Она выключила свет и провалилась в тяжелый сон.

Нейтан Коутс сидел за компьютером, скрупулезно просматривая базу осужденных по наркопреступлениям, ровно с половины девятого утра. Сейчас было одиннадцать, и он решил подбодрить себя уже третьей пластиковой чашкой кофе, чтобы снова взяться за дело, когда у его стола остановилась Фрея.

Ей нравился Нейтан, не столько вопреки, сколько благодаря его лицу, которое напоминало карикатуру на фото уголовника. Он как будто когда-то со всей силы врезался в дверь, и теперь его нос был расплющен, скулы выпирали в разные стороны, а рот расплылся до невероятных размеров. У него были рыжие волосы, которые торчали, как прутья у дворовой метлы, а его кожа была испещрена таким количеством рытвин и фурункулов, что он напоминал ей шекспировского Бардольфа; зубы у него были кривые, и между двумя передними красовалась щель. А еще у него была широкая улыбка, которая зажигала огонек в его глазах, и благодаря ей, а также радостной готовности взвалить на свои плечи любую самую противную работу, которую все остальные пытались с себя скинуть, он стал любимцем не только уголовного отдела, но и всего участка.

– С добрым утром, Нейтан.

Он поднял голову и улыбнулся.

– Я пришла спасти тебя.

– О, да все не так уж плохо, сержант, по крайней мере, тут я в тепле и обеспечен кофеином. Кроме того, я просто ненавижу этих торчков, бог свидетель, просто ненавижу.

Фрея знала, что Нейтан вырос в муниципальном районе Бевхэма, где в то время заправляли драгдилеры. Он видел, как втягиваются и подсаживаются на наркотики его школьные друзья, некоторые из них уже умерли, а остальные вели довольно паршивую жизнь мелких преступников, или того хуже. Нейтан был четвертым ребенком женщины, которая взяла привычку рожать от каждого своего сожителя, прежде чем выкидывать его вон ради нового. Понятно, что у такого парня, из такой семьи, из школы, ученики которой, мягко говоря, «имели проблемы с успеваемостью», было на роду написано пойти по стопам своих приятелей, и сейчас быть либо безработным, либо за решеткой, и, вероятно, постоянно доставлять головную боль местной полиции. Но Нейтан Коутс был умнее, чем вся его остальная семья, вместе взятая, он был сообразительным и дальновидным. Он как следует огляделся вокруг и понял, что если он не найдет другого пути, то его ждет довольно мрачное будущее. С тех пор как ему исполнилось шесть и он начал слоняться вместе со своей бандой по району, он украдкой наблюдал за патрульными машинами, которые были здесь частыми гостями, а потом, когда никто не видел, проскальзывал к ним и разговаривал с офицерами. Когда ему было десять, он пошел в полицейский участок и спросил, как можно к ним записаться, а в свободное время с упоением поглощал все телевизионные программы и сериалы про преступления и полицию, чем вызывал немалое удивление дома, где телевизор не выключался ни на минуту и кто-то всегда торчал перед ним с остекленевшими глазами.

Нейтан Коутс служил в полиции уже шесть лет, из них в уголовном розыске – восемь месяцев, и все это время в Лаффертоне. Он понимал, что не сможет патрулировать свой собственный район, арестовывать собственных бывших соседей и школьных приятелей, и, кроме того, переезд символизировал для него новый этап в жизни. Он усердно и с энтузиазмом работал, играл в хоккей в региональной команде, и, к всеобщему удивлению, жил с исключительно симпатичной девушкой, которая была акушеркой в Центральной бевхэмской больнице.

– Ты лучше всех, – сказала Фрея, – но ты мне нужен для кое-чего другого, всего на час или около того.

– Как скажете, сержант. – Нейтан закрыл базу и проследовал за Фреей к ее столу, где она ввела его в курс дела по Анджеле Рэндалл.

– Звучит странно.

– Думаешь?

– Она не из тех, кто просто исчезает. Это обычно ребятишки с проблемами дома, или мужчины, которые не могут больше терпеть нытье своих женушек, или кто-то нечистый на руку, о ком прознали, и теперь он должен уматывать. Она не подходит.

– Я рада, что ты тут со мной согласен. У меня это понимание есть, но в понимании инспектора это всего лишь очередной пропавший без вести.

– Запиши их, забудь их. Я понял, сержант. Если кто-то спросит, я такой: «Кто такая Анджела Рэндалл?»

– Так точно.

– Что от меня требуется?

– Пробегись по картотеке с пропавшими без вести за последний год, или даже полтора, посмотри, нет ли ничего напоминающего наше дело… ты понял, как оно выглядит. Не могу сказать, что надо искать что-то конкретное, но если ты на такое наткнешься, то сразу заметишь. И сначала прочти мои записи по Рэндалл. Все, что сможешь собрать, положи, пожалуйста, на мой стол.

– Вы снова уезжаете?

– Официально я снова буду в бизнес-парке разбираться с растратчиками.

– Так?

– Я заскочу в Бевхэм в очень дорогой ювелирный магазин.

– Что, папочка дал вам свою кредитку на целый день?

Фрея на ходу схватила свою куртку со спинки стула.

– Точно.

Если бы не это дело с растратой и не Анджела Рэндалл, занимающая все ее внимание, ей пришлось бы самой что-нибудь для себя выдумывать. Сегодня ей лучше было не проводить много времени в участке. Она хотела увидеть Саймона Серрэйлера, столкнуться с ним в коридоре, найти повод зайти к нему в кабинет, пойти на какой-нибудь брифинг, который он организует… что угодно. Она хотела взглянуть на него в рабочей обстановке, в форме, где он для нее – «сэр», чтобы доказать себе, что ее чувства были временным и нелепым явлением, какой-то отложенной эмоцией, связанной с концом ее брака. Она увидела Саймона Серрэйлера и почувствовала к нему влечение, что могло случиться с каждым, и на основании этого физического импульса она ошибочно решила, что влюбилась.

При входе в магазин «И. Дж. Дакхэм и Сын» потенциального покупателя встречал электрический звонок, а также камера видеонаблюдения, под пристальный взгляд которой он сразу же попадал. Прежде чем пройти внутрь, Фрея посмотрела на стеклянную витрину, на которой красовались бриллиантовые ожерелья, серьги и брошки, цена которых нигде не была указана, сапфировые, изумрудные, рубиновые и бриллиантовые кольца, а также часы «Ролекс» и «Патек Филип». Она не могла понять, кто в Бевхэме вообще мог приобрести себе что-то такое или, например, одну из многочисленных серебряных масленок или миниатюрных жемчужных браслетов для новорожденных. В Бевхэме были дорогие районы, на юге по Кранбрук-драйв и на Хайтс, где отдельные дома с длинными подъездными дорогами и огромными садами стоили от трех четвертей миллиона фунтов и больше, да и в некоторых близлежащих деревнях попадались на удивление состоятельные жители, в основном бывшие директора коммерческих банков или ушедшие на покой поп-звезды, но всем им не было свойственно покупать свои побрякушки в Бевхэме. Бросив последний долгий взгляд на серебряную филигрань и колье с бриллиантовой звездочкой, она нажала на кнопку звонка и, пока дверь беззвучно открывалась, достала свое удостоверение.

В этом месте царила некая бархатная приглушенность, характерная для многих ювелирных магазинов и бутиков с дизайнерскими платьями; внешний вид и прическа женщины за стойкой были безукоризненны, как у королевской фрейлины, а мужчина, который вышел встретить Фрею, обладал теми особенными галантными манерами, которые ассоциировались у Фреи с Джермин-стрит в Лондоне, откуда, она могла поспорить, были родом его костюм в узкую полоску и лавандовый галстук.

– Надеюсь, вы пришли с хорошими новостями, сержант.

– Хорошими новостями? – Фрея знала, что в прошлом году на местные ювелирные магазины была совершена серия налетов, и решила, что «И. Дж. Дакхэм» были одними из пострадавших. – Если вы о тех кражах…

– О нет, нет, не думаю, что вы когда-нибудь сможете найти этих налетчиков, они приехали откуда-то из Бирмингема или Манчестера и укатили на своих мотоциклах без следа. Нет, я имею в виду мисс Рэндалл. Один из ваших офицеров был здесь неделю назад или около того и спрашивал о ней. Насколько я понял, она неожиданно пропала?