– Вот что я вам скажу – почему бы мне не заехать к вам в гости? Только мне папу сначала нужно навестить. И захватить еще бутылку.

– Ой, я не…

– А что, если я и ужин с собой принесу? Судя по вашему виду, вам нужно передохнуть. А я весь день ничего не делала.

Она чувствовала, что говорит как типичная немолодая мамаша: властная, знающая все на свете, маниакально стремящаяся помочь.

Видно было, что собеседница колеблется.

– В общем-то, звучит фантастически заманчиво.

– Правда, ничего особенного не обещаю. Повар из меня никакой. Ваша мама любит пасту?

Сюзанна рассмеялась и покачала головой.

– Одному Богу известно, что Мэри любит, а что нет. Если не считать сладких хлопьев, ее вкусы меняются каждый день, так что не беспокойтесь. Это очень мило с вашей стороны.

Хонор небрежно махнула рукой.

– Пустяки. Для чего еще нужны соседи?

Когда Хонор явилась с полными руками продуктов и бутылкой охлажденного шампанского под мышкой, дверь открыла мать Сюзанны.

Хонор уже почти жалела о своем порыве. Эти старомодные добрососедские услуги никогда не были ее коньком, и после поездки к отцу, катастрофически неудачной, горячая ванна и пара рюмок джина казались куда завлекательнее.

– Это ты и есть? – Женщина долго изучала Хонор сквозь сетчатую дверь. Лицо ее было в тени.

– Ну, с полной уверенностью сказать трудно, но не исключаю, что я и есть. Я принесла вам ужин, так что от души надеюсь, что дело обстоит именно так, – светским тоном отозвалась Хонор.

– Что там у нас? Что-нибудь в моем вкусе?

– Я принесла пасту и хотела сделать к ней сливочный соус. Вы любите бекон? А грибы?

– Это называется паста боскайола. – Женщина надменно фыркнула, щелкнула замком на двери и приоткрыла ее на несколько дюймов. – Я не идиотка, знаешь ли. Я не один год в Италии прожила, имей в виду, путана.

Хонор пропустила оскорбительное слово мимо ушей.

– Прошу прощения. Не могли бы вы открыть дверь пошире, чтобы я могла войти? У меня рук не хватает…

– Сюзанна не говорила, что ты инвалидка. – Женщина хрипло хохотнула и открыла дверь ровно настолько, чтобы гостья могла кое-как пройти, однако сама с места не сдвинулась, так что Хонор пришлось протискиваться мимо нее. На какой-то миг они оказались в нескольких дюймах друг от друга, практически лицом к лицу. Пожилая женщина даже не пыталась скрывать недружелюбное любопытство: она бесцеремонно оглядела Хонор с ног до головы.

Хонор пыталась держаться под этим пристальным взглядом весело и непринужденно, однако это стоило ей некоторых усилий. На вид женщина была слишком молода для матери Сюзанны: казалось, она сама едва достигла среднего возраста. Она была тощая, угловатая, лицо в морщинах, но в больших глазах, острых скулах, пухлых губах еще можно было разглядеть следы былой красоты. Длинная серебристая грива волос была густой и блестящей.

Наконец их взгляды встретились в темноте. Пожилая женщина яростно сверкала глазами, и Хонор уже приготовилась к словесной атаке. Но тут же лицо женщины стало совсем другим: свирепость внезапно исчезла, сменившись тупо-унылым выражением.

– Мэри, что ты там вытворяешь?

Хонор заморгала: в коридоре зажегся свет. Она повернулась к Сюзанне.

– Ой, Хонор! Извините, я не слышала, как дверь открылась. – Сюзанна торопливо прошагала по коридору и мягко взяла мать под руку. – Вижу, вы уже познакомились с Мэри.

– Познакомились. Я как раз говорила ей, что принесла все необходимое для пасты боскайола.

Мэри вскинула голову, глаза у нее снова загорелись.

– А мятное мороженое принесла? То самое, с шоколадной крошкой? А рожки?

Теперь она весело щебетала, как трехлетняя девочка, но при свете словно бы стала старше – плечи сгорбленные, лицо сморщенное. Даже волосы утратили блеск. Ей можно было дать семьдесят, а то и восемьдесят.

– Эй, Сюзанна, скажи ей, что без мороженого ее никто в дом не впустит.

– Бог ты мой! – Хонор щедро наполнила сначала бокал Сюзанны, затем свой и произнесла тост: – Ну, за жизнь после отбоя.

Чокнувшись с ней, Сюзанна не то вздохнула, не то усмехнулась.

– Иногда случаются особенно трудные вечера. Сегодняшний – из худших.

Это было еще слабо сказано. Мать Сюзанны вымотала их так, как никакой капризничающий от усталости двухлетка не сумел бы, и только после восьми часов они смогли наконец перевести дух. Приготовление ужина само по себе оказалось не таким уж трудным делом: Мэри, слава богу, была полностью поглощена телевизором. Но за столом она ворчала без конца: бекон жесткий, от чеснока ее тошнит, макароны разварились, – пока Сюзанна не сдалась и не сделала ей бутерброд с арахисовым маслом. К счастью, мятное мороженое было забыто. Но их ждала еще получасовая партия в трабл, который Хонор с детства считала скучнейшей игрой на свете, закончившаяся явно подстроенной победой Мэри. В постель старушка отправилась поначалу охотно, но потом еще раз пять возвращалась с разными просьбами и жалобами – то ей пить захотелось, то на простыне песок, то жалюзи дребезжат, то пусть Сюзанна почитает ей на ночь. Наконец она заснула. Хонор еле удержалась, чтобы не посоветовать Сюзанне добавить в теплое молоко снотворного – и, может быть, слегка увеличить дозу. Прежде чем удалиться окончательно, Мэри бросила на нее острый взгляд.

– Ты мне нравишься, – сказала она. – Ты хорошенькая.

– Спасибо. – Хонор улыбнулась дружелюбной, как она надеялась, улыбкой. – Вы очень любезны.

Мэри перевела недобрый взгляд на дочь.

– Сьюзи тоже могла бы быть хорошенькой, если бы немного похудела. Толстые девушки хорошенькими не бывают, правда же? – Мэри жеманно улыбнулась. – Толстуху никто никогда трахать не захочет. – Она пригнула голову и заковыляла прочь по коридору.

Господи Иисусе…

– Извините, – сказала Сюзанна. – Нужно было вас предупредить. – Она отпила половину шампанского из своего бокала одним большим глотком. – Но возможность провести вечер не одной оказалась слишком большим искушением.

– Как вы это выдерживаете все время?

– Она не всегда такая, но, когда в доме гости, все непредсказуемо. Иногда она ведет себя прекрасно – даже кажется почти нормальной, – а иногда…

– У моего отца дело зашло, по-моему, еще гораздо дальше. Он обычно сидит без движения, и все. Но я даже не помню у него промежуточной стадии вроде этой. Только что, кажется, все было нормально, а потом раз – и он уже под опекой в доме престарелых.

Сюзанна пожала плечами.

– У всех по-разному. Болезнь Мэри, скорее всего, – последствие алкоголя и наркотиков. Предполагали синдром Корсакова, но картина не вполне соответствует. Днем с ней все в порядке, во всяком случае, не так плохо, чтобы отправлять ее в специальное заведение, хотя я и записала ее в очередь во Франчес. Салли О’Хэллоран оттуда приходит на три дня в неделю, и это большая помощь. Но по вечерам бывает… трудновато. Мне кажется, дело может быть в том, что где-то в глубине ее сознания эти часы отложились как время для выпивки. Хотя спиртного она никогда не просит, даже удивительно. Вот мятное мороженое – другое дело. Сегодня я про него забыла – обычно это становится трагедией.

– Ха! Да, она и у меня спрашивала про мороженое. Так, значит, это не обычная деменция? Я так и подумала, что ей еще рановато. Сколько ей? За семьдесят?

Сюзанна фыркнула.

– Всего-то шестьдесят с небольшим. Она меня очень рано родила.

– Ух ты! Лет в шестнадцать, значит? И к тому же алкоголичка. Трудное детство у вас было, наверное.

Сюзанна со смехом покачала головой.

– На самом деле, на мне это почти не отражалось. Я ее в детстве почти и не видела. Меня растили бабушка с дедушкой. Вот им было тяжелее, намного. Она была их единственным ребенком, к тому же поздним, и я подозреваю, что это разбило им сердце. Мэри была классической трудной девочкой. Вечно попадала в плохие компании, с самого детства – по крайней мере, так бабушка говорила. Прогуливала уроки, воровала в магазинах, была «неуправляемой». А к пятнадцати уже забеременела.