– Не был.
Его брат вздохнул.
– Нельзя тебе врать, Чипс. Тебя разоблачат. Это чертовски серьезно. Вряд ли ведь у вас есть убедительное алиби, Сюзанна?
– Алиби? – Это прозвучало как испуганный писк. – Что значит – алиби?
– Вы не уезжали куда-нибудь на отдых? Если вы сможете доказать, что вас не было здесь в то время, о котором идет речь, это вам поможет.
– Нет. Не было никакого отдыха. Я практически всегда или здесь, с Мэри, или на работе. Ах да, я ездила на один день в Сидней – посмотреть спектакль в начале школьных каникул.
– А у вас в доме кто-нибудь гостил?
– Ну вот Чипс. А больше никого.
Я почувствовала, что краснею, но Хэл этого словно бы не заметил.
– Кто-нибудь приходил к вам ужинать? – Тон у него был извиняющимся. – Кроме Чипса, я имею в виду.
– Хонор Филдинг. Она заходила на ужин пару раз. Но я не уверена, что вспомню точные даты.
– А еще кто-нибудь приходит в дом регулярно? Садовник? Уборщица?
– Да! Одна женщина приходит три дня в неделю присматривать за Мэри. Салли О’Хэллоран. Мне ее рекомендовали в доме престарелых. И еще я иногда приглашала ее вечером, когда уходила куда-нибудь. И пару раз на выходных.
Хэл просветлел.
– Она может оказаться полезной.
Я дала ему контактные телефоны.
– Так, а еще кто-нибудь? Никто из старых друзей не заезжал по дороге? Или какие-нибудь родственники?
Полное отсутствие у меня социальной и семейной жизни стало вдруг болезненно очевидным.
– Мы здесь не так давно.
Чипс решительно вклинился:
– Ну правда, Сьюз, тебе не о чем беспокоиться – я сделаю тебе алиби. Просто скажу, что был здесь все это время. Эта девушка не могла быть здесь. Никто этого не опровергнет.
Хэл покачал головой, на этот раз уже с досадой.
– Сколько раз тебе повторять – ты не можешь так сказать! Тебя как минимум обвинят в лжесвидетельстве. И сам подумай – даже если бы ты был здесь, это еще не значит, что девушки в доме быть не могло. Ее ведь держали под наркотиками в подвале? Сьюз могла спрятать ее от тебя.
– Я могу сказать, что был там. Что там не было никакой девушки.
Я взяла его за руку.
– Хэл прав. Тебе нельзя врать. Ты действительно можешь попасть в тюрьму. И кому от этого легче станет?
Голос у меня дрогнул.
– Я знаю, это кажется несерьезным, Чипс, – добавил его брат. – Но тебе точно ни к чему врать копам. И еще, дружище, – не знаю, почему тебе это самому не пришло в голову, но есть и другой сценарий. Гораздо серьезнее.
– Какой сценарий?
Вид у Чипса был озадаченный, но я понимала, что хочет сказать его брат.
– Они могут заподозрить, что ты в этом замешан.
– Мне это и в голову не приходило, – сказал он.
– Так что тебе лучше не вмешиваться. Но я уверен, что ты можешь сделать кое-что, если хочешь помочь. Например… – Хэл умолк и оглядел кухню, словно хотел найти там работу для своего брата.
Лицо у Чипса почти мгновенно просветлело.
– А может, мне правда сейчас переехать? Тогда я смогу тебя защитить.
Мне с трудом удалось не засмеяться.
– Защитить меня? Как?
– Ой, да брось ты, Сюзанна. – Чипс схватил меня за руку. Хэл откашлялся и вышел, чтобы не подслушивать. – Я знаю, это немного старомодно, но я хочу делать все то, что обычно делают мужчины для женщины, которая ждет их ребенка.
Да, это было старомодно. И мило.
– И что же?
– Наверное, ничего особенного, но я мог бы… – Он умолк, почесал затылок. – Принести тебе чаю. Или позаботиться, чтобы тебе не приходилось… подниматься по лестницам. Проследить, чтобы ты питалась правильно. Отправлять тебя спать в нормальное время. Следить, чтобы ведро всегда было под рукой.
– Но мне не нужно…
Он перебил:
– И еще я могу помочь развлекать Мэри. Ты же знаешь, я ей нравлюсь.
Он был прав.
– Хорошо. Если хочешь. Можешь пожить тут.
– Ну нет. Что это за «можешь пожить»? Надо говорить: «Чипс, милый, я хочу, чтобы ты жил со мной».
– Ладно. Да, хочу.
– Ну нет. Мне нужно, чтобы ты это сказала.
– Чипс, милый, я хочу, чтобы ты жил со мной.
Каким-то чудом мне удалось сохранить невозмутимое выражение лица.
Он придвинулся ближе, прошептал:
– Чипс, милый, я хочу, чтобы ты жил со мной, потому что я хочу трахаться с тобой до беспамятства каждую ночь…
– Чипс! Прекрати.
– Ты должна отнестись к этому серьезно. Считай это чем-то вроде нетрадиционной помолвки. Повторяй: «Чипс, милый, я хочу, чтобы ты жил со мной»…
– Потому что я хочу трахаться с тобой… ой, это глупо. Ты же знаешь, я не хочу трахаться с тобой каждую ночь. Я вообще не хочу с тобой трахаться. Я просто хочу спать. А когда не хочу спать, то хочу блевать. Этот ребенок…
– Какой ребенок? У тебя будет ребенок?
Никто из нас не видел, что Мэри тихонько стоит в дверях.
– На кой черт тебе сдался ребенок, а, Сюзанна? Это очень плохая идея. Последнего своего ребенка ты ведь убила, так?
Чипс подождал, пока Хэл не ушел, а Мэри не улеглась благополучно обратно в постель, и только тогда спросил:
– Что это Мэри говорила? Какая-то чепуха про то, что ты убила ребенка?
– Ах, это…
Я боялась этого момента. Знала, что именно об этом Чипс захочет поговорить, что это бросит еще более мрачную тень на все безумные события этого вечера.
– Ты мне о чем-то не рассказала? О чем-то таком, о чем, возможно, следовало рассказать?
Выражение его лица трудно было определить. Что это – злость, огорчение, тревога, любопытство?
Я пересказала ему факты – голые, откровенные, без лишних подробностей. Я до сих пор могла говорить об этом только так.
– Мы со Стивеном… у нас был ребенок. Дочь. Стелла. Она умерла, когда ей было девять месяцев. Шестнадцать лет назад.
– Что случилось?
– СВДС. Это синдром внезапной детской смерти.
Казалось, время так и не сделало эту боль меньше.
– Мне очень жаль.
Вид у него был такой, словно он хотел сказать что-то еще, но не сказал. Наконец я сама нарушила молчание.
– Мне жаль, что ты узнал об этом вот так. Я даже не знала, что Мэри в курсе. Эта история попала в некоторые СМИ, в основном в светские журналы. Меня удивило, что об этом вообще кто-то упомянул. К тому времени я уже считалась бывшей звездой. Похоже, она интересовалась моей жизнью больше, чем я думала.
– Но почему ты не рассказывала мне об этом раньше? О таком важном?
– Извини. Просто трудно об этом говорить. И я не хотела, чтобы это что-то изменило.
– Изменило?
– Между нами.
Невозможно было объяснить, как сильно смерть ребенка меняет отношение к тебе других людей, особенно других родителей, – как тебя начинают сторониться, будто твое горе заразно.
Невозможно объяснить, как я в конце концов перестала рассказывать об этом, как всеми силами старалась перестать быть той Сюзанной, у которой умерла дочь («бедная малышка!»), притвориться кем-то другим. Здесь, в Энфилд-Уош, об этой части моей биографии никто не знал. Для большинства я была не столько бывшая знаменитость, сколько просто добросовестная учительница, хорошая дочь – простой, почти двухмерный персонаж, у которого все на виду. Я знала, что эта игра никогда не удастся мне до конца, не может удаться, но иногда казалось, что превращение возможно. Играй роль, пока роль не станет тобой, – так советуют психологи.
– Но у нас с тобой будет ребенок, – сказал Чипс. – По-моему, ты могла бы решить, что я должен знать. – Он казался подавленным, неуверенным, уязвимым. – Я же не кто-нибудь.
– Я знаю. Я собиралась рассказать тебе. Готовилась к этому разговору. Правда. Но потом… я узнала, что беременна. И у нас с тобой вдруг появилось «мы». Я не хотела это испортить.
Он тут же оказался рядом, и его руки сомкнулись вокруг меня.
– Я знаю, что это выглядит неправдоподобно. Ты и я. Суперсексуальная звезда мыльных опер и неотесанный фермер, только что из загона? Серьезно, мы с тобой, похоже, шизанулись. Кому бы такое в голову пришло?