– Нет. То есть я не знаю наверняка. Возможно, она и оказалась на моем участке в какой-то момент, но я об этом ничего не знала.

– То есть вы не знаете, была ли она там?

– Нет, конечно.

Стрэтфорд помолчал немного, заглядывая в свои бумаги.

– Вы ездили в Сидней в субботу, 7 июля, мисс Уэллс?

Я подумала.

– Если это был первый день школьных каникул, то да.

– Могу ли я узнать, какова была цель этой поездки?

– Я ходила на утренний спектакль, который мне давно хотелось посмотреть. Я должна была встретиться со своей старой подругой, тоже учительницей, Лорой Хубер. Это традиция. Мы ходили в театр в конце каждого школьного семестра много лет подряд и решили, что будем ходить и дальше, хоть я и переехала. Мы встречались после первого семестра, на апрельских каникулах, но на этот раз она заболела и не смогла пойти. Я уже заплатила за билеты и очень ждала этого спектакля, поэтому решила все-таки пойти. Наверняка у меня сохранились билеты в электронном письме, могу показать, если хотите.

– А что вы делали после спектакля?

– Что вы имеете в виду?

– Вы еще куда-то ходили? Встречались с кем-нибудь? Или сразу домой?

– Я… Я погуляла по городу. Кажется, купила шоколадных конфет в «Хэйгс». Выпила чашечку кофе. К этому времени было уже довольно поздно, и я поехала домой.

– В какое время это было?

– Какое это имеет значение?

– Ответьте на вопрос, пожалуйста.

– Это было… часа в четыре. Может быть, в четыре тридцать.

– А во сколько вы вернулись?

– Не знаю. Должно быть, около семи. Чуть раньше.

– И вы поехали прямо домой – никуда больше не заезжали?

– Нет, никуда. За Мэри присматривала Салли О’Хэллоран. Ей пора было домой.

– А что было дальше, когда вы приехали?

– Я заплатила Салли, и она ушла.

– Когда мисс О’Хэллоран ушла, было уже темно?

– Да.

– А где вы припарковали машину?

– Где припарковала? Не помню… наверное, возле гаража. У дома, скорее всего, стояла машина Салли. Она всегда опаздывает, и…

– То есть ей не нужно было проходить мимо вашей машины, когда она уезжала?

– При чем здесь моя машина?

Я оглянулась на Хэла в полном недоумении.

Хэл скрестил руки на груди.

– Продолжайте, инспектор. Ближе к делу.

Стрэтфорд не обратил внимания на его слова. Он сделал знак полицейскому в форме. Тот принес одну из картин, изъятых накануне. Стрэтфорд поднял ее передо мной и проговорил прямо в камеру:

– Для протокола. Сейчас я показываю мисс Уэллс картину, взятую из подвальной комнаты ее дома.

Он повернулся ко мне.

– Эта картина была изъята из вашей кладовой внизу во время вчерашнего обыска, мисс Уэллс. Элли Каннинг опознала ее как идентичную той, что висела в спальне, где ее держали. На картине изображена фигура беременной женщины, лежащей на кушетке. Вы что-нибудь хотите сказать по этому поводу?

Хочу ли я что-нибудь ему сказать? Я взглянула на Хэла, тот кивнул.

– Я не уверена. То есть я не знаю, что вы хотите от меня услышать. Это даже не картина, а просто старый постер, который я вставила в рамку.

– Это довольно необычная картина, мисс Уэллс. Я такой точно никогда не видел.

– Но это же не значит… Наверняка таких сколько угодно. Она довольно известная.

Стрэтфорд кивнул полицейскому, и тот отставил картину к стене. Стрэтфорд взял пластиковый пакет из кучи, лежащей на стуле рядом.

– Сейчас я покажу вещественное доказательство номер два, а именно – красно-черные кружевные трусы. Они также были изъяты при обыске вашего дома прошлой ночью. – Стрэтфорд церемонно поднял пакет. – Что вы можете сказать о них?

– Ничего не могу сказать. Я никогда не видела их раньше. Понятия не имею, откуда они там взялись. И у Мэри таких нет. Может быть, их оставил кто-то другой?

– И кем же мог быть этот другой? У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет, мисс Уэллс?

Хэл вздохнул.

– Она же сказала, что не узнает их, Стрэтфорд. Не могли бы вы сказать, к чему ведете?

– Мисс Каннинг утверждает, что этот предмет похож на нижнее белье, принадлежавшее ей, и говорит, что его забрала у нее женщина, которая ее похитила, вместе с другой ее одеждой. Вам есть что ответить на это, мисс Уэллс?

Я покачала головой. Что я могла сказать?

– Попрошу вас говорить вслух, на камеру, мисс Уэллс. Я спросил, можете ли вы что-то ответить на это?

– Нет. Нет, мне нечего ответить.

– Сейчас я покажу вам другие предметы одежды: это вещественные доказательства номер три и четыре.

Он достал из другого пакета бледно-розовую шелковую рубашку с черной каемкой и такие же розовые длинные брюки.

– Вы можете мне что-нибудь рассказать об этих предметах, мисс Уэллс? Для протокола: я показываю мисс Уэллс розовую пижаму двенадцатого размера.

Вот она была мне знакома.

– Да-да! Это любимая пижама Мэри. Она называет ее пижамой Шанель, потому что она похожа…

Хэл уставился на меня сердитым взглядом. Я умолкла и перевела дыхание.

– Вы ее тоже забрали? Она была в комнате внизу? Я ее несколько недель не могла найти, но не знаю, как она могла оказаться в подвале.

– Это одежда, которая была на Элли Каннинг, когда ее нашли.

– Она была на ней? Пижама Мэри? Но как же она…

– Это ничего не значит, инспектор, – сказал Хэл. – Это одежда массового производства.

Стрэтфорд оставил его слова без внимания и снова спросил, не хочу ли я что-нибудь сказать.

Я по-прежнему не понимала, чего он от меня хочет. Пижама выглядела точно так же, как пижама Мэри, и была такого же размера. Но если это была ее пижама, я понятия не имела, как она могла оказаться на девушке.

– Возможно, кто-то стянул ее с моей бельевой веревки, – предположила я. – А может быть, она случайно попала в мешок для благотворительного магазина?

Я не помнила, когда в последний раз отвозила мешок в благотворительный магазин, но высказать такое предположение казалось не лишним.

Стрэтфорд показал мне черную пластиковую щетку для волос.

– Эта щетка – вещественное доказательство номер пять. Она принадлежит вам, мисс Уэллс?

– Я не уверена, но если это та, которую вы забрали вчера вечером, то, полагаю, да. Она определенно похожа на мою.

– Сейчас я покажу вам вещественное доказательство номер шесть. – Он взял папку. – В этом документе – результаты анализа ДНК волос, взятых с этой щетки. – Он передвинул мне папку через стол. – Я дам вам минуту, чтобы прочитать.

Я пыталась разобраться в печатном тексте, но он расплывался перед глазами. Кто знает, что там? Я сдалась: передала папку Хэлу и стала ждать.

– Как видите, ДНК некоторых волос на этой щетке совпадают с ДНК волос, взятых у Элли Каннинг. Как вы можете убедиться, ДНК образца, взятого с вещественного доказательства номер два – нижнего белья, – также совпадает с ДНК мисс Каннинг. Вы можете предложить какое-нибудь объяснение, мисс Уэллс?

Я ничего не понимала. Все это было совершенно необъяснимо. Я покачала головой. Мой голос прозвучал еле слышным писком:

– Нет.

– Сейчас я покажу вам детский поильник, взятый из вашей подвальной комнаты. Эта чашка принадлежит вам, мисс Уэллс?

– Да. Но, как я уже говорила, когда вы ее забирали, – я даже не понимаю, где вы ее взяли. Она лежала в нераспакованной коробке.

– Если вы взглянете на отчет, то увидите, что на крышке этой чашки тоже была обнаружена ДНК Элли Каннинг. Кроме того, мы нашли внутри чашки следы бензодиазепина. Не хотите ли вы что-нибудь рассказать мне об этом, мисс Уэллс?

– Но этого не может быть. Это была чашка моей дочери. И я совершенно точно никогда не давала ей никаких наркотиков.

Спина у Стрэтфорда напряглась, глаза сузились.

– Вашей дочери? Вы не упоминали о том, что у вас есть дочь. Она не живет с вами?

– Нет.

– Где же она?

– Она… – Я перевела дыхание и заговорила снова: – Она умерла в младенчестве. Почти шестнадцать лет назад.

– Понятно. – Он сделал долгую паузу, словно обдумывая эту новую информацию. – А вы можете рассказать мне об обстоятельствах смерти вашей дочери?