– Привет, Сюзанна. – Она неожиданно занервничала. – Как ты?
– Как? – Сюзанна делано засмеялась. – Ну, у меня такое чувство, как будто я застряла в кошмарном сне. Как будто жизнь скатилась в полный сюр.
Хонор различила в голосе Сюзанны едва сдерживаемый ужас. В нем слышалась какая-то полубезумная нотка, как будто она была под веществами.
– Ты уже знаешь, наверное… конечно, знаешь. Мне предъявили обвинение, но отпустили под залог.
– Я слышала. Да.
– Я только что видела интервью с этой девушкой на Десятом канале, и, похоже, оно стало вирусным. Мне позвонила коллега из школы, сказала, что есть какой-то твиттер-аккаунт – @JusticeForEllie, и там выкладывают старые видео со мной – фотошопят и выставляют меня какой-то маньячкой. Я даже смотреть на это не могу. В общем, я подумала – может, у тебя есть какие-то идеи, что мне делать… если вообще можно что-то сделать… с этими разговорами.
Молчание затянулось. Хонор пыталась сообразить, как же сказать то, что нужно сказать.
– Я не могу, Сюзанна. Есть одна сложность.
– Сложность?
– Я представляю интересы Элли. Пока все это не закончится, мне лучше с тобой не разговаривать. И, разумеется, я не могу давать тебе никаких советов.
Сюзанна рассмеялась, словно не веря своим ушам.
– Ты хочешь сказать – пока все это не закончится, мы с тобой больше не подруги?
– Видимо, да.
Она постаралась, чтобы это прозвучало недвусмысленно.
– А потом, когда все закончится? Тогда что? Делать вид, что ничего не случилось?
Хонор ничего не ответила.
– И как, по-твоему, это все должно закончиться?
Хонор чувствовала жар ее гнева даже на расстоянии.
– Ты знаешь, что одна из нас врет. Или она, или я.
– Да. Конечно, знаю.
– Выходит, ты приняла решение? Выбрала ее?
– Я профессионал. Я должна. Это никак не связано с тем, что я думаю.
– Не связано с тем, что ты думаешь? Это абсурд!
– По закону я обязана консультировать Элли и действовать в ее интересах по мере своих возможностей. Это моя работа. Я не могу бросить ее сейчас. Она еще ребенок, и ее больше некому поддержать. Ее мать… в общем, ее мать не в состоянии ничем помочь. А больше у нее никого нет.
– А это не наводит тебя ни на какие мысли, Хонор? То, что у нее больше никого нет? Может, с ней что-то не так. Может, она с отклонениями. Больная. Иначе зачем бы ей наговаривать все эти ужасы?
– Насколько я могу судить, эта девушка психологически здорова настолько, насколько это вообще возможно после такого испытания. И дело даже не в этом. Я не могу бросить ее сейчас. Это было бы неэтично. С такой ситуацией и взрослому не справиться. Весь этот ажиотаж в прессе – он же дезориентирует. Ты это знаешь, как никто другой. А Элли еще ребенок. Это может ее совсем сломать.
– А как же я? Меня обвиняют в похищении человека, которого я никогда в жизни не видела. Ее бредни могут обернуться для меня тюрьмой. Тюрьмой! На годы.
– Не думаю, что до этого дойдет, – попыталась успокоить Сюзанну Хонор, но та только еще сильнее повысила голос:
– И ты ведь знаешь, что я беременна?
– Я слышала. Поздрав…
– Так что же будет с моим ребенком, если меня посадят в тюрьму?
– Сюзанна, я уверена, что все уладится. Я сказала полицейским и даже Элли все, что думаю. Что все это совершенно невероятно, и… – Хонор умолкла, потом глубоко вздохнула. – И я хочу, чтобы ты знала: я никогда… никогда бы не взялась с ней работать, если бы знала, что ты в этом замешана.
– Но я в этом не замешана. – В голосе Сюзанны было столько негодования, что даже телефон завибрировал. – Не замешана! В том-то и дело. Девушка обвиняет меня, но это безумие. Я ее даже не видела никогда.
Хонор выждала немного. Два, три, четыре…
– Понимаю.
Ее ответ был подчеркнуто индифферентным.
– Что ж, спасибо за честность. Думаю, что в ближайшее время мы не увидимся?
Сюзанна явно пыталась сдержать эмоции, но Хонор слышала в ее голосе легкую дрожь.
– Нет. Думаю, нет. Это было бы… непрофессионально.
Оттого, что она была вынуждена говорить так прямо, ее голос стал резким, и последовавшая за этим пауза была долгой, напряженной.
Затем:
– Хонор?
– Да?
– Ты же сама знаешь, что это неправда – то, что эта девушка говорит. Знаешь ведь? Она врет. Ты была здесь. Ты знаешь меня.
– Может быть… может быть, это просто какая-то ужасная… ошибка?
Хонор знала: Сюзанна хочет, чтобы она, Хонор, хоть сколько-нибудь твердо дала понять, что верит в нее. Но она не могла.
– Ошибка. Вот, значит, что ты думаешь. Серьезно?
– Я не знаю. Я могу опираться только на слова Элли. На то, что обнаружила полиция. Я должна считаться с этим. Это все, что мы можем сделать.
– А мои слова?
– То есть?
– Почему мои слова значат меньше?
Хонор опять глубоко вздохнула.
– Но есть же доказательства. Ее воспоминания. Тесты ДНК. Это нельзя просто сбросить со счетов. И зачем бы Элли врать? Я не вижу причин.
– А мне зачем делать то, что я сделала, по ее словам? Это ведь тоже бессмыслица. Зачем мне держать ее здесь? Чтобы оплодотворить ее – нет, серьезно? Это абсурд. Я ведь даже не старалась забеременеть. Даже не думала о детях с тех пор, как… – Она помолчала. – Эта беременность была совершенно неожиданной. Это случайность.
– Послушай. – Хонор заговорила совершенно официальным тоном. – Нет смысла обсуждать это со мной. Ты должна обсуждать это с Хэлом и с полицией. Я всего лишь агент Элли. Я ничего не могу сделать.
На этот раз Сюзанна ответила после долгой паузы, и слова ее звучали сдержанно.
– Ладно. Ты права. Конечно, ты ничего не можешь сделать. Я поговорю с Хэлом.
Голос у нее был спокойный, но Хонор чувствовала в нем звенящую нотку страха.
Сюзанна, конечно, опытная актриса, но потеряла форму без практики. Или, может быть, эта роль ей просто не по плечу.
«ПОХИЩЕННАЯ:
ИСТОРИЯ ЭЛЛИ КАННИНГ»
Документальный фильм
HeldHostage Productions © 2019
Элли Каннинг: запись № 12
Нужно было бежать. И поскорее. Я понимала: если дело дойдет до физической борьбы, мне ни за что не вырваться. Я слишком долго пролежала в постели и, хотя уже более или менее пришла в себя, все-таки сильно ослабела. Единственный шанс сбежать – не дать той женщине запереть замок на ремне, которым она пристегивала меня к кровати.
Я сказала, что мне нужно в туалет, и тогда она расстегнула ремень и помогла мне дойти. А когда стала пристегивать снова, я отвлекла ее: опрокинула на ковер тарелку с супом. Ей пришлось идти в ванную за мокрой тряпкой, и, пока ее не было, я схватила ключи, которые она бросила на тумбочке, и открыла замок. К тому времени, когда она закончила уборку, я притворилась, что снова заснула. Она ничего не заподозрила – просто поцеловала меня на ночь и ушла.
Я ждала, кажется, целую вечность. Я понятия не имела, который час – в комнате всегда было темно, когда выключали свет, – но мне казалось, что уже ночь. Я слышала, как хлопали двери, а потом были шаги и приглушенные голоса наверху. Но вот наконец, когда стало совсем тихо, я встала с кровати и на цыпочках подкралась к двери. Не знаю, что бы я стала делать, если бы та женщина заперла ее на ключ, но она не запирала – какой смысл? Я вышла из комнаты. Там было две лестницы, одна слева, другая справа, на выбор. Я понятия не имела, куда они ведут, но выбрала одну наугад и стала подниматься потихоньку, надеясь, что дверь наверху тоже окажется незапертой.
Правда, подняться наверх оказалось вообще-то совсем не легко.
Я уже несколько недель почти не вставала на ноги, если не считать походов в туалет, и к тому же меня трясло так, что в конце концов пришлось буквально ползти. Я боялась, что дверь наверху окажется запертой, но она тоже легко открылась. Помню, она чуть-чуть скрипнула, но ничего не случилось. Свет горел, и было видно, что за дверью начинается коридор, а в конце коридора была еще одна дверь. Я тихонько прокралась к ней и вышла из дома.
Вот тут-то мне стало по-настоящему страшно. Там, в комнате, так страшно не было ни разу. Я была уже почти готова вернуться в дом, снова лечь в кровать, залезть под одеяло и заснуть. Ночь была безлунная, и, как только я отошла от дома, стало очень темно. Глаза целую вечность не могли привыкнуть к темноте. К тому же было очень холодно – этого я не ожидала. На мне была только шелковая пижама, которую эта женщина мне дала. На ногах были носки, но не было обуви. Я пошла по подъездной дорожке мимо почтового ящика, а потом по дороге. Хотела убраться как можно дальше отсюда. Ноги все еще как следует не разошлись, так что двигалась медленно.
После этого все помнится как-то размыто. Я шла, наверное, несколько часов. Я понятия не имела, куда идти, поэтому пошла по дороге сначала в одну сторону, потом в другую. Потом еще больше запуталась – не могла понять, откуда я бежала, какой путь безопаснее… И я чувствовала, что вроде как схожу с ума, как будто у меня паранойя. Боялась, что, куда бы я ни вышла, там тоже могут оказаться люди, которые в этом замешаны, – может быть, это какой-то грандиозный заговор. То есть я понятия не имела, что происходит на самом деле. Это было похоже на какой-то безумный фильм про альтернативную реальность, где все оказываются инопланетянами.
Я надеялась добраться до какого-нибудь города или чего-нибудь в этом роде, а там найти безопасное место – автозаправку или полицейский участок, что-то такое. Но вокруг была настоящая глушь. Так я шла и шла, и под конец уже так устала и замерзла, что еле на ногах держалась. А потом увидела эту хижину и вошла, и там было это противное старое одеяло… и я просто завернулась в него и отключилась.