Что не радовало: нейлоновой сумки на поясе у нее больше не было, а это означало, что вся ее наличность теперь находилась в распоряжении Артура Пикенса вместе с париком, спортивным костюмом, который все еще был на ней, и, что самое важное, ее физическим телом.
В распоряжении.
Темнело. По всей вероятности, это был вечер того же дня. В доме Пикенса она провела самое большее полчаса. И все равно попалась. Что заставило его вернуться раньше, чем вчера? Какие-то дела? Или он каким-то образом узнал, что она приехала в Афины и планировала покушение на его дом и жизнь? Уж не ждал ли он ее? И если да, то с каких пор? Не с тех ли, как послал письмо Вэнди на адрес «Макмиллана»? Или даже с тех, как отправил отрывки рукописи ей и родителям Джейка?
Теперь ей стало ясно, что эти отрывки и дерзкие послания были не столько предупреждением, сколько приглашением к некой сделке. Очевидно, он хотел, чтобы она пришла к нему, и она пришла! С таким же успехом она могла написать у него на странице «Скоро буду», всем на обозрение! Это была грубая ошибка, и, вполне возможно, фатальная, но зачем куда-то везти ее на машине? Что могло быть такого внутри его внедорожника или там, куда они направлялись, чего не было в его уединенном доме или на территории «Клуба „Гармония“»?
Этого она никак не могла понять, и язвительные мужские голоса по радио, вторгавшиеся в ее мысли, не способствовали пониманию.
Ее правая нога, привязанная за лодыжку, ныла все сильнее, и икру грозила свести судорога. Попытка по-тихому растянуть мышцы, чтобы предотвратить судорогу, не сильно помогла. Она попыталась рассмотреть все находившееся с ней на заднем сиденье внедорожника до последнего предмета, но беспокойство только усилилось: фонарик, полупустая пятигаллонная бутыль воды «Польский родник», брезент и длинная деревянная ручка – пришлось повернуть голову, медленно и осторожно, чтобы убедиться – там лопата. Любой из этих предметов мог лишить присутствия духа человека в ее положении; в совокупности же они внушали серьезную тревогу.
И все же, что бы ни задумал сделать с ней адвокат, она сомневалась, чтобы он мог получить какую-то выгоду, убив и закопав ее. Опять же, если он просто искал место, чтобы от нее избавиться, то эта лента из деревьев над головой указывала на бескрайние лесные массивы. Пикенс не спешил углубляться в чащу. Он не рисковал съезжать на грунтовые дороги или обследовать заброшенные участки в поисках укромного уголка. Он направлялся в какое-то конкретное место.
И кстати. Он не производил впечатления человека, способного на убийство, и явно не действовал в состоянии аффекта. Пикенс был дельцом. Он делал что-то с определенной целью, исключительно ради собственной выгоды, и хотя эти качества формировали не самое благоприятное впечатление, они также указывали на моральный облик, который она лично понимала и даже одобряла. Зачем делать что-то ради кого-то, когда можно сделать столько всего для себя? Это подсказывала простая логика, и это же сберегало массу сил. Пикенс чего-то хотел от нее. В противном случае ее бы здесь не было, и он не взял бы на себя труд заманивать ее обратно в Афины. Что бы ни случилось с ней в итоге, этого не случится до тех пор, пока она либо не отдаст ему то, чего он хочет, либо не убедит его, что он никогда не получит желаемого.
Ей, очевидно, не приходилось выбирать оружие. Но она не сдастся без боя.
Она снова обратила внимание на верхушки деревьев за окном, проплывающие над головой, на темноту, сгущавшуюся за ветвями: ранние сумерки. Когда она покидала Нью-Йорк, солнце садилось около семи вечера, так что сейчас, возможно, было почти столько же. Шесть? Шесть тридцать? Если Пикенс сразу затолкал ее в машину и выехал, они могли быть в пяти часах езды от Афин, по крайней мере, если бы ехали по шоссе. Но дороги, по которым они двигались, не походили на шоссе. Они не были ни прямыми, ни скоростными, и, судя по неровностям, которые она чувствовала спиной, они были гораздо ухабистей, чем даже самое раздолбанное шоссе. Определенно, никакого шоссе. Совсем наоборот: это были проселочные дороги штата, располагавшего множеством проселочных дорог, и внедорожник петлял по ним, медленно, но уверенно двигаясь к какой-то определенной точке, неведомой ей.
Еще один фактор: возможно, Пикенс и ждал ее, но рассчитывал ли он встретить ее именно этим утром? Очевидно, он держал наготове введенный ей препарат как раз для такого счастливого случая, но подготовка к их небольшому путешествию наверняка потребовала некоторого времени – хотя бы на то, чтобы так эффективно привязать ее и, возможно, вколоть еще дозу. Запастись едой, чтобы не пришлось останавливаться у какого-нибудь заведения, привлекая ненужное внимание. И конечно, собрать необходимые инструменты для той задачи, которую он решал за ее счет, включая эту пугающую лопату, брезент и фонарик. Пикенс явно не катался по Афинам с полным набором гробокопателя. Допустим, он оставил ее лежать на полу в гостиной, пока бегал по дому, собирая вещи, запирал дом, вывозил мусор на обочину, возможно, отменял гольф, тренировку в спортзале или даже рабочую встречу. Это могло задержать его еще на полчаса, прежде чем он успел загрузить все необходимое в машину в своем личном гараже и отправиться в путь. Итак: четыре часа в дороге с тех пор, как они покинули «Клуб „Гармония“», если предположить, что все это время они едут без остановки. Но куда? Или хотя бы в каком направлении? Ее бесило, что она не находила ответов даже на самые базовые вопросы.
– Я знаю, что вы в сознании.
На секунду ей смутно показалось, что она услышала это по радио. Тот же голос или один из тех голосов, которые только что ругали либеральную по вестку и ее всевозможные посягательства на добропорядочную Америку. Ее мозг попытался понять, что могло означать это гневное высказывание на новоязе ультраправых: Я знаю, что вы в сознании, знаю, что вы меня слышите, знаю, что вы со мной единодушны, знаю, что вы не потерпите политиков с ПМС и тех, кто настаивает на избирательном праве, хотя они даже не белые. Но следующие слова развеяли эту иллюзию:
– Роза Паркер. В прошлом то есть. Я дал вам не так уж много. Только каплю хорошего средства. Вы не чувствовали боли, когда я укладывал вас в машину, – сказал он, как джентльмен, которым, видимо, себя и считал.
Она услышала собственный голос, точнее его подобие, звучащее как голос женщины намного старше ее возраста – любого из ее возрастов, настоящего или поддельного:
– Полагаю, вам известно, что похищение человека – это преступление. И довольно серьезное.
– Как и взлом с проникновением, – сказал он, не оборачиваясь. – Как и мошенничество. И кража. И убийство, насколько я в курсе. Конечно, сам я никого не убивал, так что мне не хватает вашего опыта.
Она сделала неутешительный вывод, что он знает о ней гораздо больше, чем тот единственный факт, что она была Розой Паркер. В прошлом.
– Куда вы меня везете? – спросила она, переходя сразу к делу.
– О, не волнуйтесь, вы там уже бывали, – сказал Артур Пикенс, эсквайр. – Так что лягте спокойно и расслабьтесь.
Эти слова окатили ее волной омерзения. Возможно, он не понимал, насколько оскорбительно они прозвучали. А возможно, понимал.
– Очевидно, нам нужно поговорить. Вы также могли бы снять эти фиксаторы. Мне больно. И мне нужно в уборную.
Он рассмеялся, в голос.
– Чтобы вы выскочили в окно или попросили кого-нибудь вызвать копов? Нет. Но нам осталось не так уж долго ехать. Вы дотерпите.
– Не дотерплю, – сказала она, добавив нотку паники. Ей почти не пришлось притворяться. – А ведь у вас такая хорошая машина.
Она услышала, как он снова рассмеялся на переднем сиденье, заглушая голоса по радио. Затем он выключил радио.
– Вас это может шокировать, Роза, но не все мы – безмозглые идиоты, посланные на землю для вашего развлечения. Вы пришли ко мне в офис с заявлением о продаже недвижимости за пределами штата. Я начал искать о вас информацию, прежде чем вы покинули здание, – не то чтобы я это делаю в отношении любого нового клиента. Но вы сразу выделялись. Мои типичные клиенты – это люди, можно так сказать, укорененные в сообществе. Друзья друзей или по рекомендации других клиентов. Вы же относились к тому типу людей, которые возникнут из пустоты и в пустоте растворятся. Это не так чтобы плохо само по себе.
