Она рассмеялась.

Когда они пришли к нему домой, он демонстративно положил на старый диван подушку и узкое одеяло.

– Для меня, – пояснил он, когда Анна взглянула на его старания. – То есть я ничего не ожидаю.

– Я тебя обожаю, – сказала она.

И отвела его за руку в спальню, где на окнах уже висели шторы. Очень кстати.

Весь следующий день они не выходили.

А еще через день они нашли в себе силы выбраться на ланч в «РедФарм», но тут же вернулись домой и не выходили до следующего дня. Раз-другой Джейк извинился, что узурпировал свободное время Анны, не дав ей осмотреть город. Наверняка она ждала от посещения Нью-Йорка чего-то большего, чем эту восхитительную близость и – насколько он мог судить – взаимное удовольствие?

– Именно этого я и ждала, – сказала Анна.

Но следующим утром она оставила его работать и отправилась осматривать город, и остаток недели прошел у них по такой схеме. Джейк старался плодотворно использовать дневное время, а ближе к ночи ехал встречать Анну в то или иное место: музей Нью-Йорка, Линкольн-центр, универмаг «Блумингдейл». Она не могла решить, какую бродвейскую постановку хочет увидеть, и в последний вечер они пошли на нечто по мотивам «Макбета», где зрителям раздали маски, и все стали носиться в темноте по большущему складу.

– Ну и как тебе? – спросил он ее, шагая в сумерках по Челси.

Ее рейс был утром, и Джейк уже с дрожью представлял расставание.

– Что ж, это вам не Оклахома!

Они прогулялись до знаменитого обжорного квартала Митпэкинг[431], недавно обновленного, и стали присматриваться к ресторанам, пока не нашли самый тихий.

– Тебе тут нравится, – заметил Джейк, когда официант принял их заказ.

– Прилично выглядит.

– Нет-нет, я вообще. Про Нью-Йорк.

– Боюсь, что да. Это место… Я могла бы влюбиться в него.

– Что ж, – сказал Джейк, – скажу честно, я был бы не против.

Она ничего не сказала. Им принесли вино.

– Значит, какая-то женщина, с которой ты общался раз в жизни, в течение часа, живущая в другом конце страны, прилетает к тебе на пару дней и давай восторгаться Нью-Йорком, и тебя это ничуть не бесит?

Он пожал плечами.

– Меня много чего бесит. Но, как ни странно, не это. Просто начинаю привыкать к мысли, что нравлюсь тебе настолько, чтобы ты прилетела ко мне.

– Значит, ты считаешь, я прилетела потому, что ты мне нравишься, а не потому, что мне попался дешевый рейс и я давно хотела поноситься по складу в маске, делая вид, что мне двадцать два.

– Ты и выглядишь где-то на двадцать два, – сказал Джейк после секундного молчания.

– Ну и какой смысл? Эта постановка – просто пыль в глаза.

Джейк откинул голову и рассмеялся.

– Окей. Ты сдала в кассу крутой билетик в мир миллениалов. Ты же знаешь.

– Мне по барабану. Я не думаю, что была молодой даже в молодости, а это было не вчера.

Официант принес заказ. Они заказали одно и то же: жареную курицу с овощами. Глядя на их тарелки, Джейк подумал, что они, возможно, едят две половинки одной птицы.

– Так почему ты не была молодой в молодости? – спросил Джейк.

– Ой, это долгая и грустная история. Словно из книги.

– Я бы хотел ее услышать, – он взглянул на нее. – Тебе трудно говорить об этом?

– Нет, не трудно. Но все равно я почти не рассказываю.

– Окей, – он кивнул. – Буду внимать, затаив дыхание.

Для начала она откусила курицу и отпила вина.

– В общем, если по существу, мы с сестрой оказались в Айдахо, в городке, где выросла наша мама. Мы обе были еще совсем маленькими и мало что о ней помнили. Она покончила с собой, к сожалению. На машине бросилась в озеро.

Джейк охнул.

– Мне так жаль. Какой ужас.

– И после этого нас взяла к себе мамина сестра. Но она была очень странной. Она так и не освоила искусство ухода за собой, не говоря о ком-то еще, не говоря о двух девочках. Думаю, мы обе понимали это, мы с сестрой. Но относились по-разному. Когда мы пошли в школу, я стала чувствовать, как они обе все дальше и дальше отдаляются от меня. Сестра и тетя, – уточнила Анна. – Сестра почти перестала ходить в школу. Я почти перестала бывать дома. И моя учительница, мисс Ройс, когда догадалась, что происходит, она просто спросила, не хочу ли я жить у нее, и я согласилась.

– Но… разве никто не вмешивался? То есть социальные службы? Полиция?

– Шериф пару раз приходил поговорить с тетей, но на нее это мало повлияло. Думаю, она на самом деле хотела вырастить нас, просто это было за пределами ее возможностей, – Анна немного помолчала. – Между прочим, я на нее совершенно не в обиде. Не все же, к примеру, умеют рисовать или петь. А она была просто таким человеком, который не умел найти себе место в мире, как большинство. Но я жалею…

Она покачала головой. И взяла бокал.

– О чем?

– Ну, я уговаривала сестру жить со мной, но она не хотела. Она хотела остаться с тетей. А потом в какой-то день они просто уехали.

Повисло молчание, и Джейку стало не по себе.

– И?

– И? Все. Больше я о них ничего не знаю. Они могут быть где угодно. Или нигде. Может, в этом самом ресторане, – она огляделась. – Ну, не похоже. Но такая вот история. Я осталась, они уехали. Я закончила школу. Поступила в колледж. Моя учительница – я привыкла называть ее приемной мамой, но она формально не удочеряла меня. Она умерла. Оставила мне немного денег, это было приятно. Но про сестру… понятия не имею.

– А ты пыталась как-то найти ее? – спросил Джейк.

Анна покачала головой.

– Нет. Думаю, тетя жила довольно-таки маргинальной жизнью, пока не стала заботиться о нас. Пытаться заботиться. Думаю, если они еще вместе, они не станут платить за жилье через банк или пользоваться банкоматом, не то что фейсбуком. Но я завела страницу в фейсбуке и инстаграме в основном для этого. Если они захотят найти меня, им достаточно будет просто сесть за компьютер в любой библиотеке в пределах Америки. Если они мне напишут, у меня сработает оповещение с почты. Я стараюсь не думать об этом, вообще, но все равно… всякий раз, как включаю компьютер или телефон, какая-то часть меня думает: может, сегодня? Ты даже не представляешь, как это: ждать от кого-то письма, которое перевернет всю твою жизнь.

Джейк очень даже это представлял. Но не стал об этом говорить.

– А это… Ну, то есть это все не вгоняло тебя в депрессию? Подростком?

Анна, похоже, отнеслась к его вопросу без особого драматизма.

– Наверно. Большинству подростков знакома депрессия, разве нет? Не скажу, что я в юности так уж много копалась в себе. И если честно, я тогда мало к чему стремилась, так что у меня не было ощущения, что я не могу получить чего-то особенного. А потом как-то осенним утром, в последнем классе, я взяла со скамейки перед кабинетом школьного психолога брошюру Вашингтонского университета. Там на обложке были эти сосны, и я просто подумала… ну, знаешь, такой душевный вид. Что-то такое домашнее. В общем, я написала заявление прямо там, в кабинете, за их компьютером. И через три недели мне пришло письмо.

Подошел официант и унес тарелки. Десерт они брать не стали, но заказали еще вина.

– Ты знаешь, – сказал Джейк, – если подумать об этом, ты очень даже неплохо устроилась.

– Ну еще бы, – Анна закатила глаза. – Пряталась на острове почти десять лет. Дожила до тридцати пяти, не построив ни одних нормальных отношений. Последние три года я усердствую в том, что помогаю полному кретину казаться в эфире хоть что-то понимающим и хоть в чем-то сведущим. Это, по-твоему, очень даже неплохо устроилась?

Он ей улыбнулся.

– Учитывая, через что ты прошла? Думаю, ты просто Чудо-женщина.

– Чудо-женщина – это выдумка. Думаю, я бы предпочла быть обычным реальным человеком.

Джейк подумал, что быть обычной ей точно не грозит. Уже одно то, что она, эта прелестная женщина с серебристыми волосами из лесов Северо-запада и притом такая настоящая, находится здесь, в многолюдном ресторане, в самом шумном районе Нью-Йорка, само по себе что-то из ряда вон – вспышка молнии среди ясного неба. Но сильнее всего, он вдруг понял, его поразило то, что для него все это совершенно в порядке вещей. Сколько Джейк себя помнил, он терзался насчет книг, что писал, и тех, что не мог написать, и людей, проносившихся мимо него, и всегда его терзал глубокий, чудовищный страх, что он недостаточно хорош – какое там хорош – в единственной области, в которой хотел достичь мастерства, не говоря о том, что все окружавшие его люди, его ровесники, с кем-то встречались, и строили отношения, и клялись в верности, и даже создавали своих собственных маленьких человечков, тогда как он с трудом мог найти женщину, с которой ему хотя бы хотелось встречаться, после расставания с той поэтессой, Элис Логан. Теперь же все это улеглось, так внезапно и мирно.