Перед ней стоял заказанный салат, но она к нему не притронулась. Выглядел он на редкость уныло – айсберг с сушеной клюквой и, как ни странно, посыпанный кедровыми орешками, заправленный чем-то бежевым, по консистенции похожим на тапиоковый пудинг. Она взяла вилку.

– Что ж, – сказал Перселл, – я хотел бы поговорить с вами еще кое о чем. Точнее, кое о ком.

Анна посмотрела на него.

– М-м?

– Просто… Я вам, разумеется, благодарен лично за себя, но я тут подумал еще об одном писателе, которому можно было бы помочь. Ну… помочь, – он вздохнул. – Вообще-то, ему уже не поможешь. Но он был писателем.

– Мартин, – сказала Анна, – я не совсем вас понимаю. Вы говорите о ком-то, кто не подал заявку на антологию?

– Я говорю о студенте, который умер, – сказал Мартин.

Он взял свой недопитый бокал вина и стал нервозно покручивать в ладонях. Влажных ладонях, как отметила Анна. От этой влаги, налипавшей на бокал с обоих боков, ее замутило. Или, возможно, оттого, что в разговор вступил Эван? Словно присел к ним за столик.

– Окей, – сказала она.

– Его звали Эван Паркер. Кто-нибудь говорил с вами об Эване?

Она покачала головой.

– Вы единственный человек, с кем я работаю.

– Да, но мне интересно, не вспоминал ли кто-нибудь его, возможно, в ходе вашего общения?

«С какой стати?» – подумала она.

Любого писателя Рипли заботила прежде всего (и исключительно) перспектива собственной публикации.

– Нет. Никто. А что? – спросила она. – Он был самым талантливым писателем в классе? Или что?

Перселл пожал плечами. Разделавшись с большей частью чизбургера, он сделал паузу, и Анна внутренне подобралась. Не теряя времени, она подлила ему вина.

– Возможно, что и был. Опять же, меня не было в его классе, но, судя по тому, с чем мы имеем дело, это очень возможно. Особенно учитывая, что он умер вскоре после курсов. Всего через пару месяцев. И знаете, когда такое происходит, это оставляет сильное впечатление.

– Ну, может быть, для вас, – сказала Анна ровно. – Но больше никто не упоминал этого… Вы сказали, Эвана?

– Эван. Паркер. Он писал роман.

Анна откинулась на спинку дивана. Она хотела показаться заинтересованной, но не слишком.

– И вы читали этот роман?

Она с удивлением увидела, что он пожал плечами.

– Нет, он мне его не показывал. Дело было в том, как он говорил о писательстве, о своем творчестве. Он относился действительно всерьез к тому, чем занимался. Он определенно не бросал слова на ветер, понимаете? Думаю, он мог бы стать настоящим писателем.

«Так уж и настоящим?» Анна этого не сказала, но не стала скрывать своего скептицизма.

– По крайней мере, лучшим из тех, кого выпустил – мог бы выпустить – Рипли.

«Так себе стандарт». Этого она также не сказала.

– Вот в чем трагизм произошедшего. В том, что он умер почти сразу после курсов.

– Вы, конечно, очень скромничаете, – сказала Анна осторожно. – Вы ведь знаете, как высоко Джейк оценивал ваше творчество.

– Я этим очень польщен, само собой. Но да. Очень может быть, что он был лучше меня.

– Но о чем же, собственно, его роман? То есть что там за сюжет?

– Опять же, он мне не рассказывал, – сказал Перселл. – Но я могу сказать вам, чего там точно не было. Там не было спелых дынек. Не было умилительных бобров в лесной чащобе. И он не исправлял Виктора Гюго и не сходил с ума по своим африканским корням. Он всерьез делал свое дело.

Она подняла свой бокал и притворилась, что созерцает его глубины.

Перселл сказал:

– Вот я и подумал, как вы посмотрите на то, чтобы, в общем, включить что-нибудь Эвана? В эту книгу. Это было бы важно.

– Для кого? – сказала Анна. – Он ведь умер.

– Для нашей группы.

Вряд ли он осознавал, насколько его слова не похожи на правду. Никто из тех писателей, которых они только что обсуждали, не стал бы останавливаться на своем пути к публикации, чтобы почтить память погибшего собрата, Эвана Паркера.

– Для меня.

– Вы хороший человек, – заметила она.

Он, к его чести, пожал плечами.

– Наверно не лучше любого другого. Но я думаю, что у Эвана был талант. И думаю, что Джейк, у которого тоже был талант, признавал это. Мне кажется, было бы правильным включить сюда Эвана.

– Но… если бы я даже захотела включить что-то из его сочинений, где бы я взяла их? Вы же сказали, что ничего у него не читали, даже сами.

– К сожалению, – сказал Перселл и взял последний кусочек чизбургера. – Я всегда жалел об этом. Мы собирались устроить общие чтения в Рипли, но так и не устроили. Хотя он жил в Вермонте, по-этому мы пару раз выбирались куда-то – на концерт или выпить пива.

Она вздохнула, тягостно.

– Что ж, сожалею. Но получается, нам нечего публиковать, так что это пустой разговор.

– Да, но я думал об этом и мог бы поспрашивать. Мне кажется, есть вероятность, что Эван показывал кому-нибудь свою рукопись или группа разбирала что-нибудь на семинаре. Может, у кого-нибудь сохранилась копия. Почему нет? И кроме того, у него были родственники.

По спине у нее прокатился холодок.

– Да? – выдавила она.

– Как минимум, одна родственница. Племянница, насколько я помню.

– Племянница.

Вот чего она ждала все это время. И дождалась, здесь и сейчас. В конце концов, она оказалась права насчет Мартина Перселла. Хотя это ее не радовало. Отнюдь не радовало.

– Не думаю, что они были близки, – продолжал он как ни в чем не бывало. – На похоронах она не появлялась, а я там со всеми познакомился. Но она унаследовала все, что осталось после его смерти. Дом со всем, что там было. Насколько я понимаю, Эван успел закончить роман до того, как умер, и он все еще лежит где-то в ящике, готовый к публикации.

«Чудовищная мысль», – подумала Анна. Но заставила себя вдумчиво кивнуть.

– То есть мы ведь не знаем. Мало ли – засунула куда-то все, что он написал, и даже не представляет, что там. Даже если она толком не знала дядю, все равно могла бы согласиться, что это можно опубликовать. Нужно опубликовать. Так или иначе, я мог бы разыскать ее и спросить. Хотел бы, с вашего разрешения.

Его бокал, когда он поставил его, стукнул о столешницу чуть громче, чем мог бы, заставив остатки вина закружиться внутри.

Так что она подлила ему еще. А затем попросила официантку принести новую бутылку, добавив:

– Год на ваше усмотрение.

– Худшее, что может случиться, – она откажется. Не видела рукописи, или взяла и выбросила, или еще что-то.

«Это далеко не худшее», – подумала Анна.

– И знаете, это меньшее, что вы…

Она уставилась на него. До этого момента она еще сомневалась. Теперь она была уверена.

– То есть что мы можем сделать. Для него.

Скрытая враждебность надвигалась на нее. Или, может, от нее? На данный момент это едва ли имело значение.

– Мартин, – сказала она наконец, – я думаю, это прекрасная идея. Думаю, мы так и сделаем.

– Я надеялся, – сказал он с явным облегчением. – То есть прошу прощения. Я не имел в виду, что…

Но она его перебила. Она не хотела слышать, что он имел в виду.

– Думаете, вы действительно сможете найти ее? Племянницу?

Он кивнул. Остаток чизбургера исчез у него во рту.

– Думаю, что да. А если не смогу, пара ребят из моей команды робототехники прекрасно с этим справятся. Я могу подключить их к работе.

«Ну, замечательно», – подумала Анна, согласно кивая. Что могло быть хуже, чем Мартин Перселл, роющийся в корнях семейного древа Паркеров? Только орава хакеров из Южного Берлингтона, разыскивающих Розу Паркер.

– Ага.

– Да. Так что я подумал, мы вполне могли бы найти ее. Вермонт – штат маленький, вы же знаете, и люди тут в основном оседлые. Вероятно, она еще здесь. Вероятно, она здесь прямо сейчас.

Ну вот, приехали. Все это отрицание с ее стороны, все это беспристрастное отношение, которые она так любезно проявляла. Она поражалась самой себе – искренне поражалась. Вэнди была права, когда говорила, что она дает людям пользоваться собой! Как долго этот человек в нелепом зеленом галстуке пудрил ей мозги? Как беспардонно развлекался за ее счет? Думать об этом было невыносимо, но не думать она не могла. Она поднялась на ноги и вышла из кабинки.