Чипс поначалу отказывался играть, но, хотя капризы у Мэри были совсем детские, мыслила она по-взрослому, что позволяло ей хитрить. Если Чипс Рафферти не хочет, чтобы она надоедала ему весь вечер, пусть делает, что она говорит, то есть садится и играет с ней в трабл. Игра с Мэри была непредсказуемой. Иногда по вечерам она впадала в буйство: вопила от радости, когда выигрывала, ругалась, когда ее фишку снимали с поля или та застревала на месте в ожидании все никак не выпадающей шестерки. Она привыкла жульничать – щелкать по кубику, пока не выпадет желаемое число. Но сегодня с Чипсом она вела себя идеально, играла сдержанно и проигрыши принимала, можно сказать, с достоинством. Однако мы вдвоем подстроили дело так, чтобы она поскорее выиграла, и игра, грозившая затянуться до бесконечности, закончилась через полчаса.

Мэри к вечеру всегда ужасно уставала – совсем как маленький ребенок, однако всеми силами старалась протянуть время до сна как можно дольше: требовала то горячего «Овалтина», то чего-нибудь перекусить, то еще немножко посмотреть телевизор. Однако в конце концов, обронив напоследок хамскую реплику («Если собираетесь трахаться, проследи, что он надел презерватив. Я еще слишком молода для внуков»), она согласилась лечь в постель. Правда, понадобилось еще некоторое время, чтобы ее утихомирить. Сначала она потребовала, чтобы я расправила на ней одеяло, подтянула повыше и подоткнула, а потом стала жаловаться, что ей жарко, что она не может шевельнуться и хочет, чтобы я опять сделала как было. Потом ей захотелось пить – я ее что, за верблюда держу? А после этого ей, конечно же, понадобилось в туалет. После прогулки по коридору она снова стала зябнуть и настояла на том, чтобы сменить летнюю ночную рубашку на свою любимую длинную пижаму – розовую, шелковую, которую я купила ей на день рождения в прошлом году и которую она называла «пижамой Шанель». Как всегда в такие моменты, я чувствовала, как во мне закипают злость и обида, а вместе с ними детское желание ущипнуть ее, или толкнуть, или сказать что-нибудь злобное. И, как всегда, я только вздохнула поглубже и прикусила язык.

Еда, которую принес Чипс, была простой, но вкусной: баранина, приготовленная на медленном огне, кабачки, жареная картошка. Специально для меня он испек маленький ломтик тыквы. Ни он, ни я не стали наряжаться по этому случаю – правда, я слегка подкрасилась, а он был чисто выбрит и гладко причесан.

Чипс настоял на том, чтобы самому накрыть на стол, а я откинулась на спинку диванчика и смотрела, потягивая шампанское, как он режет мясо, накладывает на тарелки овощи, наливает соус. Он явно был не новичком на кухне. Мы уселись за кухонный стол, и разговор, вначале немного неловкий, под действием шампанского постепенно становился все непринужденнее.

Он рассказывал мне истории об этом доме, о своей семье, о жизни его далеких предков в этих местах. Первый Гаскойн приехал в Австралию каторжником – факт, который в следующих поколениях предпочитали не афишировать. Я рассказывала ему о школе: сплетни из учительской, пару историй о выходках учеников. Он, кажется, знал бо́льшую часть учителей и почти всех детей и мог поделиться кое-какими подробностями об их семьях, иногда неожиданными, часто даже невероятными. Ничего удивительного, что Деми Барнс дрянь девчонка: и отец ее, Гэри, был таким же, и мать – Дженни Дауни до замужества – тоже была шалая. Чипс почти не сомневался, что у нее был роман с одним из учителей математики, когда они были школьниками. А отец Коннора Макфарлейна, адвокат, – буйный алкоголик, которого следовало бы засадить за решетку до конца жизни.

Меня рассмешил рассказ о его последнем приключении: поездке в Италию и Германию, где он намеревался, но так и не сумел заключить сделки с континентальными покупателями шерсти. Он был классическим простаком за границей, неуклюже пытавшимся вести дела с богатыми и утонченными европейцами, часто к тому же еще и снобами.

– Я должен вам кое-что сказать. Признаться кое в чем.

Голос у него был серьезный.

Я не знала, что на это ответить, поэтому постаралась разрядить обстановку:

– Надеюсь, не в чем-то противозаконном.

Наркотики? Вторая жена? Смертельная болезнь? Судимость? Мне было уже не все равно.

– Стыдновато говорить, но я никогда не смотрел это шоу.

– Какое шоу?

Он уже с трудом сохранял серьезное выражение лица.

– Ту мыльную оперу, где вы снимались. «Серфинг» или как там его. Я никогда его не видел.

– «Пляжная жизнь». Правда? Ни одной серии?

– Ни одной. Мы его не смотрели – у нас тогда только ABC ловился. И Седьмой канал, когда ветер с юга дул.

– Серьезно?

– Серьезно.

– Значит, вы не видели ту серию, где мы с Джейсоном поженились? Я думала, все, кто моложе тридцати, это смотрели.

– Нет, я… погодите, а это разве не из другого шоу? Где Кайли была?

– Ага, значит, вы не совсем невежда. Значит, «Соседей» смотрели все-таки?

– Я же говорю, Седьмой у нас иногда ловился. Но я его смотрел всего пару раз. Честно. И это была полная бредятина.

– Хм. Ну что же, жаль, что вы не видели меня в полном расцвете.

– Жаль. Но вы и сейчас не так уж плохи, знаете ли.

– Не так уж плоха?

– На самом деле я только что заказал все сезоны на «Амазоне».

– Я даже не знала, что он там есть. Правда заказали?

– Нет. Но, может быть, еще закажу. – Он задумался на мгновение. – Или, может быть, вы могли бы сыграть для меня самые важные моменты. – Я поперхнулась вином. – Это сэкономит время. Не говоря уж о деньгах.

Когда ужин был съеден, а шампанское выпито, мы откупорили бутылку красного и перешли в гостиную. Уселись перед камином, который я зажгла еще раньше и который, к моему удовольствию, умудрился не только не погаснуть, а и согреть комнату, которая быстро теряла тепло, хотя была еще только осень. Разговор стал спокойнее и перешел на более личные темы. Чипс рассказал мне о своей женитьбе, о смерти жены, о том, как печалило его отсутствие детей.

– А вы? – спросил он. – Вы ведь были замужем, так? А детей нет?

Я ответила только на первую половину вопроса.

– Была замужем. Мы расстались пятнадцать лет назад.

– И с тех пор у вас никого не было?

– Нет. То есть я встречалась кое с кем, но, должно быть, оказалась… не готова. Вы знаете, как это бывает.

Он знал.

– Так кто он был? Ваш муж? Кто-то, о ком я мог слышать? – спросил Чипс словно бы смущенно. – Наверное, надо было все это погуглить, но я так и не удосужился настроить в новом доме интернет. Да и вообще – нехорошо как-то, правда? Собирать досье на соседей.

– Вы его вряд ли знали. Он был строитель. Стив. – Я почувствовала облегчение оттого, что он так мало знает обо мне. Не очень-то честно с моей стороны – после того, как я сама постаралась навести справки.

– Вот как. – Он, кажется, удивился. – Со стороны, значит? Но в вашей среде это, кажется, не принято?

– Пожалуй. Но я встретилась с ним уже после того, как ушла из актерской профессии. Устроилась на первую учительскую работу на полный день. Школа была в Колларое, добираться туда из Бонди немыслимо, так что я сдала свой дом и переехала туда. Квартирный хозяин прислал Стива привести в порядок пару окон.

– А он после этого не захотел уходить.

– Что-то в этом роде, – засмеялась я. – На самом деле это я переехала к нему: у него дом был гораздо больше и роскошнее.

– Но вы не жили долго и счастливо.

– Не совсем.

– Что случилось? Не выдержал жизни со звездой?

– Не в этом дело. Тем более что вся моя слава к тому времени уже почти осталась в прошлом. Мы жили совершенно обычной жизнью. Я учила детей, Стив строил дома. По пятницам ходили в паб, по воскресеньям ужинали у его родителей. Завели друзей, к которым можно было ездить на барбекю, сделали ремонт. Полная чаша, каменная стена.

Я сама слышала, как тоскливо звучит мой голос.

– Так что же тогда? Вы сами не выдержали? Заскучали по острым ощущениям?

– О боже, нет. Я была счастлива, что покончила с этим. С меня и так хватило.