И лишь один из добровольцев-спасателей заметил, что слова на валуне совсем свежие, поскольку хорошо знал этот камень, так как сам частенько бегал мимо него. Как раз накануне состоялось соревнование, приуроченное к Новому году. И Данек Абрамович участвовал в нем, финишировав третьим. Доброволец помогал организаторам марафона и два часа простоял возле этого самого валуна, считая пробегавших мимо, поэтому мог поклясться, что еще двадцать четыре часа назад слова на его поверхности отсутствовали. Более поздние данные, которые я освещал в газете, говорили о том, что на теле обнаружили отчетливые следы каменной крошки.

Данек жил в Салварте, деревне, расположенной в долине к югу отсюда, куда переехал почти сразу после свадьбы в феврале предыдущего года, заняв должность хирурга ветеринарной клиники. Горожанина привлекли в эти места любовь к холмистым пустошам и возможность выбрать один из двух здешних беговых клубов, а также большое количество соревнований.

Создания, большие и малые, не позволяли Данеку скучать даже в те моменты, когда он не наслаждался покорением местных просторов. Его жене, Шарлотте, однако потребовалось куда больше времени, чтобы привыкнуть к сельской жизни.

– Она просто стеснительная, – сообщила мне соседка Абрамовичей, Марта Янковски. – Но всегда радуется, когда я захожу с корзинкой бисквитов или кастрюлькой супа, потому что вечно готовлю слишком много, потеряв мужа. Тяжело рассчитывать порции только для себя, хотя постепенно учусь быть мастером по части избавления от излишков. Кроме того, после смерти Грэма у меня остается огромное количество свободного времени.

Собеседница была очень деятельной женщиной и в каждую из трех наших встреч пыталась вручить мне банку с солеными огурцами или вареньем, а в последний раз – горшок с дурно пахнувшими притираниями, которые, по ее заверениям, помогли бы мне справиться с «кашлем курильщика». Через пару недель после того интервью моя газета опубликовала первую колонку Марты «Как выжить вдове» под именем «Миссис М. Янковски».

Спустя семь месяцев после переезда Абрамовичей в Салварт Шарлотта устроилась работать помощницей преподавателя в начальной школе и, по словам соседки, очень «приободрилась». А также стала «не последней персоной первой ступени обучения» (по заявлению директрисы) и «самым лучшим человеком в мире» (по утверждению Эмили, 1 год).

– Никогда не любила пустоши, – сообщила Шарлотта Абрамович, когда наконец согласилась дать мне интервью для газеты. – И иногда задергивала шторы в задней части дома, выходившие туда. Даже днем. Если вглядываться слишком долго, создается впечатление, что они перемещаются, надвигаясь на деревню. Все эти овцы, и камни, и вереск, и летающие мимо птицы заставляют вздрагивать и вообще пугают. В тот раз, когда мы с Данеком пошли на прогулку, я чувствовала себя такой одинокой. Такой уязвимой. Словно меня в любую минуту могут убить. Например, большая птица или молния. Либо я провалюсь в болото и утону до того, как кто-то вообще заметит мое исчезновение. Там может случиться что угодно, и никто не узнает.

На этом моменте я прервал интервью, пока Шарлотта ходила за стаканом воды и свежей коробкой бумажных салфеток, двигаясь грациозно и сдержанно, что я вначале принял за надменность и отстраненность. Но когда собеседница осторожно промокнула покрасневшие глаза, то мне стало ясно: она переживает свое горе со спокойным принятием, будто уже видела самое ужасное в мире и теперь ничто больше не могло ее напугать. Она пробежала пальцами по длинным рыжим волосам, и мы продолжили интервью.

– Я спала, когда произошло несчастье. И, очевидно, не подозревала о нем. Данек отправился на раннюю пробежку, хотя накануне участвовал в соревновании, а потом мы праздновали Новый год до полуночи. Пустоши были особым местом для мужа, и он не мог устоять перед их зовом. По его словам, тишина и просторы позволяли ему ощутить свою целостность. Он бегал в любую погоду, один или вместе с членами клуба. И после этого становился спокойнее. – Шарлотта замолчала с выражением, которое я, насколько помню, описывал в статье как «скорбный взгляд». Затем продолжила: – Пробежки Данека нам обоим шли на пользу. Пока его не было, я могла заняться домашними делами, на которые у него никогда не хватало ни времени, ни терпения. Чинила текущие краны, вешала полки, обновляла старую мебель. Даже перестроила часть забора, когда он рухнул. – Собеседница в доказательство продемонстрировала мне свои мозолистые руки, после чего тихо проговорила, водя пальцем по огрубевшей коже ладони: – Знаете, есть огромная разница между временным и постоянным отсутствием. Когда понимаешь, что кто-то уже никогда не вернется.

На похоронах Данека я общался с президентом клуба бегунов, Гвином Льюисом. Он отказался давать интервью для газеты и заявил, что любые его слова «не под запись», добавив, что уже сообщил полиции все, что знал. Что сводилось в основном к тому, что Данека высоко ценили как ветеринара.

– Прошлым летом он спас жизнь нашей крольчихе. Она потеряла глаз, но им важнее уши, так? – сказал Гвин.

Еще Данек был восходящей звездой клуба бегунов.

– Мы планировали назначить его капитаном мужской команды в этом году, – сообщил президент. – Они со Сьюзен привели бы «Гончих долины Салварта» к вершинам славы.

– Сьюзен? – переспросил я, делая глоток теплого белого вина и изучая скудный выбор буфета.

– Капитан женской команды, – пояснил Гвин. – Настоящая мини-комета. Она пару лет была близка к победе в чемпионате страны и в этом году могла бы добиться этого, как мне кажется.

– Могла бы?

– Смерть Данека, которая произошла во время пробежки, сильно потрясла бедняжку. – Собеседник покачал головой. – Вдвоем они отлично смотрелись. – Он поморщился и кашлянул, когда подошел высокий подтянутый мужчина в строгой куртке поверх спортивного костюма. – В отношении достижений клуба, я имел в виду. – Затем обратился к незнакомцу, хлопнув его по плечу: – Привет, Том! – И представил его: – Это Том Трейси, один из наших лучших бегунов и муж капитана женской команды. Соболезную, приятель.

Я пожал руку нового знакомого.

– Вы и остальные члены клуба наверняка сильно потрясены произошедшим.

– Да, можно и так выразиться, – ответил Том, скрещивая руки на груди. – Хотя некоторые переживают больше остальных.

Отсутствующий верх спортивного костюма Данека продолжал вызывать недоумение полиции. Когда он выходил на пробежку в семь тридцать утра, его видела Марта Янковски, которая проснулась от одного из своих приступов кашля. Она в любом случае чаще всего уже бодрствовала в это время и любила сидеть возле окна с чашкой чая, восхищаясь красотой вишневого дерева, прекрасного в каждый из сезонов, наблюдая за их сменой. Так вот, Марта утверждала, что Абрамович был в красно-бело-синей куртке.

– Я бы точно запомнила, если бы он щеголял голой грудью.

– Когда? – вырвалось у Джуди. Она нетерпеливо барабанила пальцами по подлокотнику кресла. – Когда уже станут известны слова, высеченные на камне?

– Как раз к этому приближаюсь, – отмахнулся Джеймс. Он отхлебнул тайской настойки из своего стакана и аккуратно отставил на столик, прежде чем продолжить: – Появившиеся на древнем валуне слова, высеченные с огромным трудом, стали ключом к разгадке дела. По крайней мере, так считал детектив-инспектор Робертсон, который вел расследование. Он дружил с моим отцом и всегда поддерживал мою карьеру. Мы с ним часто устраивали мозговые штурмы за пинтой пива. Содержание этих неформальных бесед я обещал не публиковать без отдельного разрешения.

Пожалуй, инспектор Робертсон рассказывал мне, голодному до сенсаций журналисту, гораздо больше, чем следовало, о текущих нераскрытых преступлениях в узком деревенском сообществе, где я жил и работал. Однако он ценил мое любопытство и периодические вспышки проницательности. Оба этих качества не раз помогали в расследованиях и раньше. К слову, именно я направил полицию в нужную сторону касательно надписи.