек, по одной на каждой ступеньке лестницы, той лестницы, по которой Анна затащила наверх брата незадолго до его смерти, а на верхней площадке сидел живой кот, серый и огромный, и смотрел на нее свысока.

Это заставило Анну подумать об их с Джейком коте, Уидби, еще одном немом свидетеле преступления.

– Сильвия?

Из кухни вышла вторая женщина.

– Кто это? – сказала она, не уступая в сердечности своей партнерше.

– Это, – сказала Бетти, – Анна. Она жена того писателя, который приезжал к нам, пару лет назад.

– Вдова, – уточнила Анна.

– Помнишь его?

– Еще бы, – сказала Сильвия. Она была коренастой и корпулентной, отчего казалось, что они с долговязой Бетти изображают женский вариант дуэта «Толстый и Тонкий». – Он так и не прислал обещанных книг.

– Он собирался, – сказала Анна, вложив побольше боли в голос. – Но умер.

Судя по виду Сильвии, она считала это слабым оправданием.

– Ага, – сказала Бетти, и в этот момент Анну кольнуло тревожное чувство.

Что-то в этом «ага» показалось ей знакомым. Она прониклась недобрым ощущением, что уже видела Бетти раньше. Значительно раньше. Но где? И когда?

Но это ощущение исчезло, словно темная тучка под порывом ветра.

– Так или иначе, я собиралась на север и вдруг подумала, что буду проезжать неподалеку. Так что привезла их вам.

– Мы нальем ей кофе, – сказала Бетти.

– Да! Спасибо!

Но это не подействовало на Сильвию, которая развернулась и пошла обратно в кухню. Анна за ней.

– Знакомое место? – сказала Бетти, указывая на кухонный стол.

Это был не стол Паркеров. Здесь вообще ничего не осталось от Паркеров, за исключением плиты, их старой верной плиты цвета авокадо, производства около 1974 года. Она, по-видимому, была неубиваемой. Над плитой имелась очередная надпись: «КУХНЯ СИЛЬВИИ (ПРИПРАВЛЕНА ЛЮБОВЬЮ)».

– Ореховый будете? – сказала Сильвия. – Мы только его и пьем.

– Конечно, – сказала Анна. – С молоком?

– Молоко у нас есть, – сказала Бетти с таким видом, словно Анна назвала ее плохой хозяйкой.

– Вы давно здесь живете? – спросила Анна, рассчитывая повернуть разговор в нужное русло.

– В Ратленде? Всю жизнь. Сильвия из-под Вердженса.

– Я имела в виду… в этом доме.

– Купили мы его в тринадцатом, когда умер последний владелец, – сказала Сильвия. Она подошла к кухонной стойке и стала засыпать молотый кофе в кофеварку, что естественным – и неприятным – образом напомнило Анне о последней чашке кофе, которую она сама здесь варила. От запаха лесных орехов, заполнившего кухню, ее замутило. – Больше никто его не хотел.

«Неудивительно», – подумала Анна.

– В детстве я ездила мимо него, – сказала Бетти. – Думала, там привидения.

Это было слегка чересчур. Родители Анны не очень следили за домом, это правда. Они запустили старый сад на заднем дворе и не особо верили в модернизацию – если что-то устраивало предков ее отца, это должно было устраивать и их. Ванная комната, отделанная мрамором из семейной каменоломни, никогда не обновлялась, и они спали на той же ужасной кровати, которую их предок по отцовской линии привез на телеге из Нью-Бедфорда. И все же, в Центральном Вермонте было немало по-настоящему ветхих домов. Этот выглядел не самым запущенным.

– Это просто из-за прежних жильцов, – сказала Сильвия, словно услышав мысли Анны. – Они повадились умирать ни с того ни с сего. Обычно прямо в доме.

– О, – Анна наморщила нос. – Не люблю думать о таких вещах. А чем вы занимаетесь?

Это был очень нью-йоркский и совсем не вермонтский вопрос. Оказалось, что Бетти управляла офисом мануального терапевта в центре Ратленда. Сильвия оставалась дома. Кроме того, она немного занималась лоскутным шитьем, просто забавы ради.

Кофе оправдал худшие опасения Анны. Она притворилась, что пьет его, обхватив кружку обеими руками, как будто в жизни не пробовала ничего вкуснее. Она задала еще несколько вопросов об их жизни и узнала, что Сильвия с Бетти познакомились в швейной группе в Брэндоне. («Можно ли представить что-то более вермонтское?» – подумала Анна.) Бетти выросла в большой семье, и почти все они по-прежнему жили в округе Ратленд. Семья Сильвии с ней не разговаривала.

– Ну а вы? – сказала Бетти. – С Запада, да?

– Да. Но теперь я живу в Нью-Йорке. Скоро, возможно, перееду. Без мужа уже не то.

– Надо думать, – сказала Сильвия без особого сострадания. – К тому же вы были замужем не так уж долго.

– Да, недолго. Я думаю, если бы мы знали друг друга дольше, я смогла бы заметить, в каком он был напряжении. В какой депрессии. Но я не заметила.

Бетти размешивала сахар в своем кофе.

– А казалось, он был в полном порядке, когда сидел за этим самым столом.

На редкость бесчувственное замечание, если не сказать хуже. Но Анна решила, что другого ждать от этой женщины не стоит, как не стоит и обращать внимания.

– Загадочно, да, – Анна пожала плечами. Затем сказала: – Как вы поняли, что я выросла на Западе?

Две женщины переглянулись.

– Ну, мы читали статью о вас в «Нью-Йорк Таймс», – сказала Бетти.

Анна посмотрела на нее.

– Что, думали, мы тут «Таймс» не читаем?

Вообще-то думала, хотелось ей сказать.

– Ой, нет! Я просто удивилась, что вы это запомнили.

– Мы и книгу читали, – сказала Сильвия. – Пошли и купили, когда она вышла. Мы ведь знали вашего мужа, понимаете?

– О да, понимаю.

Но она не понимала, не вполне. Она чувствовала, что понимание куда-то ускользает от нее, но ей не хотелось слишком задумываться. Ей нужно было выяснить, где они хранят свой экземпляр рукописи Эвана, а затем ей предстояло позаботиться о них обеих и убраться отсюда. Приятного было мало, но таков был план. Ее единственный план.

– Как кофе? – сказала Бетти.

– Хороший. Можно еще чашку? И знаете что: я бы хотела осмотреть этот дом. То есть если можно.

– Зачем? – сказала Сильвия, неся чашку Анны к кофеварке.

– Сильвия, – сказала Бетти, – все в порядке. Мы понимаем. Она хочет увидеть место, куда приезжал ее муж, перед самой смертью.

– Думаю, дело в этом, – сказала Анна с чувством. – Знаете, наверное, именно в этом. Я немного сама не своя в последнее время. Все еще.

– Совершенно понятно, – сказала Бетти, закрыв тему.

Ее провели по коридору в бывшую комнату Розы, переоборудованную под мастерскую, с двумя швейными машинками и полками вдоль стены, забитыми стопками и рулонами ткани, затем ей показали ее собственную бывшую спальню, которую впоследствии занял Эван для написания своего рокового романа. Теперь там находился только одинокий велотренажер и маленький телевизор. Длинная гостиная была заставлена вычурными вещицами и искусственными цветами, там же стояли два кожаных дивана в тон друг другу, заваленные подушками. На внутренней стороне входной двери все также красовалась трафаретная гирлянда ананасов. И без того неприятный розовый фон переходил через несколько дюймов в совсем уж тошнотворный кислотный оттенок. Эти ананасы смотрелись просто абсурдно. Что они вообще здесь делали? Они и раньше не внушали ей симпатии, но, если уж кто-то взялся делать капитальный ремонт, почему их оставили?