– Кто там кричал?

Джулс подумал, стоит ли соврать Кларе и что можно ей рассказать.

«Только пустая болтовня, ничего личного по телефону, – предупредил его Цезарь. – Сталкеров полно. Ты не знаешь, что они сделают с информацией о тебе, когда решат, что между вами установилась связь. Поверь мне. Лучше не называй им даже своего настоящего имени».

Умная мысль. Но как удержать связь, не раскрывая ничего о себе?

– У моей дочери бывают ночные кошмары, – наконец сказал он.

Когда Джулс вошел в комнату в конце коридора, он на мгновение действительно испугался, что семилетняя дочка исчезла. Что его взгляд упадет на незаправленную кровать и сбитые простыни; мятая подушка и полупустая бутылка с водой на прикроватной тумбочке будет единственным, что она оставила после себя.

Воспоминаниями о настоящем, которого больше нет.

Уверенный, что снова будет свидетелем того, как Фабьенна по какой-то причине в очередной раз борется со смертью, он открыл дверь в детскую. Но когда свет из коридора упал в девичье царство в пастельных тонах, Джулс с облегчением увидел, что она была еще там.

Слава богу.

И дышала.

Пока.

Пульс Джулса успокоился, хотя вид малышки этому не способствовал: широко раскрытые неморгающие глаза, зрачки, буквально пронзающие темноту в комнате. Губы шевелились, как у карпа, и, судя по ее бледному лицу, это продолжалось уже какое-то время.

Даяна, – мысленно взмолился он. – Помоги мне!

Его жена знала, что делать при таком приступе. Когда у Фабьенны как-то раз поднялась высокая температура, они поехали в отделение неотложной помощи. На ресепшен сотрудница с перманентной завивкой раздраженно закатила глаза и пробормотала что-то о родителях, которые не хотят водить детей днем к педиатру и вместо этого беспокоят по ночам неотложку из-за всякой ерунды.

В эту секунду Фабьенна перестала дышать. Она посинела на руках у Даяны, которая не запаниковала и не забегала с криками, а просто громко скомандовала проходившему мимо медбрату: «Нам срочно необходима искусственная вентиляция легких» – и быстро прошла в ближайшую процедурную, положила Фабьенну на кушетку и еще до появления компетентного врача начала делать ей массаж сердца.

Когда речь шла о других, Даяна всегда была само спокойствие и решала проблемы с холодной головой.

Только собственных демонов она не смогла усмирить.

– Ваша дочь? – недоверчиво спросила Клара. – Разве вы не сказали, что она умерла?

Джулс услышал нечто похожее на скрип подвески автомобиля. Очевидно, Клара снова была в пути.

– Нет, вы неправильно поняли. Я сказал, что вынужден смотреть, как она умирает. Фабьенна выжила в шкафу, но с тех пор, как нет ее мамы и брата, она каждый день понемногу умирает. Ей всего семь, но тоска съедает ее. И я ничего не могу изменить.

Джулс положил пистолет на пол, присел на край кровати и откинул малышке прядь со лба. Она исступленно зашевелила губами и прошипела что-то неразборчивое. Но все-таки снова закрыла глаза.

– Мне очень жаль, Клара. Сейчас я должен позаботиться о ней.

– А что с ней?

Джулс положил ладонь девочке на лоб и глаза и почувствовал, как те дико вращались под закрытыми веками, как крошечные ролики в подшипнике. У нее неожиданно поднялась температура – не редкость в ее возрасте. Когда он до этого проверял ее, лоб был холодным, теперь она вся горела.

– Она почти не ест, только спит, больше не хочет ходить в школу. Детский психолог говорит, что это типичное посттравматическое стрессовое расстройство.

Джулс отнес пистолет обратно в кабинет и положил его в нижний ящик письменного стола.

– Ей нужно пережить, что ее брат умер, а она чудесным образом спаслась в шкафу, – объяснил он Кларе. – Хотя и сильно отравилась дымом, что, по словам врачей, может иметь последствия в будущем.

Он прошел в ванную, и ему пришлось выдвинуть три ящика, пока он вспомнил, где всего час назад видел «Нурофен». В зеркальном шкафчике над раковиной.

Он наполнил шприц десятью миллилитрами и пошел назад. Клара что-то спросила его, но он не понял из-за проблем со связью.

– Секунду, я должен дать Фабьенне лекарство. – Он осторожно выдавил сонной девочке лекарство между губ.

Глотая, она на мгновение приподняла дрожащие веки и тут же снова их опустила.

– Что вы спросили?

– Вы поэтому оставили вашу работу, чтобы быть с ней?

– И поэтому тоже. Но также потому, что был слишком вовлечен. Будучи спасателем или пожарным, необходимо дистанцироваться от всех вызовов. Вы не можете после окончания смены ездить по улицам Берлина и звонить чужим людям в дверь, чтобы узнать, удалась ли реанимация и выжил ли младенец, родившийся раньше срока.

– А вы так делали? – Это был не столько вопрос, сколько утверждение.

И действительно Джулс признался ей:

– Уже до самоубийства Даяны я слишком близко к сердцу принимал все вызовы. Потом все только ухудшилось. Я не мог больше работать на горячей линии и уволился. По-другому было нельзя. Я чувствовал себя мошенником. Как я должен был помогать другим, если не смог спасти даже собственную семью?

– Однако вы говорите со мной.

– Обычно таких чрезвычайных ситуаций, как в вашем случае, в службе телефонного сопровождения не бывает. По крайней мере, меня в этом заверили.

– Тогда вам сегодня не повезло.

– Или вам. Вообще-то я неподходящий собеседник, вам лучше бы поговорить с психологом.

– Я вообще ни с кем не хотела…

Страдальческий, болезненный крик прервал их разговор.

– Это снова ваша дочь?

– Мне очень жаль, – прошептал Джулс, но не Кларе, а семилетней девочке, которую он ни в коем случае не мог потерять. Только не после всего, чем он уже пожертвовал.

– Она не спит? – спросила Клара.

– Скорее в полусне. Я только что дал ей «Нурофен».

Девочка снова приоткрыла веки, глаза вращались еще быстрее, чем раньше.

– Но он еще не подействовал.

– Мне это знакомо. Амели тоже часто подхватывает инфекцию. Особенно после стрессовых дней. Которых так много в последнее время.

Вероятно, потому, что она что-то чувствует. Дети ведь как сейсмографические системы предупреждения. У них самые чуткие антенны.

Джулс слышал, как Клара что-то сказала. Слова прозвучали глухо, словно она прикрыла микрофон рукой, – очевидно, она говорила с водителем. Затем раздалось шуршание, и ее голос снова зазвучал четко.

– Вы ведь знаете какую-нибудь колыбельную?

– Типа «Луна взошла»?

– Спойте ее. Я всегда так делаю с Амели. Это ее успокаивает.

– Я не умею петь, – признался Джулс.

Я умею только говорить по телефону. Ставить себя на место других людей. Чувствовать их боль, переживания и страхи. Но самое важное – избавлять их от этого – у меня никогда не получалось.

В любом случае сейчас у него все равно не хватило бы духу. Кроме малышки он переживал из-за возможного проникновения в квартиру преступника и связанной с этим опасности для них обоих.

– Тогда включите меня на громкую связь, – потребовала Клара.

Серьезно? – подумал Джулс и пожал плечами. Вообще он был против, но, возможно, Кларин голос и правда поможет против лихорадочных кошмаров.

– Момент.

Он принес ноутбук с кухни, отсоединил гарнитуру и включил громкую связь. Поставил компьютер ближе к кровати.

– Пожалуйста, – пригласил он Клару на аудиосцену, которой та сразу же воспользовалась. Ее звонкое – хотя и неумелое, зато очень теплое по тембру – пение успокаивало даже Джулса.

Уже после первой меланхоличной строфы произошло чудо, на какое способна только музыка. Возможно, у химиков и нейробиологов есть естественно-научное объяснение для того взрыва чувств, которое вызывает в человеческом мозге последовательность тонов и тактов. Для Джулса это ощущение воздействия музыки всегда граничило с чудом.