– Но ты же знаешь, что с Джейком это была просто хрень из интернета, – сказала Матильда. – Он плагиатор, он вор! У меня наберется с десяток авторов, которых обвиняли в том же самом. Такое случается гораздо чаще, чем ты думаешь. Это вроде такого троллинга чисто для писателей, и редко когда за словами реально что-то стоит. Вот и с Джейком – какая неожиданность! – это было голословное обвинение, без всяких подробностей об этом предполагаемом воровстве, нам же так и не прислали ничего, чтобы подкрепить обвинение. В связи с чем я думаю, что сейчас это совершенно другой придурок, никак не несвязанный с типом, который преследовал Джейка. Просто два разных человека, имеющих общую склонность обсирать чужую репутацию, согласны?
Анна кивнула, но голова у нее кружилась.
– Так… когда, вы говорите, этот отрывок пришел к вам в офис? – спросила она.
Вэнди покачала головой. Случайный конверт, полученный по физической почте, не говоря уже о самотечном конверте с отрывком рукописи и анонимным письмом, не высоко котировался в ее пантеоне приоритетов. Вэнди числилась на первом месте – или на одном из первых – в рейтинге всех литагентов, и рукописи, которые ей присылали, поступали круглосуточно и ежедневно, часто с указанием крайних сроков или запланированных тендеров. Рукописи, поступавшие без согласования, отправлялись прямиком к ее и без того загруженной ассистентке. Иногда они копились до тех пор, пока их не прочитывал какой-нибудь стажер, если вообще прочитывал.
– Без понятия. Я только знаю, когда мне его принесла ассистентка.
Анна пустилась в вычисления, лихорадочные. Перселла не было в живых с ноября. Сейчас был март. Мог ли он отправить этот отрывок по почте непосредственно перед своей внезапной и, безусловно, непредвиденной кончиной? Разумеется! Это была всего-навсего кода, не более того. Кода к домогательствам Мартина Перселла, к тому, что этому предшествовало.
«Окей, – подумала она. – Последнее очко за тобой, Мартин. Отлично сыграл!»
Так или иначе, Перселл оставался таким же мертвым, каким был до этого вечера. Поводов для тревоги не было, как и вчера. Несмотря на весь бардак.
– Мы не всегда быстро раскачиваемся, когда дело касается обычной почты, – сказала Вэнди. – Почти все заявки теперь электронные. То есть канули в прошлое дни коробок, забитых рукописями, а?
Она обращалась к Матильде, которая разламывала клешню омара.
– Да уж. Стопками просто, как цветные кирпичи. И нам приходилось повсюду таскать их. Моя ассистентка рассказывала мне, что однажды она ехала в подземке и читала рукопись в коробке, а из другого конца вагона за ней наблюдала девушка. Это была автор.
– Господи боже, – сказала Вэнди. – Она сказала что-нибудь твоей ассистентке?
– Ну, извинилась, что пялилась на нее. Сказала, что узнала коробку. Ее агентство всегда использовало желтые, и она знала, что на той неделе рассылали ее книгу. Но как-то жутковато, да?
– Не то слово. Пусть остаются в прошлом. Не говоря о том, сколько весили все эти рукописи, сколько бумаги на них уходило, и еще – все вокруг видели, чем ты занимаешься. Сегодня я в самолете или в такси читаю на своем планшете. В любом случае, – она повернулась к Анне, – я это к тому, что единственные, кто все еще присылает нам печатные рукописи, – это авторы без агентов. Периодически случаются затыки. Конечно, мы стараемся как можем, но…
– Не извиняйся, – сказала Матильда, закатывая глаза. – Это ведь мой офис называли Черной Дырой Матильды.
Анна подумала, что она произносит это с неуместной гордостью.
– Я помню, – сказала Вэнди. – После того, как ты повысила Дженни.
– Дженни была легендарной ассистенткой. Не знаю, скольких я сменила после нее.
Но Анна поняла, что ей совершенно не интересно слушать про бывшую ассистентку Матильды, пусть даже легендарную.
– Я бы вечно держала ее своей ассистенткой, если бы не имела совести.
– Ты хочешь сказать, если бы она не пригрозила увольнением, – рассмеялась Вэнди.
Она снова наполнила бокал Матильды и долила себе остатки из бутылки.
– Ну, возможно. После ее повышения офис уже никогда не работал так эффективно, это я точно скажу. У той, что была после Дженни, самотек годами скапливался. У нее в кабинете был целый угол, заваленный конвертами и коробками с рукописями. Каждый день она просто наваливала еще сверху, словно ее снимали в «Патологических накопителях»[379]. Даже меня это угнетало. А та, что пришла после нее, просто начала новую кучу. Когда прошлым летом пришла Клаудия, она сказала – слушайте, с этим надо что-то делать, нехорошо, когда такой завал. И показала мне один чат, где мой офис как только не называли. Мы взяли стажера, просто чтобы разделаться с этим – даже не читать, а отослать всем обратно с извинениями. Нам пришлось доплачивать за почтовые расходы для некоторых конвертов с обратным адресом и маркой – они пролежали там столько лет, что тарифы уже выросли.
Анна наблюдала за этим обменом воспоминаниями и задавалась вопросом, испытывала ли хоть одна из них сочувствие к тем людям, писателям, которые с таким оптимизмом отправляли свои произведения в это лучшее из всех агентств… только затем, чтобы они годами пылились в Черной Дыре Матильды?
– И что мы будем с этим делать? – спросила она.
Две подруги немедленно посерьезнели.
Вэнди сказала:
– Как я считаю, если бы в пасквилях этого человека была какая-то правда или реальные факты, чтобы ее подкрепить, он бы указал хоть какие-то контактные данные, а их там нет. Совершенная анонимка – значит, полная хрень. Какой-то стеб или что-то в этом роде, или просто тупой розыгрыш. Естественно, в суд подавать мы не будем – много чести. Если бы не то, что случилось с Джейком, этот конверт отправился бы прямиком в корзину, где ему и место. Но мы с Матильдой все обговорили, и тут на самом деле такой случай, когда надо выбирать меньшее из двух зол. Даже рассказывать тебе об этом – уже зло, мне и так не по себе, учитывая, через что ты прошла. Потому что мы хоть в свое время и не понимали, как это ранило Джейка, но увидели все твоими глазами, когда читали «Послесловие». Я же говорила: я плакала.
– Я тоже! – воскликнула Матильда. – Ревела в три ручья.
– Поэтому, естественно, мы захотели тебя защитить, – сказала Вэнди. – Я просто кипела от злости. Травить прекрасную писательницу, которая на самом деле написала потрясающую книгу? Такому человеку должно быть стыдно.
Анна кивнула на свою нетронутую тарелку. Злости у нее самой хватало, но она вдруг поняла, что не знает, на кого ее направить.
– И потом, – сказала Матильда, – что мы, собственно, имеем: несколько страниц прозы, которая могла быть написана когда угодно – до выхода «Сороки», после выхода «Сороки», кто знает? – присланных кем-то, кто отказывается себя назвать, с неизвестного адреса и без какого-либо требования. То есть чего вообще от нас хотят? Чтобы мы признали сходство? Отозвали книгу Джейка? Или, может, издали эту новую рукопись? Я согласна с Вэнди. Угроза сомнительна. Но из-за Джейка, из-за того, что теперь мы знаем, как на него действовала как раз такая травля, мы посчитали, что надо включить тебя в обсуждение, убедиться, что мы ответим так, как ты сочтешь правильным.
И словно в подтверждение этой мысли, она обмакнула креветку в плошку с коктейльным соусом и наконец съела.
– К сожалению, – сказала Вэнди, – у нас нет возможности ответить в частном порядке, поскольку этот человек не соизволил оставить нам никакой контактной информации, так что у нас уже не получится, даже если бы мы захотели, попробовать то, что сделали в прошлый раз – письмо-предупреждение от «Макмиллана». Поэтому получается, что вариантов у нас только два: не делать ничего или сделать прямо противоположное. Вдарить по полной.
Анна с тревогой посмотрела на свою издательницу.
– А именно – и я надеюсь, ты рассмотришь этот вариант, прежде чем сказать «нет», – ты можешь взять и написать об этом. Сама. Я знаю, ты упоминала эту травлю в отдельных интервью, но всегда без подробностей, поэтому люди могли что-то слышать, но не знать, что именно случилось с Джейком. Может, это позволит тебе окончательно закрыть тему, а заодно и прищучить нынешнего гада. И лично я думаю…