– Это уже превращается в балаган, – проворчала Пэм, проводив двух борцов сумо, пещерного человека и четверых детей в костюмах волшебников. – Я виню во всем американцев с их Хэллоуином.

– Зато смотри, какой прелестный снегирь! – заметила Джесси, показывая на отставшего малыша, который наверняка только недавно научился ходить. Его облачили в потрепанный коричневый плащ поверх красного свитера, а на лицо нацепили бумажный клюв, закрывавший рот и нос. – Разве не милый?

– Очаровательный, я согласна, – кивнула Пэм. – И он или она может обладать голосом певчей птички. Вот только как мы должны услышать слова «Вести ангельской внемли» через маску? Колядующим нужно запретить наряжаться.

Первые коллективы появились в тот же вечер сразу после шести часов: четыре сопрано-официантки из кафе «Малиновка» с парой теноров-механиков из соседней ремонтной мастерской, все одетые пиратами.

– Неплохо, даже учитывая повязки на глазах и попугая, – прокомментировала Пэм, глядя вслед удалявшимся ряженым, которые немного неуверенно исполнили «Радость миру» и уже более отрепетированную «Тихую ночь». – Хотя лично я вычла бы баллы за похлопывания по ноге, чтобы задавать ритм.

Джесси подозревала, что сестра в скором времени предъявит полную таблицу с плюсами и минусами каждого выступления.

– А вы помните скинхеда? – продолжила Пэм с ностальгией, закрывая дверь и возвращая миску с монетами на телефонную тумбочку.

– Дело было еще до того, как ты переехала к нам, – объяснила Ди недоумевающей Джесси. – Мы пригласили живущую на верхнем этаже пару выпить с нами эгг-ногга [182] в первый вечер колядок. Пэм отворила дверь и увидела перед собой долговязого юношу с бритой головой. Он дрожал от холода в футболке и джинсах. Дебби, раздававшая всем эгг-ногг, захихикала, увидев парнишку. Но он не смутился, открыл рот и разразился… – Она прижала руку к груди.

– Ангельской песней, – завершила рассказ Пэм. – Я высыпала в его костлявую ладошку столько монет, что прочим досталось уже гораздо меньше привычной доли, как ни прискорбно. Мы больше никогда не слышали того юного дарования или хоть кого-то похожего на него.

В последующие три вечера поток колядующих постепенно нарастал, поэтому у сестер, которые по очереди открывали дверь, едва хватало времени присесть между выступлениями.

– И кому нужен телевизор? – заявила Пэм.

Остальные согласно закивали. Хотя Ди, получавшая удовольствие от походов в кинотеатр, иногда гадала, каково это – быть поклонницей мыльных опер и иметь возможность добавить в свою жизнь щепотку драмы.

До Рождества еще оставалось семь дней, когда примерно в полдевятого вечера, невзирая на колотившие в окно капли дождя и ветер, сестры услышали знакомое покашливание, произнесенное низким голосом «Один, два, три» и первые строки гимна. Они отложили в сторону свои дела. Близняшки трудолюбиво распускали старый свитер и сматывали шерсть в большой клубок. Пэм свернулась под одеялом и читала «В поисках любви» [183] . Она отбросила книгу на диван и вскочила, однако Ди все равно успела к двери первой. Снаружи стояла группа из шести-семи ряженых разного пола в красных колпаках с помпонами и одинаковых шарфах с логотипом животных и вплетенными инициалами, которые указывали, что певцы – представители паба «Лиса и гусь».

Джесси, которую задержал огромный клубок, закатившийся под стол, последней выбежала в коридор. Поверх голов сестер она бросила взгляд на румяные щеки колядующих, на стекавшие у них с носов дождевые капли. Их голоса варьировались от неуверенного сопрано до ужасающе знакомого баритона, заставившего ее помимо воли поспешно отступить в безопасность гостиной с бешено колотящимся сердцем и зажмуриться. Однако снаружи продолжали звучать строки песни.

Джесси зажала уши руками, но не сумела заглушить понимания: слухи оказались правдивыми. Он действительно вернулся в город. Новость не обрушилась внезапно: в понедельник Ди предупреждала, что старушка в очереди на почте поведала сообщенные Мэнди, продавщицей с рыбного рынка, сведения об увиденном ею мельком отце Джейкоба. По сарафанному радио Фаянсовой бухты уже вовсю обсуждали, что он бросил какую-то несчастную в Линкольншире и заявился на родину «в поисках новой жертвы».

Уже больше двадцати пяти лет Джесси не видела подонка. Как и никто из ее родных. Даже его собственный сын никогда с ним не встречался. Она понимала, что вряд ли являлась единственной, кого тот избивал и унижал и у Джейкоба наверняка полно сводных братьев и сестер по всей стране. И единственное, о чем переживала долгими темными вечерами, что трусость и неспособность заявить на преступника позволили ему безнаказанно продолжать творить жестокости. Однако страх и желание защитить сына перевесили прочие соображения.

Осторожно высунув голову в коридор, Джесси выглянула наружу из-за спин сестер. Отец Джейкоба держался с края группы, рядом со стройной женщиной, которая стояла, опустив глаза. Когда она сфальшивила, он толкнул ее плечом, заставив замолчать. Интересно, узнал ли он родственниц Джесси или для него они все казались безликими дамами среднего возраста? И сумеет ли подонок узнать среди них бывшую жертву? На всякий случай она предпочла прятаться за их спинами.

Когда ряженые ушли, сестры окружили Джесси, утешая ее. Они тоже поняли, кто затесался среди певцов. Пэм едва не захлопнула перед ними дверь, но Ди знала одну из исполнительниц, поэтому вмешалась. Той ночью в темноте спальни пострадавшая поделилась с близняшкой своими страхами. Что он охотится именно за ней. Что может снова причинить ей вред. Что проведает про Джейкоба и объявит его своим сыном.

– Этот подонок больше к тебе и пальцем не прикоснется, – ободряюще прошептала сестра. – Мы этого не допустим.

Вечером в пятницу Пэм спешила мимо железнодорожного вокзала после фортепианной репетиции в часовне. Дождь шел не переставая, капли стекали по пальто. Внимание привлекла большая группа колядующих на ступенях городской администрации. Свернув в ту сторону и восхищаясь стойкостью коллектива перед непрекращающимся ливнем, Пэм наблюдала, как певцы затянули гимн, сбились и снова начали с первых строк. Оживленный хор состоял из представителей нескольких групп: сотрудниц парикмахерских; девочек-скаутов в цветных плащах, ярких трико и блестящих масках; исполнителей из паба «Лиса и гусь», неясно к какой сфере принадлежащей буйной стайки парней в костюмах животных.

На вкус Пэм, ряженых собралось слишком уж много. Она неодобрительно оценила количество масок. Скауты хотя бы закрывали лишь глаза, в отличие от пухлого Санты в рядах выпивох в красных колпаках из паба «Лиса и гусь». Глянцевая пластиковая личина с выступающими розовыми щеками и чрезмерно пышной бородой полностью прятала певца. Пэм раздраженно покачала головой, уверенная, что ряженый толстяк даже не открывает рот.

На следующий день Ди направлялась домой по набережной после особенно чудесного кинопоказа «Встреть меня в Сент-Луисе». Длинный ряд пустых скамеек смотрел на обширную гладь моря. Когда не было облаков, луна проливала серебристый свет на низкие волны, отчего вода окрашивалась всеми оттенками индиго. Но сегодня в небе висело плотное серое одеяло туч, которые обещали – или угрожали, в зависимости от точки зрения – разразиться снежной бурей.

В сознании Ди еще мелькали отрывки просмотренного фильма, но вскоре мысли переключились на Джесси и возможные последствия возвращения темной фигуры из ее прошлого. Не все сестры Лавдей славились своей осторожностью. Следовало ли им защищать друг друга, как героиням кино, ведь возмездие – скользкая дорожка? Словно мысли могли материализоваться, Ди увидела в желтой арке уличных фонарей певцов из паба и собрание пожилых людей в креслах-колясках с сопровождающими.