Хонор закатила глаза.

– Вот грубиян. Я вас позже познакомлю.

Карен, все еще красная, вышла из-за стола, бормоча какие-то извинения.

Хонор выдвинула свободный стул рядом со мной и села.

– Вы не возражаете, если я здесь сяду?

Я покачала головой.

– И двух минут не прошло, а я уже вывела Карен из себя. Кажется, это своего рода рекорд. Она и в школе была обидчивая. А я почему-то вечно забываю, что она в последнее время терпеть не может, когда ее называют Каз. – Она глубоко вздохнула. – Не знаю, зачем я соглашаюсь ходить на эти встречи. Все застряли в прошлом, за тридцать лет не изменились. Как будто и не уезжала никуда. – Она снова вздохнула. – И сегодняшний вечер кончится фиаско. Можно сказать, что у меня голова набита всяким дерьмом, но не настолько же, чтобы разгадывать викторины. Я предлагала вместо этого сделать пожертвование, причем крупное, но Том умеет уговаривать. – Она обвела комнату удрученным взглядом. – Бог ты мой. Долгий же будет вечер. Не знаю, как вам, а мне нужно выпить.

Вечер и правда был долгий, и выпивки понадобилось много. Выяснилось, что Хонор не так уж плоха в викторинах, во всяком случае, в таких, как сегодня, – в вопросах, касающихся спорта, местной истории и истории местного спорта. Напротив, она оказалась, можно сказать, асом. Да и другие члены команды, в том числе Карен, оказавшаяся на удивление азартной, разбирались в таких материях не хуже и – с незначительной помощью с моей стороны – выиграли большую часть призов, включая фото с автографом.

В промежутках между вопросами мы с Хонор шепотом переговаривались о том о сем, перескакивая от местных сплетен к личным признаниям, как это обычно бывает в пьяных беседах.

– Что, достало вас уже это все? – спросила она.

– Вы имеете в виду то, что я одна из всех понятия не имею, что это за фигня такая – Зеленый кубок, не говоря уже о том, кто его выиграл в 1985 году? Честно говоря, не представляю, как вы все это умудряетесь запомнить. И зачем.

– Ха! Нет, я имела в виду преподавание театрального искусства кучке детишек, которые даже не понимают, какой в этом смысл. Сельскую жизнь. Удаленность от города.

– Ах, это…

– Да. – Глаза у нее озорно блестели. – Это наверняка не самая увлекательная ваша роль.

– Я тут еще не так долго, чтобы меня успело достать. А что касается ролей – бывало и похуже.

– Правда?

– Как-то я снималась в рекламе маргарина, где пришлось раз двести мазать маслом кусок хлеба, пока не сняли как надо.

Я снова наполнила наши бокалы, заметив неодобрительное выражение на лице Карен, которое она поспешно скрыла. Хонор сделала большой глоток, придвинулась ближе и еще понизила голос.

– Просто к сведению: Зеленый кубок – это ежегодное спортивное состязание между Энфилд-Уош и Честер Хай, а в 1985 году школьники негласно включили в общий зачет число побед на поле перепихона – хотя вряд ли мы тогда так называли этот спорт. Уош разгромил Честер подчистую, и наша Каз стала абсолютной чемпионкой. Никто из нас никогда этого не забудет.

В бытность актрисой я знала много таких женщин, как Хонор, в их официальном амплуа: агентов по поиску талантов, публицистов, продюсеров, – но по каким-то загадочным для меня причинам эти отношения, кажется, никогда не выходили за рамки профессиональных. Хотя все мы, в общем-то, делали одно дело, между этими двумя берегами лежала огромная пропасть. Когда я еще только делала первые шаги, мне казалось, что такие люди, как Хонор, – второстепенные персонажи на сцене, где разыгрывается жизнь знаменитостей. Но позже мне пришлось наблюдать, как стремительно и непредсказуемо может повернуться колесо фортуны для тех, кто на какой-то момент оказывается в центре внимания, пока такие, как Хонор, не только стабильно держатся на плаву, но и процветают, и поняла, что в действительности дело обстоит прямо противоположным образом. Теперь, когда от этой жизни меня отделяло время и расстояние, было особенно приятно поговорить с таким человеком, как Хонор, – понимающим, как устроен мир, к которому я когда-то принадлежала, и имеющим некоторое представление о том, кем я была, пусть и недолго, много лет назад.

К концу вечера мне казалось, что мы знаем друг о друге все и ничего. И под конец я не выдержала.

– Так что, есть какая-то история? Между вами и Чипсом Гаскойном?

– Ой, – засмеялась она. – Это очень древняя история. Ходили на свидания пару раз, еще детьми. Вообще-то я думаю, что у Чипса Гаскойна вполне может быть своя «история» практически с каждой женщиной в этой комнате.

– Вообще-то я почти уверен, что с Карен у меня никаких историй нет.

Объект наших пересудов стоял прямо за спиной.

Я была достаточно трезва, чтобы смутиться, а вот Хонор и бровью не повела.

– Только потому, что она тебе какая-то там кузина.

– Это делу не помеха. Сара Ньюман мне тоже кузина.

– Сара? Боже мой! Неужели вы?..

– Да. – А потом мне: – Мы с вами, кажется, заключили сделку, но я был в отъезде, и, насколько помню, мы не встречались. Сюзанна, так? – Он протянул руку. – Чипс Гаскойн.

– Привет. Да, я Сюзанна.

Он крепко пожал мне руку, критически разглядывая меня.

– Вы не похожи на…

Я нетерпеливо перебила:

– Знаю, я действительно не похожа на свое фото. Мне об этом уже сообщали. Что я могу сказать? Оно было сделано почти двадцать лет назад.

Он засмеялся.

– Вообще-то я хотел сказать, что вы не похожи на человека, достаточно трезвого, чтобы сесть за руль. А ты, Филдинг, и вовсе набралась, как извозчик. Хотите, я отвезу вас обеих домой? Почти уверен, что нам по пути.

На следующий день я сажала рассаду в огороде. Я полюбила грязную садовую работу – в те дни это была моя практически единственная физическая активность. Когда-то я могла и побегать вечером, и зайти в спортзал после работы, но с Мэри на руках трудно было выкроить время для чего-то более серьезного, чем редкая торопливая пробежка вокруг забора. Когда мы только переехали в этот дом, я решила, что пугающих размеров палисадник готова разве что выкашивать, а вот старый огород стоит попытаться возродить. Подумывала я и о том, что выращивание овощей могло бы стать своего рода трудотерапией для Мэри – возможностью вытащить ее из дома, заинтересовать чем-то. Но она посмотрела на меня как на сумасшедшую. «Огородничество – для стариков», – пренебрежительно сказала она.

Я уже могла похвастать некоторыми успехами. Мои первые опыты принесли нам столько тыкв и кабачков, что двоим и не съесть, и это вдохновило меня на новые посадки. Я взяла такси до города, забрала машину, а потом, несмотря на похмелье, позвонила в местный питомник и купила рассаду: салат, шпинат, брокколи, фасоль.

Несомненно, любой хоть немного искушенный в огородничестве знал бы, какие подготовительные работы тут нужны, но я пребывала в блаженном неведении. Мой модус операнди сводился к тому, чтобы повыдергивать все, что успело пустить корни, будь то сорняки или что-то еще, перекопать почву там, где я решила делать грядки, затем воткнуть в землю маленькие ростки, прихлопнуть ладонью землю вокруг и полить водой.

Я уже рылась в ростках фасоли, когда низкий голос сухо спросил:

– Вы ведь знаете, что фасоли нужно по чему-то виться? Это лоза.

Это был Чипс Гаскойн. Он был похож на австралийского фермера из детской книжки с картинками – загорелые мускулистые руки, клетчатая рубашка навыпуск, сапоги для верховой езды, джинсы, широкополая шляпа, сдвинутая на затылок.

– Я хотел зайти взглянуть, живы ли вы после викторины. И узнать, не нужно ли вас подвезти в город, чтобы забрать машину. Но, похоже, вы уже с этим разобрались.

– Вообще-то я не так уж много выпила.

Он поднял брови.

– Значит, вы помните, что сказали мне, когда я вас подвозил?

Я попыталась вспомнить, что такого неосторожного могла сказать, но ничего не вспоминалось.

– А вы меня подвозили?

Шутка получилась так себе, но он все-таки усмехнулся.